Жить! (сборник) - Даниэль Орлов

Произносит он это смачно, сочно откупоривая букву «п».

Диана от этого бутылочного звука почему-то краснеет.

И отворачивается.

Смутить Диану, нашу хромоножку-проказницу, непросто (ей ампутировали ступню после покушения на ее мужа. От самого господина Степанова лишь фарш остался пополам с баварским железом. Она только подходила к машине, когда сработал заряд; врачи говорили, жуткое везение!). В прошлом «мисс Челябинская область», со всеми вытекающими последствиями, Диана, потеряв супруга и часть ноги, унаследовала всю степановскую империю развлечений: три казино, дюжину кокетливо раскрашенных стекляшек с автоматами и пивом, два полулегальных борделя, неказисто прикидывающихся кабинетами физиотерапии и лечебного массажа. Что-то еще по мелочи. Словом, вдовушка хоть куда. Непоседа.

Даром, что без ноги.

Меня в этой его иракской истории смутил момент с соляными пещерами. Дело в том, что у курдов испокон века были проблемы с солью, вернее, проблема была в том, что соли не было. На их землях. Надо будет про этот Мюр-Кайджи дома в «Британнике» поглядеть, может, ошибаюсь. Всяко бывает…

То, что Диана бесповоротно втюрилась в Ивана Александровича, стало очевидно к концу января.

Она сидела в тихом изнеможении и жадно впитывала его рассказы. Когда он молчал, она провожала каждый его жест кротким умильным восхищением. Сладкая грусть пополам с райским блаженством.

Мы по-прежнему собирались каждый вечер в нашем деловом клубе, кроме тех редких дачных или охотничьих вылазок: зима выдалась морозной, даже по нашим, совсем не южным, понятиям. Минус тридцать, а то и ниже.

Полковник Селезнев вдруг странным и на удивление кардинальным образом изменил свое мнение об Иване.

Он по-прежнему записывал все телефонные разговоры, рылся в его электронной почте (наш «Гранд Отель», где жил Иван, был нашпигован полковничьими штучками), пытался навести какие-то справки через своих (как он говорил, хитро подмигивая всем лицом) «коллег в Центре».

Похоже, что именно кто-то из этих «коллег» и подкинул полковнику новую версию.

– Он из группы генерала Грязнова, Индо-Пакистанский сектор, – с мрачной драматичностью произнес полковник. – Как я сразу не догадался? – Он смачно плюнул в камин. – Группа «Зет». Неудивительно, что даже в конторе на него никакой информации нет. У них секретность – «ноль». Люди-призраки… – добавил он.

– Так что, он из ваших? – спросил я.

Полковник мрачно кивнул:

– Из наших…

И снова плюнул.

Позже случился разговор, который окончательно убедил полковника в правильности этой версии: «Наш, – щерясь крупными, как фасоль, зубами говорил он потом мне. – Нутром ведь чуял, что наш!»

За десертом зашел разговор о собаках.

Иван оказался не только поклонником, но и большим знатоком.

Увлеченно рассказывал о классификации, истории разных пород, забавных собачьих случаях.

Рассказал, как они с принцем бин Даудом охотились на степных лисиц. Иван подарил принцу пару русских борзых и учил его тонкостям нашей псовой охоты. Принц, сам страстный охотник, был в невероятном восторге: «Прослезился даже, потом снял с мизинца перстень с изумрудом в семь каратов (а такие крупные изумруды дороже алмазов), говорит: «Ты теперь как брат мне, Иван».

А еще для меня, например, оказалось полным откровением, что наша русская борзая была выведена от английской борзой, всегда был уверен, что наоборот, – ну вроде как с радио, Попов – Маркони…

И что в начале девятнадцатого века каждый уважающий себя помещик просто был обязан держать борзых (типа как у нас это было с «шестисотыми»), своры доходили до сотни и больше.

И что стандарт породы был установлен лишь в 1902 году, и ему соответствовали всего пятнадцать собак! Пятнадцать!

А индекс растянутости кобелей около 102 сантиметров, а сук – около 105. Суки, они чуть пластичней. Чем кобели…

Ну да бог с ними, с суками.

Просто, когда Иван рассказывал про борзую, полковник, будто вспомнив что-то вдруг, этаким простачком, перебил его:

– Да-да… А, кстати, вы случайно генерала Кутепова не знаете? Мне говорили, большой любитель… Борзых, в смысле, соба…

Иван железным взглядом обрезал его на полуслове:

– Не имею чести знать.

Произнес, отрубив каждое слово, и вколотил их с оттягом. Как гвозди.

Полковник стушевался, заморгал, мучительно улыбаясь красивыми фальшивыми зубами, зазвенел ложкой, выскабливая крем-брюле, потом вовсе уронил розетку и полез под стол.

Из-под стола подмигнул мне и показал большой палец.

– А вы знаете, господа, как африканцы племени мгулу разделывают тушу слона? Это крайне любопытно. И поучительно отчасти. Дело в том, что мгулу живут в каменном веке. Сегодня. И в каменном веке. Представляете?

Все уже вокруг Ивана.

Диана млеет рядом. Их отношения явно продвинулись. Она вовсю мнет его рукав, крадучись кладет ладонь на колено.

Полковник, поймав меня взглядом, скосил глаза. Сделал лицо. Позже, утащив за пуговицу в угол, прошептал мне в ухо:

– Наша-то хромоножка его…

И сделал неприличный жест руками:

– У меня и пленочка есть…

Я пожал плечами.

– Эх, – с обидной безнадежностью махнул он, – интеллигент… Это ж какая зацепочка!

Я понимающе закивал: «А-а-а!» И невпопад процитировал, чуть переврав:

– И в благодарность за его лобзанья,Которыми он будет вас душить,В приливе откровенности сознался…

Селезнев перебил меня:

– Сечешь ведь! Когда захочешь… – И добавил: – Высоцкий, да? Люблю!

Очевидно, полковник решил использовать свою тайную паутину информации, компромата, шантажа и бог весть чего еще, дабы через Диану прояснить хоть что-то относительно нашего гостя.

Методы полковника Селезнева работают безотказно. Профессионал, что и говорить.

Уже через пару дней Диана рассказала ему все, что знала. Увы, ничего нового: что «да» – звонки и разговоры на чудном языке почти каждый день, пару раз звонили даже заполночь, и что «нет» – Иван на эту тему не говорит. Да, пыталась. Несколько раз приставала, расспрашивала. Отмалчивается.

«А однажды взял меня за подбородок, в глаза посмотрел – от этого взгляда вот такие вот мурашки по спине – жуть! – и сказал: «Двухходовка! Или грудь в крестах, или голова в кустах! Миллионы! Миллиарды!»

Полковник взлохматил пегие остатки волос, простонал:

– Я так и знал! Миллиарды! Вот ведь сволочь какая! Как бы в долю войти… А, Диан?

Вдруг Иван исчез.

Не появился один вечер. Другой.

Полковник злобно косился на красноносую нашу хромоножку, та шмыгала и терла глаза комком платка – явно она все испортила, дура!

Все наши слонялись из угла в угол, скучно напиваясь и цепляя ногами за ковры, на бильярде и в карты играть не хотелось, даже ужин с лобстерами из штата Мэн, которых так ждали всю неделю, прошел вяло.

Надо было признать, что Иван стал не просто любимцем нашей компании, он стал ее стержнем.

Иван появился на третий день. Бодрый, яблоки щек с мороза. Улыбнулся, как всегда, с прищуром.

Ну вот и слава богу – облегчение-то какое, выдохнули все.

А потом все закрутилось-завертелось, карусель, да и только. Мне как раз привезли щенка, белого с черными ушами, мордатый – ух! – из Португалии, города Лиссабона. Февраль уже был, точно, чуть потеплело сперва, а после метель на неделю зарядила, холод, да еще с ветром – вот тебе наша зима русская, будь здоров, не кашляй!

Наши только и шушукались про Иванову «двухходовку»: Диана по секрету, взяв страшную клятву, рассказала каждому, по очереди. Строили всякие нелепейшие предположения, изнывали от зависти и любопытства.

Тут-то все и разрешилось.

Диана появилась в клубе рано. Потребовала шампанского. Принесли. Она кричит: «Всем!»

Возбужденная, размахивает руками, пальцы топырит. На пальце – кольцо. Чистейшей воды, карата три. Изумруд.

– Иван, – сама задыхается, шея краснотой пошла, пятнами от волнения, – Иван мне предложение сделал! Свадьба на Пасху. Воды-то дайте, Христа ради! – И полковнику тихо: – Мы в доле! Ты себе не представляешь, Вова! Миллиарды!

Вот тебе раз!

Тут как раз и жених пожаловал – Иван пришел чуть позже, перед самым ужином.

Сдержанно, как обычно, со всеми раскланялся – кивок да полуулыбка. Как английские лорды в кино. Даже и не понять, то ли улыбнулся он тебе, то ли так, почудилось. Ну, да к этому все давно привыкли.

Ужин прошел как обычно, а вот после ужина, когда все перебрались в курительную, вот тут-то Иван и раскрыл свои карты.

– Палладий девятнадцать.

Иван сказал это и откинулся в кресле, неловко прикусив большую «Монте-Кристо» и щурясь от сигарного дыма: он обычно толстые не курил. Щурился и разглядывал нас, одного за другим.

А мы молчали.

Ждали про «двухходовку».

Мягким железом цыкали напольные часы, нервной искрой постреливал камин, на кухне Арина глухо, как в подушку, ругалась на кого-то матом.