Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори - Габриэль Готье

Ночь подошла к концу. Стараясь не глядеть на моих милых сестер, маленькие, почти кукольные, тела которых уже окоченели, стараясь не видеть ни кровь, которая запеклась на их разорванной в клочья одежде, ни этих ужасных гримас, в которые превратились их милые личики, я слезла с дерева и пошла, ничего не видя перед собой. Я знала, куда идти. Стоило мне сделать несколько шагов — и как будто из воздуха появился прекрасный конь. Не знаю как, но я каким-то чудом оседлала его. Мне сразу не поверили, но им пришлось, когда нашли следы насилия и мертвые тела, когда раскрыли заговор против нас, который родился в отупевших головах тех крестьян. Заговор, который молчаливо поддерживали и другие. Жадность управляла ими. Они готовы были расправиться со всеми, захватить себе наш дом и земли, и если бы не их природная медлительность, они так и поступили бы.

Тех крестьян нашли. Именно тех мужчин и женщин, которые бесчинствовали у дуба. Мне и раньше приходилось видеть, как наказывают восставших холопов. Я видела, как их до костей обдирают тяжелым кнутом за провинности, как им выжигают глаза, вырывают пальцы, видела, как корчатся в пламени костров нечистые женщины. Я видела смерть и страдания. Они были обычным делом во времена моего детства. Но за все то, что совершили эти люди, они должны принять такие страдания, по сравнению с которыми обычные наказания кнутом можно счесть милой шуткой. И смерть по сравнению с этими страданиями — желанный подарок, которого будет ждать каждый из них.

Долго ли придется ждать? Это зависит теперь лишь от меня. Я вызвалась сама воздать им по заслугам. Мои родные были так подавлены случившимся, что не думали о том, чтобы мне возразить или удержать меня. Я после той ночи на дубе ночи, пронизанной тихим безнадежным плачем моих милых сестер, перестала быть ребенком. Когда все было кончено, мой дракон ненадолго забылся.

Когда обидчики, разваливаясь на части, по очереди испустили дух, я почувствовала, как из распахнутых ворот амбара, в котором мы вершили свое правосудие, потянуло свежим ветром, напоенным ароматом неизвестных мне цветов. Я вышла, чтобы лучше понять, что происходит. Была звездная ночь, было холодно, но тот ветерок, который коснулся меня, нес тепло. Мне казалось, будто я знаю это тепло, будто я всегда жила рядом с ним. Через мгновение я начала различать легкое сияние. Ко мне приближались две фигуры. Полупрозрачные, они подошли ко мне, и я различила в них моих сестер. Они не были жуткими призраками. То были они — такими, как я помню их в наши лучшие годы. «Как же мне вас не хватает, — сказала я им. — Как мне не хватает наших игр». Я почувствовала, как шершавый комок поднимается к горлу, как дыхание перехватывает. Тогда одна из теней коснулась меня. Это напоминало касание теплого ветерка. «Мы всегда будем с тобой, мы будем говорить с тобой, ты сделала все, что могла и отомстила за нас», — сложились в моей голове слова.

Я отомстила за сестер. Но дракон снова был на свободе. И то, что они явились и подтвердили, что отомщены, ничего не значит для него. Месть дракона не знает границ. И я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова убить его.

Глава 4. Ференц: «Не турки — главный наш враг…»

Блеснет заветный меч, главу снимая с плеч, —

и рухнет враг постылый.

А можно и свою главу сложить в бою

и лечь, теряя силы.

Где ж павшие друзья? В желудках воронья,

быть может, их могилы.

Ференц Надашди — супруг Элизабет Батори, успешно воевал против турецких захватчиков. Он отличался особой жестокостью, за что получил прозвище «Черный рыцарь». Поэт Балинт Балашши погиб в битве при крепости Эстергом в 1594 году.

Сколько помню я себя, всегда я на коне, всегда запах пороха и сабельный звон рядом со мной. И сейчас тоже. Мы идем к крепости Эстергом. Пора уже выдворить оттуда солдат Османской империи. Да и не только оттуда. Вот уже много лет на моей земле идет война. По мне, так не надо нам ни Габсбургов, ни турков. Моя земля ни в тех, ни в других не нуждается. Но с турками нам никогда не ужиться, поэтому войском, частью которого являюсь и я, и мои люди, командует эрцгерцог Матиас. Все смешалось в этом мире. Но я все же готов принять смерть не за него, а за мою Венгрию.

Мой боевой товарищ, Балинт, как всегда, что-то пишет на привале. Чудной он. Бывает, пули свистят, а он будто и не слышит их. Как выдумает что, так хоть убей его, а дай записать. Мне не так уж и интересно, но он порой читает мне. Пишет он больше о любви. Все у него Юлии, да тенистые дубравы. Я-то знаю, что он ни одну Юлию, или красавицу с именем попроще, не пропустит. Да солдату от женского внимания вреда никакого. Какой вред, когда сегодня ты есть, а завтра уже и нет тебя?

Он опять взялся читать мне то, что нацарапал. Я и сказал ему: «Напиши-ка ты о войне, о нас с тобой, о боях и о победах». Он помедлил немного, потом выхватил лист бумаги, да и не успел я оглянуться, как Балинт весь лист заполнил буквами. Заполнил, и отдал мне. Только и сказал: «После прочтем».

Спрятал я этот листок подальше, двинулись мы в путь. А в пути только и дела, что о доме вспоминать. Элизабет, должно быть, ждет меня. Она всегда меня ждет. Ведь с часа нашей помолвки, когда мы еще совсем детьми были, я по пальцам могу перечесть дни, когда были мы с ней вместе. Я ведь то на военной учебе, то в походах. Конечно, мои военные дела сделали наш дом самым высоким и прочным во всей Венгрии, да только ни за какое золото не купишь тепла родной души. «Мой милый Ференц, возвращайся скорее!» — против воли вспоминаю ее прощальные слова.

Хотелось бы мне защитить ее и детей от всех несчастий этого мира. А сделать это я могу лишь здесь — в седле моего боевого коня, окруженный моими людьми и моими товарищами. Поэтому я здесь.

Всю землю выжгли турки, все разграбили. Если не нужно было бы им, как прочим людям, есть да пить, они бы и все живое уничтожили. Кто дал им право считать себя здесь хозяевами? Они засели в крепости. Вижу кучи камней и чаны на ее стенах. В этих чанах они будут греть воду, смолу, да что ни придется, и если мы решим брать крепость штурмом, выльют все это на нас. Вижу жерла пушек, которые глядят из бойниц. Это ведь наши пушки! Венгерские! Жаль, что пушкам все равно, в кого стрелять. Иначе они развернулись бы и направили бы свой огонь против наших врагов.

Турецкие тюрбаны белеют иногда в прорезях стен. Караулят. И нас, конечно, заметили. Ждут. Дождетесь вы у меня.

Вечереет. Слышно, как могучий Дунай несет свои воды к морю. Сегодняшний день прошел без единого выстрела. Мы, под покровом ночи, без огня, подобрались поближе к крепости. Нужно было окопать пушки. Если турки решатся выйти, огонь наших орудий будет очень кстати. Конечно, что-то было заметно в крепости. Хотя знай турки, что здесь, на самом деле, творится, бежали бы они, наверное, из крепости, или тут же начинали атаку.