Олигарх 3 - Михаил Шерр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня даже на слезу прошибло после общения с маркизой. Против её плана у меня никаких возражений не было.
Покойный маркиз был плантатором и часть дохода семьи была с плантации сахарного тростника. Маркиза одна из немногих на Кубе, кто видел в черных рабах хоть каких-то людей и её муж постепенно смягчился и стал своеобразной белой вороной среди плантаторов. Он своих рабов не освободил, но относиться стал к ним более менее по-человечески, не изнурял их работой по двадцать часов в сутки во время страды и у него не издевались на невольниками и физически наказывали только за дело.
Маркиза после смерти мужа вообще запретила физические наказания и собиралась всем дать свободу, а плантацию продать. Она была достаточна богата, чтобы прожить и без этой плантации, единственная загвоздка в её планах была дочь.
Большую часть жизни девушка провела в Европе, после окончания войны семья путешествовала по миру. И лишь за год до смерти маркиз решил вернуться на свою малую родину, на Кубу.
Вероника категорически не хотела выходить замуж за отпрыска какого-нибудь плантатора, но после смерти отца боялась уезжать с Кубы. На «Геркулесе» она оказалась случайно, как говориться за компанию, статный русский моряк ей сразу очень приглянулся. А тут она еще узнала, что у него нет крепостных, в её понятиях русских рабов и она тут же влюбилась в Николая.
Услышав этот рассказ, я подумал, недаром говорят, с кем поведешься от того и наберешься. У этой сладкая парочка в отличие от моей светлости хотя бы несколько дней было влюбленности пока они все не порешали.
Да, дела однако. Недаром Николай Андреевич так в этот поход рвался. Видать сон был ему вещий.
Матушка Николая и по совместительству моя теща, осталась в Гаване, а мы двумя бортами пошли на Пинос.
К острову мы шли два дня и подошли к нему ближе к вечеру. Нас встретили сигнальным выстрелом из пушки небольшого, но достаточно крепкого укрепления. Высаживаться ночью мы не стали и стали на якорь.
Во избежания неприятностей я приказал не только усилить вахты, но и патрулировать ночью акваторию вокруг кораблей.
В южных широтах стремительно наступает не только ночь, но и день. Мы решили не спешить с высадкой и сначала хорошо осмотреться, но островитяне решили по другому и сразу же после восхода выслали к нам свою небольшую канонерку.
Сразу же после нашего прибытия в Гавану, на остров послали одного из офицеров порта с известиями о грядущих переменах и на носу канонерки я разглядел именно его.
Поднявшись на борт «Геркулеса» офицер отсалютовал мне своей шпагой и набрав полную грудь воздуха, громко и торжественно продекламировал:
— Ваша светлость, главы трех семей ожидают вашего прибытия.
Пора шла эта церемония, Паскуале по долгу службы расспросил моряков лодки о морских глубинах вокруг острова. Прибывший офицер после рапорта тоже сразу же попал в его цепкие руки и быстро что-то начал отвечать, отчаянно жестикулируя. Паскуале конечно не такой полиглот как Джузеппе, но языки западного Средиземноморья знал и более-менее свободно общался с кубинцами.
Ожидая вердикта старшего офицера, я рассматривал моряков лодки, крестный и Николай в подзорные трубы внимательно изучали подходы к острову, а Джузеппе общался с экипажем лодки.
На носу лодки была небольшая пушка, я в калибрах 19-ого века не сильный спец, но это была скорее даже пушечка. Возле неё стояли два испанских солдата в потрепанной и грязной форме вооруженные какими-то допотопными мушкетами. На фоне наших моряков, одетых с иголочки и вооруженных современными американскими винтовками, они смотрелись жалко и комично.
Моряков на лодке было четверо, они одеты были вообще непонятно как и вели себя привольно, лениво развалившись в лодке и не спешно беседуя с Джузеппе.
Закончив беседу с испанским офицером к нам подошел Паскуале, а увидев это и Джузеппе.
— На острове осталось всего пятнадцать белых людей, это главы трех семей со своими людьми, все остальные уже уехали, в том числе и два десятка американцев, которые жили здесь в небольшом поселении выше по течению реки и рядом они держали небольшое ранчо, — Паскуале начал доклад с положения дел на острове, резонно предположив, что меня в первую очередь интересует это, а не подходы к нему.
— С главами семей два американца, они должны с вами решить имущественные вопросы. Белые все решили покинуть остров, остаются два десятка негров с семьями. Они смотрят за скотиной, здесь сотни две быков, десяток коров и около тридцати взрослых лошадей. Американцы сначала психанули и хотели сжечь свои дома и ранчо. Но главы семей их угомонили. Они быстро собрались и уехали, оставив двух человек для переговоров с вами. Следом уехали и большинство членов семей.
Доклад вполне исчерпывающий, все остальное посмотрим на месте.
— А как с подходами к острову?
— Испанец утверждает, что здесь напротив устья реки глубины больше тридцати футов и на милю выше по реке. Остров, — Паскуале показал на небольшой и узкий островок немного правее устья реки, — остается по правому борту.
Джузеппе подождал конца доклада и показав на лодку, дополнил.
— Это почти весь испанский гарнизон, там, — он показал на небольшое укрепление на левом берегу устья реки, — осталось еще двое таких же бедолаг. Пушек у них больше нет.
Джузеппе показал на оборванных солдат и скривился в ухмылке.
— Вояки, спят и видят как с этого острова ноги унести. Чуть ли не вплавь готовы отсюда плыть.
Я повернулся к крестному, как заходить решать ему. Крестный меня понял и отдал команды.
— Скажите офицеру, что он свободен. Прикажите спустить две шлюпки и начать промеры фарватера. Заходить будем только по результатам своих промеров. Николай Андреевич, этим попрошу заняться вас. А господин Ружицкий со своими людьми пусть занимает форт, его мы усилим десятком наших моряков. Выполняйте, господа.
Засвистела боцманская дудка и по палубе забегали моряки «Геркулеса», сигнальщик начал передавать сообщение на «Сарагосу» и там начали тоже спускать шлюпки. Адмирал решил не рисковать и паруса пока не ставить.
Джузеппе немного дополнил сказанное о положении на острове. Главы трех семей, проживающих на острове, довольны предстоящими радикальными переменами своей жизни и теми материальными плюшками какие они получат с этого и мнение других их не интересовало.
Так же как и американцев, которые здесь были на правах арендаторов. Свои хозяйства они перед передачей разорять не стали и не позволили это сделать американцам, которые сначала психанули и хотели все свое сжечь.
Самым ценным дополнением Джузеппе был рассказ о построенном американцами причале на левом берегу реки, в полукилометре от укрепления в устье реки.
Моряки с испанского катера, утверждали что глубина реки возле причала тридцать пять футов до время отлива. Если это правда, то на этом причале мы можем и пршвартоваться. При полной загрузке осадка нашего парохода составляет девять метров, а тридцать пять футов это десять с половиной. Джузеппе кстати просветил меня, что маленькая пушечка называется фальконетом или просто фальконом.
Неожиданно начавшаяся американская эпопея уже начинала влетать мне в копеечку и если бы не первые поступления с биржи ставок, то пришлось бы отрупоривать кубышку или брать кредиты. В России деньги например уже точно кончились, осталось только на текущие расходы на жизнь и приходилось уже думать об экономии, а готовый причал на самом деле штука весомая.
Я конечно все равно рассчитывал обойтись без кредитов и вскрытия кубышки, но до осени поступления могут быть только с консервного завода, эти крохи которые пойдут на поддержку штанов, и регулярные доходы с клуба.
В полдень мы осторожно вошли в устье реки. Ян Ружицкий без проблем занял испанское укрепление и прежние хозяева тут же погрузились на свою лодку и направились на Кубу.
Главы семей спокойно ждали нас на причале, они рассчитывали сегодня тоже покинуть остров. Их одномачтовый шлюп был готов в любую минуту отдать якорь.
Томить глав семей я дальше не стал и через час они и американцы, довольные результатами сделки не зашли, а забежали на борт шлюпа и отправились на Кубу, а мы спокойно продолжили заходить в реку.
Около трех часов мы наконец-то пришвартовались у речного причала. Молодцы американцы, ничего не скажешь. Причал конечно деревянный, но добротно и крепко сделанный, длиной почти сто метров и шириной метров тридцать до самого берега.
«Сарагоса» бросила якорь в устье реки
