Путешествие в ЭДЕМ. Исторический триллер - Пётр Лонгин

В этот момент гражданин Антонов-Овсеенко монументально подымает голову к небу, и тут невидимый воробей загаживает ему пенсне. Иван фыркает и давится от смеха. К Ивану сзади подкрадывается 1-й урка, хлопает его по левому плечу и, пока Иван оборачивается, заходит с другой стороны, хватает винтовку и тянет к себе. Иван не поддаётся. Состязания по перетягиванию винтовки прерывает подошедший 2-й урка с красным бантом на груди. 2-й урка старше, солиднее и явно «авторитетнее» первого. 1-й урка резко отпускает винтовку, Иван падает.

2-й УРКА Ша, мальчик!..

1-й УРКА Ба… Какие люди на свободе!.. Прыщ!

2-й УРКА Не Прыщ, а товарищ Прыщ!.. (показывает на красный бант) Оставь винтарь в покое! Это оружие не для нас.

1-й УРКА Но…

2-й УРКА (проникновенно) А что ты скажешь о новеньком… чёрненьком… пахнущем свеженькой смазкой… волыне системы Нагана… (поигрывает револьвером перед носом коллеги)

1-й УРКА (пытаясь ухватить револьвер) Сколько?

2-й УРКА (вырывая револьвер) Совершенно бесплатно…

1-й УРКА Где?

2-й УРКА Тут рядом, во дворце Кшесинской… Я дам рекомендацию…

Иван внимательно прислушивается.

1-й УРКА Куда?

2-й УРКА В большевики!.. Понял? Они всем своим наганы выдают…

Иван вмешивается в разговор.

ИВАН Эй, товариш-ши, возьмите меня с собой!

1-й УРКА Хиляй, служивый, от нас подальше…

2-й УРКА Уж больно от тебя окопом воняет… (зажимает нос)

ИВАН Хорошо, хорошо…

Иван отступает на пару шагов и идёт следом за урками.

1-й УРКА А меня примут?

2-й УРКА Не смеши меня, мальчик!.. (сурово, как на допросе) Происхождение?!

1-й УРКА (На мгновение остолбенев, заливается хохотом) Дворянское столбовое! Рожден на Охте, во дворе, за дровяным сараем!..

2-й УРКА (с юморком) О-о!.. Рабоче-крестьянское! (сурово) В тюрьме-на-каторге бывал?

1-й УРКА (Торжественно) Литера «Р»!.. Рецидивист!

2-й УРКА Не рецидивист, а пострадавший от царскому режиму!.. Кобу-налетчика знаешь?

1-й УРКА (презрительно) Кто Кобу не знает! Странный он..

2-й УРКА (усмехаясь) Так, он у них в паханах. Хоть и не в главных… Мне лично рекомендацию в партию давал… Да, и общак у большевиков – о-го-го… (сурово, как на допросе) Чем промышляешь?

1-й УРКА Чем-чем… Гоп-стопом, гоп-стопом и ещё раз гоп-стопом!

2-й УРКА Смени «феню», мальчик! Теперь у нас не «гоп-стоп», а «экспроприация»!.. То же самое, но как идейно обоснованно…

Урки, смеясь, идут во дворец Кшесинской. Иван – за ними.

ИВАН (снова запевает)

По Питеру всё дальшеИдёт Мошонкин Ваньша…Причём, учти,По верному пути!Эх, мать моя – крестьянка!Про всю, про жисть-жестянку,Спрошу, придя,Я батюшку-вождя…Избавь, товарищ Ленин,От классовых сомнений!Ильич!.. Ильич!..Всю правду расталдычь!

Глава шестая. ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ НАСЛАЖДЕНИЙ

Митингующийся народ молча лузгал семечки, с ленивым любопытством вслушиваясь, о чём вещал с балкона лысый сердитый оратор, не умеющий, при случае, даже правильно выговорить фразу «фаршированная рыба, товарищи!». В толпе митингующегося народа торжественным полушопотом эту фразу передавали друг другу уже в нескольких местах

– Това-ищи! – говорил сердитый докладчик, – Тъебуйте отставки буйжуазного Въеменного Пьявительства!… Миы – хижинам, война – двойцам!.. Вся власть Советам Ябочих и Солдатских Депутатов!.. Фабъики – ябочим, земля – къестьянам, миы – наёдам! Каждому голодному – хлеба, каждому бездомному – двойец, каждому ябочему – станок, каждому къестьянину – лошадь, каждой лошади – сено, каждому сену – собаку, каждой собаке – кость, каждой блохе – тоже собаку!.. Да здъявствует социалистическая еволюция! У-я!

«Может, и не фелшер даже. Может, даже натуральный цельный дохтур!» – помечталось Ивану, глядящему снизу на суетливого и малопрезентабельного лысого фелшеришку.

– Ничё не понимаю, – встрепенувшись, сердито поморщился Иван, пытаясь понять, о чём идёт речь, – Мобуть, поближе подойтить?…

Пока Иван, колотя винтовкой по спинам митингующихся и по-деревенски слегка вычурно при этом раскланиваясь и извиняясь, пробирался к входной дворцовой двери, митингующийся народ что-то трижды хором проорал, прогалдел и, гудя бодрыми, громкими, решительными, но уже приватными голосами, незаметно и решительно куда-то рассосался.

Заветная входная, красивая как конфетка, дверь перед самым носом Ивана вдруг резко распахнулась, и от удара по лбу Иван присел на брусчатку. Из распахнутой двери показался товарищ Эйно Рахья с двумя револьверами наизготовку. Не обратив излишнего внимания на ушибленного дверью Ивана, он осмотрелся, обернулся и поманил кого-то рукой. Вслед за Рахья из особняка быстрым шагом вышли товарищи Ленин, Зиновьев с раскрытым блокнотом, в котором он что-то строчил карандашом, и семенящая за ними следом Мария Ильинична Ульянова с бутербродами на подносе. Кавалькада миновала ошарашенного Ивана и направилась в сторону переулка.

Ивану оставалось только подняться с брусчатки и шагнуть в открытую дверь…

Старший матрос Поршман в этот момент нёс своё революционное дежурство за письменным столом в бывшем гардеробном зале с зеркалами, прикидывая в уме варианты, как провести эту дежурную ночь с наибольшей для себя пользой и удовольствием.

Дверь открылась, и в помещение буквально втолкнулся (или воткнулся) вооружённый трёхлинейкой и оловянным чайником, обескураженный Иван с красным лицом и вытаращенными глазами…

Ощущая себя при важном официальном исполнении, дежурный матрос состроил зверское лицо, глянув на вошедшего пристально и сурово, затем широко улыбнулся и, будто огрев плёткой коренного рысака, с места понёс в галоп…

– Ба-а, какие люди! – Ну, входи, входи, срань окопная, не бзди. Ну, здорово, что ль! Как там тебя?

– Нижний чин, Престолопоклонный Иван! – вставил Иван.

– Здравствуй, Иван!

– Здорово, товарищ!

– Флот пехоте не товарищ!.. Мы – братва! Дай-ка пять! Старший матрос Поршман-Боеголовкин, Феликс Давыдович! Для близких друзей и блядей – просто Феликс.

– Здравия желаем, товарищ Пеникс!..

– Здорово, Ванюша!.. Давай-ка почеломкаемся. Царский режим мандой накрылся, теперь все люди – братья!

– Ито, правда, браток! – согласился Иван, поспешно утерев себе лицо рукавом, – Давай, что ли, похристосуемся… М-м-м-м… Чмо! Чмо! Чмо!

Матрос, как вампир, впился в Ивановы губы, которые тут же онемели и утратили всякую чувствительность.

«Ха! З-з-з-з… Ч-вок! Ч-вак! Чу-фыкс!» – клокотало и булькало во рту у Ивана, где безраздельно хозяйничал огромный раскалённый язык, казалось, не только самого дежурного матроса Поршмана, но и всего революционного балтийского морфлота.

– Воистину того, товарищ Пеникс! – чуть не подавился воздухом полузадушенный Иван, когда матрос Поршман, с усилием неимоверным, оторвался наконец от своей жертвы.

– Х-х-х! Ф-ф-ф-ф-ф, – отдувался Поршман.

– Товарищ Пеникс… Браток, а ты, часом, куревом не богат? – робко поинтересовался Иван.

– Ф-с-з-з! Табаку, Вань, не держим…

– Ан, врёшь, браток… А гумажка на что?

– Дура… Это ж для марафету.

– Чаво?

– Ну, это… для кокаину, – качнувшись, Поршман направился к своему дежурному посту за столом.

– Ча-во? – оживился Иван, услышав интересное незнакомое слово.

– Да, для дури, деревня.

– Для ду-у-ури?.. – по-детски изумился Иван.

– А ты сам спробуй. Накося… Да, ты винтарь отставь, чайником не греми! Вот. Зырь на меня, – Поршман носом потянул из рассыпанной щепотки бумажной трубочкой белый порошок, крякнул и передал трубочку Ивану, – Потяни. Ну! Н-ну…

– Х-р… Б-хай! Б-хай! Бхек-к! Р-р-р-р… – болезненно отреагировал Иван, выпрямляясь над столом с испачканным белым кончиком носа.

– Ну? Н-ну?, – настаивал Поршман.

– Х-хи! Х-х-хо! Бхек-бхек… Б-хе-хе-хек! Х-р-р…

– Н-ну-у?

– Х-р-р-р-р… Пропст!

– Как-как?

– Госпр! Х-р-р-р-р…

– А ты, Вань, как думал!

Слёзы брызнули из голубых Ивановых глаз.

– Про-поди-гос-сти! Х-р-р-р… Про-гос-сти-поди! Х-р-р-р! Х-р-р-р…

– Сивушки для полировочки, Вань? Чистый янтарь!

– Х-ха! Г-га… И-и-грэк-ха! Грэ-к-ха! Прос-ти, Гос-поди… Ик! Ик! От… И-и-и-и… Б-б-хай! Б-б-б-хай! Б-б-б-б-ха-ха– хай… Господи, прости… От-т, пробуровило, мать твою!

Поршман удовлетворённо откинулся на стуле.

– Вань, станцуем?

– Ажно, взопрел! Ф-ф-ф-ф, – обратил Иван свой светлый взор к потолку, ладонями размазывая слёзы на мокром круглом лице.

– Шинелку-то скидавай! Щас я тебя фрейлиной разодену – лебедя будешь представлять, – не унимался Поршман, – Вань, всё скидавай!

– Батюшки… Хто ето? В углу стоить, зубьми лязгаеть? – встрепенулся Иван.

– Штаны, штаны сымай!

– В углу! Хто ето? Сам без порток, рожа красная… Зубьями скрыпить! – уточнил Иван, указывая пальцем в сторону стенного зеркала в углу зала.