Потаенная любовь Шукшина - Тамара Пономарева

И все-таки, что же собой представляла в те годы симпатия Шукшина, по имени Мария Шумская?

Сам Василий Шукшин и помнившие ее во времена, когда начался их бурный роман, помогли мне создать образ, в общем-то, для деревни послевоенного периода не вписывающийся в обычные рамки, а оттого еще более притягательный и романтичный.

Даже в трудное время залечивания послевоенных ран Мария одевалась лучше всех местных девушек. Если у других на ногах были сапоги из свиной кожи - Шумская щеголяла в хромовых, блестящих. Сверстницы прятали свои ноги под штаны (мода такая тогда в сибирских деревнях была), которые торчали из-под юбки, а Мария гуляла в желто-коричневых тонких чулках. Все шили костюмы из толстого материала, называемого шевиотом,- она носила бостоновую юбочку и красивую импортную кофточку. Стройные ноги Марии были обуты в туфельки на низком каблуке 35-го размера, для сельских девушек непривычного. О таких размерах деревенские обычно говорили, что у хозяйки их "китайские ноги". Все в этой девушке вызывало у местных женихов волнение, восхищение и разного рода мечтания!

Отец Марии Шумской работал председателем сельпо, что по местным меркам считалось должностью чуть ли не выше председательской. Мать была домохозяйкой, опять же для сельчан - предмет зависти, поскольку здесь все вкалывали от зари до темна.

Маша, говорят, красотой пошла в отца. После войны, в 1946 году, девушка эта в сравнении с сельскими невестами - одногодками, действительно, выглядела "богатенькой".

И Василий Шукшин - моряк гордился, что у него такая великолепная подружка, что верно его ждет, не в пример некоторым, и мечтал среди однообразия армейских буден, как однажды вернется в Сростки и обязательно совершит в честь Марии что-нибудь такое, что поднимет в глазах этой сибирской красавицы его на недосягаемую высоту, и она будет гордиться, что он, ее жених, тоже парень не промах!

Они мечтали, как и многие в их возрасте, о счастливой совместной жизни и умирать собирались вместе - в один день и час.

"Хорошо, что я не кинорежиссер..."

Матрос Василий Шукшин вскоре был списан с флота из-за открывшейся язвы, кончившейся прободением стенки желудка. Эта болезнь и позже давала о себе знать в самое неподходящее время. Трудное детство, недоедание, недосыпание, непосильная для мальчика работа в конце концов сказались на здоровье Шукшина.

Возвращаясь из армии, Василий Макарович не мог миновать узловой вокзальный пункт - Москву. Это сейчас ее немного разгрузили самолеты, побочные города, а тогда столичные вокзалы напоминали вавилонское столпотворение, столько в каждом набиралось приезжего и проезжего люда.

Шукшин отправился погулять по Москве, подивиться ее средневековой и современной архитектуре, посмотреть историческую Красную площадь, увидеть в лицо москвичей. Впечатления были захватывающими! Недалеко от набережной сел на скамейку, чтоб отдышаться.

Билет достал на поезд, который отбывал из Москвы глубокой ночью, значит, время оставалось прийти в себя и кое о чем даже подумать. Но ночное бдение Василия Шукшина прервалось неожиданно и памятно. К нему подошел странный человек и спросил, кто он такой и что тут делает. Пришлось дать небольшое пояснение. А человек вдруг сказал:

- Пошли ко мне! Я сегодня тоже один.

Оба оказались сибиряками. Это у нас, в Сибири, как национальность: неважно, будь ты украинец, русский, бурят, хант, манси. Сибиряк - это всем открытые двери, сердце, кров и тепло человеческие.

Позже Шукшин вспоминал, как впервые в жизни вошел в квартиру, где были ковры и прекрасная мебель, чувствовался во всем такой достаток и комфорт, что Василий Макарович, сраженный этим недосягаемым великолепием, двигался первое время на цыпочках. А человек назвался режиссером. Начал жаловаться на трудную судьбу свою, на какие-то киношные беды и напасти, да так красочно рассказывал, что Василий про себя подумал: "Очень хорошо, что я не кинорежиссер и никогда им не буду!"

"Аттестат - мой подвиг..."

Вернувшись в Сростки, решил сдать экстерном экзамен на аттестат зрелости. Провалился по математике. Остался на повторный экзамен. Осенью пересдал. Это уже совершались подвиги в честь Марии!

После армии Василий Шукшин и Маша Шумская поженились. Родня жениха приняла невестку с распростертыми объятьями. Поначалу все в Сростках были очарованы этим союзом двух юных сердец. И все в жизни молодоженов шло ладно да спокойно.

- И Вася, и я,- вспоминала позже Мария Ивановна,- понимали, что он станет известным писателем, поэтому я не взяла его фамилию. Я с трудом переношу внимание ко мне посторонних людей.

Мария готовила любимую куриную лапшу Василию, а по вечерам они, сидя на крылечке вдвоем, пели задушевно "Вечерний звон":

Вечерний звон,

Вечерний звон.

Как много дум

Наводит он!

Бом-бом...

И всем сросткинцам любо было смотреть на эту дружную, удивительную пару, будто специально созданную природой друг для друга.

Мария уже в те годы каким-то тайным женским чутьем угадывала в Василии сокрушительную силу, скрывавшую в себе нечто грозовое для ее устоявшегося уклада жизни. Она дистанцировалась от нее, на всякий случай интуитивно отгораживаясь невидимым барьером,- ведь у большинства женщин интуиция сильно развита для сохранения потомства и жизни на земле.

Мария искренне верила в будущность таланта Василия: писать он начал рано, почти со школьной скамьи, но более серьезно - с шестнадцати-семнадцати лет, учась уже в техникуме. Со многими сочинениями своего суженого этой поры будущая жена Шукшина была знакома.

По свидетельству сестры, Натальи Макаровны Зиновьевой, Василий Шукшин свои рассказы уже тогда отправлял в Москву, в журнал "Затейник", а может, и не только туда. Ответы, видимо, приходили отрицательные; может, поэтому позже он выберет не литературную стезю, а кинематограф.

И здесь нельзя не упомянуть об одной ускользнувшей от многих исследователей детали, перед которой я, замерев, не могла не остановиться.

Краевед В. Гришаев в своей книге "Тропою памяти" мимолетно сообщает о том, что у Василия Шукшина был необычный блокнот: обложка металлическая, а на верхней половине Распятие изображено. Внутри - нарезанная бумага. В свободную минуту Василий вынимал этот блокнот и начинал писать, а металлическая обложка становилась как бы опорой. К тому же всегда перед лицом было Распятие Христа, пострадавшего из-за любви к человечеству. Особенно увлекался Василий сочинительством на уроках математики или физики, может, эти предметы его не очень-то интересовали.

Но ясно, что уже в юные годы, подсознательно или сознательно, Василий Шукшин выбрал свой крест. Ничего случайного не бывает у таких людей, как он или подобных ему. В судьбах их каждая деталь имеет немаловажное значение. Это еще и вызов тем обстоятельствам, в которых молодому человеку суждено было родиться, учиться, трудиться. Не забывайте, он жил в эпоху полного отрицания Бога.

Из автобиографии В. М. Шукшина:

Считаю своим маленьким подвигом - аттестат. Такого напряжения сил я больше никогда не испытывал. После этого работал учителем вечерней школы рабочей молодежи, исполняя одновременно обязанность директора этой школы. Преподавал русский язык, литературу и историю в седьмом классе.

Именно к этому периоду жизни можно отнести воспоминание преподавательницы истории Людмилы Рубисевич:

В 1953 году я вошла в 10-й класс и вижу на последней парте молодого человека в тельняшке. Я подумала, что, возможно, он из районо, так как в сравнении с другими школьниками выглядел намного старше. Это был Василий Шукшин. Он решил сдать экстерном экзамены за среднюю школу на аттестат зрелости и стал посещать школьные уроки, для того чтобы подготовиться к экзаменам. В тот день у меня была тема "Десять сокрушительных ударов Сталина". И когда я уже возвращалась домой, Вася догнал меня и сказал: "Извините, Людмила Алексеевна, вы говорили про десять сокрушительных ударов, а у меня одиннадцать". Ему предстояло сдавать одиннадцать предметов на аттестат зрелости. И все их выдержал.

Поэтому лично меня не удивляет, что он был таким известным писателем, режиссером, актером.

Наступил поворотный 1953 год, когда в ЦК КПСС, после смерти И. В. Сталина, произошли серьезные перемены.

Шукшин некоторое время исполнял обязанности директора вечерней школы и преподавал русский язык и литературу. Не соврал он Владимиру Жупыне стал после армии учителем, человеком самой уважаемой должности на селе.

Но, как вспоминал позже Василий Макарович:

Учитель я был, честно говоря, неважнецкий. Без специальности, образования, без быта. Но не могу и теперь забыть, как хорошо, благодарно смотрели на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда мне удавалось рассказать им что-то новое, важное и интересное. Я любил их в такие минуты и в глубине души не без гордости и счастья верил: вот теперь, в эти минуты, я делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас таких минут. Из них составляется счастье.