Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга - Николай Адлерберг

Я был в Палате во время обыкновенного заседания; комната была наполнена национальными депутатами, из них многие очень горячо толковали, возбуждая всеобщее одобрение слушателей.

Не понимая греческого языка, я не мог судить об их словах, но знаю только, что речь касалась предложенной одним из членов новой финансовой системы.

Здесь не место входить в настоящее положение Афин и всей Греции, ни в нравственном, ни в административном отношениях; это завлекло бы меня в бесконечные политические рассуждения, которых я себе решительно предположил не включать в рамку моих путевых рассказов.

Глава III

ПАРОХОД «ЛЕОНИДАС» – КАПИТАНСКАЯ КАЮТА – ОСТРОВ СИРА – ПАРОХОД «МИНОС» – КАРАНТИННЫЕ ПРАВИЛА – ПРЕПРОВОЖДЕНИЕ ВРЕМЕНИ В МОРЕ – АРХИПЕЛАГ – БЕРЕГА АФРИКИ – НАЧАЛО БУРИ – СМЕЛОСТЬ КАПИТАНА – ПРИЕЗД В АЛЕКСАНДРИЮ

Десятого апреля около двух часов пополудни я оставил Афины и в четыре часа на французском военном пароходе «Леонидас» отплыл от берегов Пирея. Погода была тихая и море спокойно; командир судна, капитан Rostaing, старый заслуженный офицер, скоро со мной познакомился, и я нашел в нем приятного спутника; он много пожил на свете, помнит Францию в разные эпохи бурных ее переворотов и много видел замечательного. Добродушным, откровенным и весьма занимательным разговором он незаметно сократил часы пребывания моего на «Леонидасе».

Весьма понравилась мне капитанская каюта на пароходе; она устроена вверху палубы, на корме, или, говоря морским языком, на юте; вдоль одной стены каюты, во всю ее ширину, протянут мягкий турецкий диван, покрытый роскошными коврами; посреди противоположной стены – чугунный камин, окруженный всеми принадлежностями из полированной английской стали, на нем привинчены столовые часы. Богатое оружие, отделанное в восточном вкусе, живописно развешено по сторонам. В одном углу письменный стол и шкаф с дорожной библиотекой; неподалеку висят большие географические карты; низенькие табуреты из сахарного и розового дерева, с резьбой и перламутовыми украшениями; множество трубок с большими цареградскими янтарями, серебряные кофейники и чашки в восточном вкусе и разная мелочь дополняют роскошное украшение каюты. Против письменного стола, с другой стороны, стоит стол, покрытый меркаторскими картами и математическими инструментами; тут же: рупор, телескоп, компас, солнечные часы и прочие необходимые для моряка принадлежности. Возле стола в стену искусно вделан шкафик из пальмового дерева, вмещающий в себе множество хрустальных графинов, наполненных водкой и ликерами всех сортов – другая своего рода необходимая принадлежность моряка. Но мой поседевший в морях капитан был в этом отношении редким исключением из общего правила: хоть он и моряк первой степени, моряк что называется с головы до пяток, однако же сам не пил ни водки, ни вина, а только на убой потчевал всех, кто попадал в его гостеприимные руки.

Часов около десяти вечера мы остановились у острова Сиры.

Другой французский пароход, фрегат «Минос», лежал на якоре, ожидая прибытия «Леонидаса», чтоб с привезенными на нем пассажирами плыть к берегам Африки.

Французское правительство содержит десять военных пароходов одинакового размера, каждый во сто шестьдесят сил, для беспрерывного сообщения с Италией, Алжиром, Грецией, Турцией и Египтом.

Распростившись с командиром «Леонидаса», мы в одиннадцать часов вечера перешли на новый пароход, но лишь на другой день в пять часов подняли якорь. Мы ожидали парохода с французской корреспонденцией из Марселя; сильный ветер и шторм, застигнув его на высоте Мальты, замедлили его плавание, и он только к четырем часам пополудни достиг до Сиры.

Пароход «Минос» лишь накануне прибыл из Египта, а как законом признано за необходимое все суда, прибывающие от африканского берега в Европу, считать в чумном положении, не разбирая, есть ли чума в Египте или нет, то и мы, взойдя на палубу «Миноса», подчинились общему правилу и с той же минуты вошли в число подвергшихся карантинному очищению. Всякое судно, приходящее в европейский порт от берегов Африки или Сирии, состоя на чумном положении, обязано выставлять большой желтый флаг, служащий предупредительным сигналом для всей гавани и для прилежащих судов, чтоб они остерегались всякого с ним сообщения; в противном случае им угрожает опасность подвергнуться немедленно той же участи. Каждому судну выдается, при отправлении его, патент или карантинный лист, в котором записывается медиками и директором карантина число и час отправления судна, с означением притом, сколько именно времени оно должно оставаться в подозрительно чумном положении. Обыкновенно дни, проведенные в море, идут в счет очистительного срока. Дойдя до места своего назначения, судно, все под тем же карантинным флагом, бросает якорь на довольно дальнем расстоянии от прочих судов и продолжает выдерживать определенный термин, не спуская с борта ни одного пассажира и не вступая ни в какие прямые сношения с жителями гавани. Карантинное начальство (la Santé) в лодке подплывает к судну и посредством длинных железных щипцов, осторожно, или лучше сказать боязливо, принимает карантинный лист; держа его на воздухе, перевозит на берег и уже там, проколов бумагу в нескольких местах, бросает ее в особый ящик для окурки и очищения от чумной заразы. Дно этого ящика устроено решеткой, под которой на горячих углях горят можжевельник, хлор и другие вещества, признанные ослабляющими силу заразы. По миновании очистительного срока, карантинный чиновник привозит письменное разрешение освободить судно от чумного положения, и уже тогда оно получает окончательное право свободного сообщения (libre pratique).

По карантинным законам на востоке кто после заката солнца сойдет с борта, хотя бы для отдельной по морю прогулки, подвергается смертной казни. Положительно можно заметить, что все суда и местные карантинные правления с необыкновенною строгостью исполняют лежащие на них обязанности, и если это, с одной стороны, полезно для страны, укрывающейся от заразы, то с другой, когда эта предосторожность не основана на достоверных сведениях о чуме, а только принята неизменным правилом на всякий случай, она служит большим подрывом для торговли, а для путешественников весьма обременительным препятствием.

В продолжение быстрого моего путешествия на восток, я выдержал пять карантинов, из которых один был продолжительнее и тягостнее другого, так что провел почти половину времени своего путешествия в подобных мучениях – действительно мучениях: это слово не слишком сильно для обозначения тех неприятностей, которым подвергается путешественник в восточных карантинах.