Видеть Бога как Он есть - Архимандрит Софроний (Сахаров)

Для уяснения моей мысли приведу пример. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет сам о себе, что ему многажды являлся некий свет, и он любил этот свет и тянулся к нему, но долгое время он не знал: Кто есть сей свет? Наконец, в один из моментов видения света он обрел в себе дерзновение спросить: Кто Ты? И получил ответ, и познал, что являвшийся, как Свет, был Иисус Христос. После сего он не только пребывал в любви, но и “знал” эту любовь. Соединение переживания и познания привносит в нашу жизнь достоверность.

Подобные опыты и других аскетов легли в основание учения Церкви о несозданной природе являвшегося им Света.

“И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во Имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах” (Лк. 24: 46-47). Велик невыразимо дар покаяния: с ним связано проникновение духа нашего в Тайны безначального Бога, Отца нашего. Не иначе, как чрез покаяние мы воспринимаем бытийно Откровение: каким прежде сотворения задуман Человек в предвечном Совете Святой Троицы.

Познание Бога вездесущего разумными тварями осуществимо повсюду. Но для стяжания его далеко недостаточно посредничество богословских школ и книг. Истинное познание неизъяснимым образом проникает в самое существо наше, когда Он с нами. Действенное пребывание Бога в нас означает введение нас в самый акт Божественного Бытия. И именно этим путем сообщается духу нашему живое, никем неотъемлемое ведение о Нем (ср. Лк. 10, 42). Вернейшее средство достигнуть сего блага — покаянная молитва, дарованная нам по вере во Христа.

Без того, чтобы созерцать первую творческую идею Бога о Человеке; без того, чтобы переживать святость Бога, не придет к нам сожаление о понесенной нами в падении потере с должной силой. Мы можем страдать в нашем данном положении; мы можем отчасти и как бы с расстояния чувствовать Огонь Божий и чрез сие в соответствующей нашему разумению мере — каяться. Но совсем иное покаяние, уже тотальное, мощно захватывает все наше существо когда нетварный Свет дает нам видеть наш внутренний ад и вместе ощущать Святость Живого Бога.

В состоянии глубокого плача нашего о грехах чудным образом внутри нас воспринимается действие Самого Бога, отечески обнимающего нас тесно-тесно в любви Своей, Сей тонкий Дух неудержим нашими усилиями. Когда Он отходит от нас, мы снова погружаемся во мрак смерти; Мы ищем Его, но Он, все наполняющий, ощущается в недосягаемой дали.

Когда я измеряю себя заповедями Христа: любить Бога всем существом и ближнего, как самого себя, тогда я не имею возможности судить о том, насколько я далек от стоящей предо мною цели. Мне кажется тогда, что я еще не достиг покаяния, пламя которого все же коснулось меня и дало о себе знать. В свое время поразили меня слова умирающего Сисоя Великого явившемуся ему безначальному Господу: “Дай мне, Христе, время на покаяние”... Стоявшие около его одра братья спросили: “Ты ли еще не покаялся?” Святой ответил: “Поверьте, братия, я еще не начинал каяться”. Для братьев слова Сисоя явились показателем, что он достиг возможного на земле предела совершенства.

Парадоксальным кажется сие, но именно так воспринимается нами Божия безначальность. Томительная жажда Бога Живого, перейдя меру наших сил вынести, вырывает наш дух из всего тварного и вводит в некую неизобразимую бездну духовного пространства, где ничего и никого нет, кроме Бога любви и видения Его беспредельности. Там не видится Свет, как таковой, но нет там и мрака, ибо бездна сия странным образом прозрачна, и умное око беспрепятственно уходит в бездонность, и никогда не достигает края.

Верующим свободною от сомнений верою во Христа, как Бога Творца и Бога Спасителя нашего, в покаянном порыве дается опыт и ада, и воскресения прежде смерти по телу. Покаяние не есть лишь мысленное действие, как перемена нашего интеллектуального подхода ко всему, совершающемуся в мире. Этой перемене, этому обращению нормально сопутствует чувство горечи за себя, как я есмь, сожаление сердца моего о разрыве с Богом Святым. Нет большего горя, чем сие сознание, при котором я вижу себя воистину худшим всех и всего. Все земные переживания временны, а отношения наши к Богу — вне-временны. Выброшенные в просторы вечного Духа молитвою, исторгающеюся из ненависти к самому себе, мы молимся без возврата внимания на себя.

Всякое созерцание божественных реальностей возможно не иначе, как если дух человека придет в состояние, в какой-то мере соответствующее созерцаемому. Действительно: может ли связанный когтями гордости иметь внутри себя пребывающим Смиренного Духа Святого? Возможно ли в судороге ненависти и прочих темных страстей видеть недомысленный Свет Божества? Или как “презирающий”, хотя бы “одного из малых сих” (ср. Мф. 18, 10) — будет богословствовать о Божественной любви? Итак, только пребывая ощутимо в благодати Духа Святого, удостаивается человек видения бессмертной славы и незаходимого Света.

Каждое истинное боговидение есть дар Великого Бога, делающего нас причастниками Своей жизни: смирения и мира, премудрости и ведения, любви и благости. Чрез вселение в нас Нетварной Силы сообщается нам безначальная жизнь. В силу чего спасенные люди становятся “безначальными” (не по существу, а по благодати).

В пределах Земли суждение о степени дарований основывается на мере нашего подобия Христу в нашем мышлении, переживаниях, в наших молитвенных воздыханиях: “Ибо в нас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе” (Флп. 2, 5), Который “во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти” (Евр. 5, 7). Пребывая в Духе Христовом — мы становимся сынами Отца Безначального и богами еще отсюда.

Быть может не лишне подчеркнуть, что для внешнего наблюдателя, не познавшего опытом христианской жизни, нет ничего достойного внимания в таком носителе невещественного Света. Верующий человек — чаще аскет в пустыни — может быть жалким бедняком в своем физическом явлении, одетым по-нищенски, беззащитным пред лицом Князя мира сего, но по внутреннему духу он все же истинно велик. Царство, к которому он принадлежит по дару Свыше, не есть от мира сего.

В начале покаяния преобладает горечь, но вскоре за тем мы видим, что в нас проникает энергия новой жизни, производящая чудесную перемену ума. Само покаянное движение предстает как обретение Бога любви. Пред духом нашим выявляется все яснее неописуемо великолепный образ Первозданного Человека. Узрев сию красоту, мы начинаем сознавать, какому страшному искажению подверглась в нас первичная идея о нас Творца. Свет, от Отца исходящий, дает нам “познание славы Божией в Лице Иисуса Христа” (2 Кор. 4, 6). Сам Он сказал об этом: “Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец” (Ин. 6, 44). Благодать покаяния раскрывает в нас образ Сына Отчего. О, сколь болезнен сей процесс. В сердце наше проходит меч своим раскаленным концом. И как говорить об ужасе, который овладевает нами при этом? И как описывать сей акт воссоздания нашего Богом? Образ Единородного и Единосущного Отцу Сына и Логоса возжигает в нас сильное желание уподобиться Ему во всем. И снова мы оказываемся в парадоксальном положении: мы страдаем, но иным, неведомым прежде страданием. Оно, страдание сие, вдохновляет нас, а не убивает. В нем соприсутствует нетварная сила. Мы бываем брошены в Божию беспредельность. Мы в изумлении от совершающегося внутри нас события. Мы превзойдены величием его (события). Мы сжимаемся, мы умаляемся до крайности в сознании о себе самих, и вместе с тем Бог приходит обнять нас, подобно евангельскому Отцу (Лк. 15, 20). Страх и трепет отходят от нас, давая место “удивлению Богом”. Он облачает в драгоценные одежды; Он украшает нас высокими дарами, лучший из них — всеобъемлющая любовь. Наше первое, покаянное страдание прелагается в радость и сладость любви; теперь любовь принимает новую форму: сострадания всякому существу, лишенному Света Божия.

Велик восторг еще и оттого, что мы начинаем воспринимать волю Бога о нас; мы видим себя вовлеченными в творческий процесс Самого Бога; мы были сотрудниками Ему в нашем собственном восстании от падения и искажений; и вот: Он поставляет нас быть Его “соработниками” на Его “ниве”. Такова последовательность возрождения нашего в Духе чрез покаяние.

Господь во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти, и услышан был за Свое благоговение; хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и совершившись сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного... О сем надлежало бы нам говорить много; но трудно изъяснять глубины христианской жизни людям, не имеющим в сей дивной сфере должного опыта (ср. Евр. 5: 7-11).

Христос “для всех послушных Ему” сделался единственным путем и не отказывает им уподобляться Ему в молитве. Что скажу я, ничтожнейший из всех людей? За время долгой жизни моей и я “приносил Ему молитвы и моления с сильным воплем и горячими слезами”. К этой молитве приводило меня мое отчаяние за самого себя, когда я ставил себя на суд заповедей Христа. Бывало, что мучительная горечь ненависти к себе, бросив меня в неизобразимую словом бездну, отступала затем назад, давая место светоносной любви. Я думал, что любовь моя становилась безвозвратной; мне казалось, что я лежу у порога входа “во внутреннейшее за завесу” (Евр. 6, 19), откуда никак бы не хотел возвращаться на покинутую мною Землю. Господь, однако, не благоволил взять меня.