Кэр-десятник - Василий Кузьмин

Глава 3

Меч входит в грудь воина, практически не встречая сопротивления — я знаю, куда бить, чтобы зря не тупить оружие об кости. Живой еще несколько мгновений не может поверить в произошедшее, с выпученными глазами хватаясь руками за лезвие клинка, а потом… потом обмякшее тело сползает на бревенчатый пол. Третий на моем счету за сегодня и, кажется, наконец, последний…

Это могло бы даже показаться забавным… С какими мыслями я шел в эту атаку, какие надежды лелеял — я почти убедил себя, что сумею хотя бы поколебать нерушимую узду приказов, что смогу крикнуть людям: "Бегите! Спасайтесь, пока можете…", ну, или хотя бы просто попытаюсь отыскать еще кого-то вроде Жент, кого-то такого, кто не подпадает под строгие формулировки инструкций. И ведь могло, могло получится — я ведь был не один: в этот раз Валешка сражалась со мной бок о бок и я мог бы спокоен, что никакое везение не поможет одуревшему от страха ополченцу так по-глупому нарушить мои планы… Как же я был наивен…

Этот город уже десятый или одиннадцатый на моем пути… А сколько их был до меня — кто знает, память не дает ответа…. В любом случае, именно в этот раз, кажется даже до самых твердолобых дошло, что мы не сказка, не бабья выдумка, а смертоносная угроза, гибельная и неотвратимая… Ни детей. Ни женщин. Ни стариков. Одни воины. Профессионалы, а не ополченцы. Эти даже не попытались дать нам "правильный" бой — о нет, зато они сначала почти час обороняли ворота, а затем заставили нас с боем брать чуть ли не каждый второй дом в этом городище… Да — это были хорошие воины, и не их вина, что они не знают, как бороться с немертвыми.

Что нам кипяток, что нам камни, сыплющиеся со стен — что нам сами стены, в конце концов! Это все остановит живых, но не нас. Да теперь потери были серьезнее — но… нам наплевать на это, мы не считаем потерь… Все, кроме меня…

Трое убито — хотя правильнее сказать: не подлежат восстановлению, убить нас как раз нельзя. Сам я отделался раздробленной рукой и вмятиной на черепе — мелочи, к вечеру некромагия не оставит и следа от этих повреждений. Хуже другое: по пути к черепу шестопер умудрился помять шлем, а вот он-то сам по себе восстанавливаться не будет: придется искать городскую кузню и чинить — таков приказ. Впрочем, в кузне сегодня будет очередь — из всех кого я видел, одна лишь Валешка, словно бы и не была в бою… ну, не считая запекшейся крови, залившей половину нагрудника. Даже сотник, который, казалось бы, стоит далеко не в первых рядах, и тот какой-то помятый и перемазанный в крови. Нет, все-таки хорошо, что я оставил Жент на холме около города под охраной Фалка, он, кстати, сам вызвался — похоже, все-таки мысль о сражениях под знаменами тьмы претит ему гораздо сильнее, чем нам. Девочке точно не следует это видеть. Ни как они нас, ни, тем более, как мы их. Кстати — что-то эти двое запаздывают, я же приказал подходить через десять минут после того, как мы войдем в ворота: того гляди, нас на смотр соберут — а у меня в десятке бойца не хватает! Тут уж мы не отвертимся — обязательно начнут разбираться…

Впрочем, стоило мне лишь задуматься об этом, как в дверном проеме замерла фигура воина в грязно-сером маскировочном плаще:

— Прибыл согласно приказу, десятник. Жент я оставил в караулке у ворот — там сейчас пусто… не считая трупов врагов…

— Правильное решение, Фалк. Нечего светить мешком перед сотником. После смотра я сам за ней зайду — а ты, как и раньше, давай по списку.

— Хорошо. Еще кое-что, десятник…

— Что-то случилось?

— Не совсем. Вы ведь видели в караулке такого рослого мужчину в зеленом плаще?

— В караулке я не был… к счастью — там десятка полтора наших порубили, пока мы не прорвались… Но кажется, я видел того, о ком ты говоришь: он командовал обороной на стене. Во всяком случае, зеленый плащ на нем был.

— Жент говорит, что он не местный. И я с ней согласен.

Я пристально смотрю на него, пытаясь понять к чему он клонит — ну, неместный, и Тьма с ним: нам-то какое дело — тут в этих городах, кого только не встретишь, я вон даже с Жент пока не определился: кто там у нее в роду затесался — гоблины? Гномы? Ясно только, что не люди… А этот зеленоплащник — ну, рубился он, положим, знатно, да и командир видать толковый был: где он только эту каменюку откопал — в ней тонны три не меньше, как только стена не обвалилась — зато, когда на наших она грохнулась… хотя, впрочем, сотней меньше, сотней больше…

Не знаю может ли что-то отразиться на черепе немертвого, но в любом случае Фалк прочел мои мысли, как по книге:

— Нет, десятник, вы не так поняли: не в смысле, что не отсюда родом, а в смысле, что он не воин этого города. Я видел эмблему у него на панцире — и готов поклясться Светом: это символ королевской гвардии. Он поменялся за триста лет, но не достаточно, чтобы я его не узнал.

Однако… А вот это уже интересно — хотя хорошей новостью я бы это не назвал. Ибо несмотря на мое отношение к гвардии — а оно такое же, как и у любого настоящего солдата — появление пусть даже и одного гвардейца говорит о том, что халява закончилась, началась серьезная война… а значит шансы уцелеть и сберечь нашу подопечную стремительно приближаются к нулю.

— Гвардейцы… Кажется, эмблему на броне разрешают носить только с сотника, не так ли? Нашему господину будет очень интересно узнать, что обороной руководил сотник гвардии.

— Десятник! Разве так можно — одно дело повиноваться и свовсем другое добровольно помогать Тьме!

О, Свет… или Тьма? А неважно… В любом случае, на секунду мне показалось, что передо мной стоит тот прежний, живой Фалк — с тем же фанатическим блеском в глазах и абсолютной уверенностью в своей правоте. Впрочем, иллюзия длилась лишь доли секунды — у нас же даже нет глаза, это всего лишь солнце бликует на шлеме, а что касается уверенности — надеюсь, что смерть сделала его сговорчивее.

— Фалк, вот поэтому мы с тобой и не могли ужиться, пока были живы! Во-первых, господин все равно узнает. И лучше будет, если эту весть принесем мы — чуть больше доверия никому еще не помешало. Во-вторых, если честно, то проблемы гвардии короля и проблемы Света — это две большие разницы, ты же, в конце концов помнишь, где они были, пока мы воевали здесь! И я не хочу даже думать о том, чтобы подвергнуть кого-то из нас, а тем более Жент риску только из-за того, что господин ошибется в своих планах из-за недоставка информации. Понятно.

— Да, десятник. Если вы так считаете.

Это было сказано так, что готов поспорить, если бы у Фалка было лицо, на нем было бы написано выражение глубочайшего презрения, на какое только способен человек… Может, он, конечно, и прав, но… но разве каждый не служит Свету так, как считает нужным, не правда ли?