ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №6 2007 г. - «ЕСЛИ»

— На пушку берешь, начальник. Каждый лох знает, что, проникнув в подсознание, врач может принять там любой облик, хоть родной мамы, хоть огнедышащего дракона. И вообще, во сне меня видели, во сне и ловите.

— Поймаем, не беспокойтесь.

— А как же несанкционированное проникновение?

— А мы с санкции прокурора.

— Прокурор не может дать такого разрешения. А то вы влезете в чужую душу в милицейских сапогах и такого там наворотите, что после вас только под тяжелую психиатрию.

— А после тебя?

— Я в чужую душу не лезу. Мое дело — электроды налеплять.

— Это я уже слышал. И про изменение облика я знаю, хотя и не лох. А еще я знаю, что ваш брат старается пользоваться собственным обликом, но малость подкорректированным, покрасивше да посупер-менистей. Опять же физические недостатки исчезают. Поэтому на психокоррекцию идут в основном люди убогие, которым не чужие недостатки исправлять, а со своими бы разобраться. В чужом сознании этот специалист прыгает, как кузнечик, а наяву без глюкозы ног не волочит. Я понятно излагаю?

— Ничего удивительного, — заметил Игнат, — подобное было всегда и, думаю, впредь будет так же. Классический пример — Сабина Шпильрейн: из пациенток доктора Юнга она прямиком попала в светила психоанализа.

— Понятно. Кто сам ничего не может, тот идет учить и лечить других. Возможно, так было всегда, но впредь так не будет. Закон как раз и охраняет нормальных людей от лечения такими, как вы.

— Послушайте, — сказал Игнат. — Вы меня, кажется, еще не арестовали и даже не предъявили никакого обвинения. Поэтому давайте всю вашу ругань отложим на потом. А пока объясните, на каком основании вы сюда вторглись.

— Объясняться я буду с вашим начальством, а вам, как вы верно заметили, буду предъявлять обвинения.

— Прямо сейчас, в четвертом часу утра?

— Почему бы и нет? Вы не дома, а на работе. Простите за каламбур, у вас сейчас рабочая ночь. Опять же взяты с поличным, в лаборатории…

— Я здесь спал. Так что инкриминировать мне можно только нарушение правил внутреннего распорядка.

— Это вы на суде объяснять будете.

— Тогда отметьте в протоколе, — зло сказал Шомняк, — что в лаборатории меня никто не видал, поскольку ваш сотрудник не за коридором следил, а, пользуясь служебным положением, вел фривольные разговоры с дежурной медсестрой. И не забудьте отметить, что вся аппаратура в лаборатории выключена.

— Не вся, — следователь вытащил приборчик, более всего похожий на обычный наладонник, и указал на светящийся зеленый огонек. — Видите, индикатор говорит, что здесь и сейчас что-то включено. И я, кажется, знаю, что именно.

— Можете выбросить ваш индикатор на помойку. Я лично все здесь обесточил еще с вечера.

— С вашего позволения, я пока подожду это делать. А вы, в свою очередь, подумайте, не желаете ли вы в чем-либо признаться? Чистосердечное признание… в общем, не мне вам объяснять.

— Чистосердечно признаюсь, — с невинной улыбочкой ответил Игнат, — что, проснувшись, я не успел сходить в туалет, и если я не сделаю этого сейчас, то могу описаться.

В памяти невольно возникла алюминиевая миска с макаронами и струйка мочи… Путешествие в чужое подсознание долго не отпускает исследователя, так что неподготовленный человек порой не может отличить, где его собственные мысли, а где наведенные образы. Не только врач действует на пациента, но и пациент действует на врача; в психологии и психиатрии это особенно заметно.

— Сейчас сходите. И все же, повторяю, не хотите ли в чем-либо признаться?

— Кто повторяет, — произнес Игнат поговорку времен детства Лидии Андреевны, — тот в уборную ныряет.

Опять фиксация на анальной стадии. Психологи, особенно молодые и энергичные, любят твердить, как далеко продвинулся психоанализ со времен Фрейда, но все же истины, открытые патриархом, то и дело напоминают о себе. Недаром любимая прибаутка Игната Шомняка: «Дедушка Фрейд был бы доволен».

— Замечательно… — дребезжащим голосом произнес следователь. — Сейчас сдадите вашу технику, подпишете протокол и можете отправляться нырять, куда захотите.

— Техника не моя, а казенная. Угодно — опечатывайте помещение, а утром беседуйте с руководством больницы. А меня оставьте в покое.

— Нет, господин лаборант, технику вы все-таки сдадите, — следователь шагнул вперед и резко дернул Игната за борт пиджака. — Это у вас что за портупея? Ну-ка быстро снимайте пиджачок… Я-то вздыхаю, ах, бедняжка, ходит горбатый, потому, наверное, и в психокорректоры подался, а у него на спине целый арсенал…

— Какой арсенал? Это усилитель биотоков…

— Вот его-то нам и надо. А говорил, все обесточено. Смирнов, сними молодого человека крупным планом. Потом оформим изъятие, и, боюсь, что в туалет вам придется нырять уже под конвоем.

Только теперь Игнат обратил внимание, что один из милиционеров держит в руках видеокамеру.

— Это мой личный прибор, к психокоррекции он не имеет никакого отношения.

— Вы это суду доказывать будете. А пока попрошу сдать всю электронику.

— От жук, — проговорил любвеобильный страж порядка, прежде карауливший медсестру. — Знаем мы, как он тут спал.

Спорить, ругаться, доказывать не имело смысла. Игнат присел на край топчана, распустил ремни портупеи, потом начал расстегивать штаны. Следователь с усмешкой следил за представлением. Милиционер продолжал видеосъемку до той самой секунды, когда Игнат окончательно избавился от ремней, и обе ноги, больше ничем не закрепленные, с грохотом упали на пол.

— А… это чего?… — растерянно пробормотал следователь, глядя на огрызок человека, сидящий на топчане.

— Это протезы, — любезно объяснил Игнат. — Как видите, у меня нет ног. Вы потребовали, чтобы я сдал всю технику. Вот, пожалуйста, можете вносить в опись.

— Протезы я не требовал… — следователь чувствовал себя крайне неловко. — Только прибор.

— Без усилителя протезы работать не будут, так что забирайте всё. Я теперь могу идти или вы все же собираетесь взять меня под стражу?

Не дожидаясь ответа, Игнат скатился на пол, подтянулся на руках и, ухватившись за край двери, выволок себя в коридор. Сейчас ему очень не хватало тележки на подшипниках и обшитых кожей чурбачков, что заменяли ноги нищему, сохранившемуся в воспоминаниях Лидии Андреевны. Крайне удачно добрая старушка продемонстрировала незваному гостю, что его ждет.

— Игнат Кузьмич! — всполошилась медсестра. — Я сейчас коляску…

— Спасибо, Людочка, — сказал Игнат.