Лето - Рене Френи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пошел сразу на кухню. Тони был там, он резал лук. Рядом в оливковом масле жарилась порезанная тонкими ломтиками картошка.
— Сегодня же дам объявление в газете, — сказал я Тони. — Нам обязательно нужно кого-нибудь нанять мне в помощь на террасу, я просто на ногах не стою. Все из-за жары, там у меня под крышей я больше не сплю, я задыхаюсь.
— А чему тут удивляться, ведь ты днем и ночью носишься за этой хорошенькой кошечкой. Я вижу ее, она танцует в твоих глазах, прямо мультик какой-то. А ты думаешь, я не задыхаюсь тут, у плиты? По сравнению с этим твоя квартира просто в Гренландии. Я выпиваю по десять литров воды в день. Если уж ты собираешься дать объявление, то поищи еще и повара. Мы просадим на это всю летнюю прибыль, и в сентябре я могу больше не рыпаться — никаких кеглей, карт и казино. Поль, возьми наконец себя в руки, это ты должен следить за мной, ты должен был держать меня в узде. С тех пор как ты с ней познакомился, я просто не узнаю тебя. Ты не слышишь, что я тебе говорю, ты не слышишь клиентов, приносишь им холодные блюда, если только их не обслуживаю я сам. Ты просто отсутствуешь, Поль. Я даже сомневаюсь, существуешь ли ты вообще. Время от времени переходи, пожалуйста, дорогу: если машины затормозят, значит, ты существуешь. А если нет — значит, тебя уже нет.
— Я пойду давать объявление, для этого нужно перейти дорогу. Если я вернусь, значит, я существую.
— Иди к черту, дай мне спокойно приготовить фондю с луком. Я тут с тобой заболтался и забыл, что мне нужно бланшировать треску! Надо бы тебе надеть ее на голову, она защитит тебя от солнца. И от любви с первого взгляда тоже.
В течение следующих дней каждое утро к нам в ресторан приходила моя соседка снизу. Она уже в возрасте, у нее совсем нет денег и очень мало зубов. Она приходила, едва я успевал вынести первые столы. Всегда улыбающаяся и накрашенная. «Сеньор, принеси мне сегодня мой обычный чай», — говорила она. Я уходил готовить ей чай, а она кричала мне вслед: «Сеньор, два пакетика чая и четыре кусочка сахара, если можно». Я приносил ей еще и корзинку с круассанами. «Спасибо, сеньор, можно, я расплачусь с тобой стихами?»
Каждый день она мне читала по монологу из «Сирано», пока я расставлял столы и стулья на террасе. В молодости она познакомилась с одним заезжим актером, который играл эту роль. Она влюбилась в него и каждую ночь перечитывала эту пьесу.
Я слушал, как эта пожилая дама разглагольствует о страданиях и тонкостях высокой любви, на этой самой площади, где один за одним проходили мои дни, а Сильвия все не возвращалась.
Роксана не могла быть красивее Сильвии. Если бы мне не надо было зарабатывать на жизнь с подносом в руке, я бы написал для нее целые тома стихов. Сирано был уродлив, великолепен и благороден. А я-то кто такой, за своей стойкой, со своим самым обыкновенным носом? Может быть, Альтона красив той же красотой, что и Сирано?
Я дал объявление в газете. Через три дня мы наняли официантку, которую не пугала бесконечная беготня. Софи раньше работала в самом большом кафе города. Она сновала между столами, и длинные золотистые волосы хлестали ее по ягодицам.
А на следующий день мы взяли на работу молодого повара, который только что закончил поварское училище. «Ты уже все знаешь о продуктах, — сказал ему Тони, — остается только обучиться делу. Со мной ты пройдешь отличную школу, я многому научу тебя, после нас тебя возьмут куда угодно».
Наконец-то я смогу выкраивать себе хотя бы несколько часов в день и найду те слова, что я напишу в длинном письме Сильвии. Те самые слова, что приходят ко мне, как только я закрываю глаза и вижу ее лицо.
Я не смог написать даже первых слов того письма, что уже давно каждый день повторял про себя. Такие слова бесполезно искать, они просто внезапно приходят, как грозы.
Я пошел в подвал за бочонком пива, и, когда шел обратно, фигура Сильвии вдруг закрыла свет, проникающий сквозь дверной проем.
— Симпатичная официантка, — бросила она. — Никогда ее раньше не видела.
— Я тоже, мы ее только вчера взяли.
— Вы не ошиблись. Она очень привлекательна.
— Да, несомненно, у нее такое тело, ягодицы и волосы, которые не отбивают посетителям аппетит. Но есть ли у нее то, что есть у тебя?
— Что?
— Не могу объяснить, с тех пор как встретил тебя, я пытаюсь это понять.
— Лучше угости меня чем-нибудь освежающим, чем болтать всякую ерунду.
Ерунду… То, что случилось со мной, самая страшная, самая ужасная болезнь, — для нее ерунда.
Неужели она вдруг меня приревновала? Сейчас она улыбалась. Не слишком ли быстро я ее успокоил? Мы устроились на высоких табуретках у стойки. Я только что упустил возможность отомстить ей, ведь сам я ревновал постоянно, стоило ей только завернуть за угол площади. И с каждым разом ревновал все сильнее, даже когда она улыбалась только мне.
Мы выпили по два стакана клубничного сока со льдом. Всякий раз когда Софи проходила мимо нас с подносом в руке, я провожал ее взглядом. И настолько осмелел, что сказал Сильвии:
— Эта девушка умеет работать. Теперь я смогу перевести дух. Что скажешь о небольшом побеге в какой-нибудь отель? На два-три дня в страну пармезана? Курс лечения спагетти и кьянти? Два-три дня, чтобы прийти в себя и подумать о нас?
— В отель?.. Я не знаю, как дотянуть до конца месяца.
— А у меня нет времени, чтобы тратить то, что я зарабатываю.
— Хорошо, я согласна, готова тебе помочь. Поедем в горы, там прохладно и нет комаров. Этим летом мне так жарко, что я мечтаю поспать с открытыми окнами под двумя одеялами и под шум горной реки.
Она не сомневалась ни секунды. Я поторопился встать, пока она не передумала.
— Предупрежу Тони, и поехали.
— Прямо сейчас? Я не могу, я работаю сегодня вечером. Поедем завтра, я должна отпроситься.
— Во сколько?
— Я объясню тебе, где я живу. Скажем, в семь утра, я как раз успею принять душ. Тебе не захочется путешествовать с томатным соусом. Кстати, я не оставляла у тебя своей пляжной сумки?
— Сумку с пляжным полотенцем?
— С моим романом, главное, с моей тетрадкой! Слава богу, просто гора с плеч! Надеюсь, ты не стал его читать?
— Я не мог себе позволить копаться в твоих вещах.
— На твоем месте я бы обязательно это сделала. Или тебе не интересно, что я пишу?
— А кто тебе сказал, что я не прочитал? Каждый имеет право соврать.
Она взяла листок бумаги и ручку и нарисовала мне план своего квартала. Я и так знал, где она живет. Мне казалось, что она слегка растерялась. Я заработал два очка в свою пользу: во-первых, благодаря телу Софи, а во-вторых, из-за тетрадки. Может быть, в тот вечер, когда я умирал от ревности, она не заметила меня в толпе? Хотя можно ли вообще в чем-то переиграть такую проницательную девушку?
— Положи сразу мою сумку к себе в машину, одной заботой меньше. Я давно хотела уехать в какой-нибудь отель в горах, чтобы писать. Смотри, вот подъезд, он всегда открыт. Этот дом никак не называется. Жди меня там, в ста метрах, под большим дубом. В семь часов!
Она мне отдала план и убежала. Я посмотрел на часы — одиннадцать утра. Нужно ждать еще двадцать часов.
Мы уедем, вдвоем. Только мы двое в маленьком отеле в горах. Сильвия будет только моей. Сильвия, которая будет засыпать обнаженной, я буду целовать ее волосы, ласкать ее грудь.
Пока не навалилась работа, я залез под котел и достал толстую пачку денег. Маленький отель, не слишком известный, но роскошный. С цветами на балконах, белыми скатертями на столах и завтраками в постели. Я стал думать, что мне взять из одежды; еще надо не забыть туалетную воду.
Я просто сходил с ума от счастья. И от беспокойства. Слишком прекрасно, все было слишком прекрасно. Вдруг в голове всплыло имя Альтона, и счастье смешалось с беспокойством. Двадцать часов тревожного счастья.
В половине седьмого я был под большим дубом, зеркало заднего вида я направил на подъезд, без пяти семь мое сердце начало биться быстрее, в семь ровно оно готово было выскочить из груди. Секунды стучали по крыше моей машины, словно кто-то бил по ней лопатой. Мне пришлось выйти из машины и чуть-чуть пройтись. На цыпочках я подошел к ржавой двери подъезда. Небо было безмятежно-голубым. Я прислушался, но слышал только, как бешено стучит кровь у меня в висках.
А если она меня здесь застанет… Я вернулся к машине, но через пять минут был снова у подъезда. Это было невыносимо. Никогда Альтона не позволит ей уехать со мной. Как я только мог в это поверить? Может, он попросту убил ее, когда она объявила ему, что уезжает? Неужели у нее хватило смелости рассказать ему об этом? А может, она обо мне забыла? И просто спит у него на плече после ночной работы?
Часы на ближайшей колокольне пробили восемь. Восемь страшных ударов. Я чувствовал себя так, словно был один во всем мире. Вот теперь она точно больше не придет. Все, что мне остается, — это вернуться к себе, выложить вещи и идти на работу. Работать до полного изнеможения. Чтобы задавить это бесконечное чувство одиночества.