Осиновый невидимка - Николай Сладков

Только в слепом предрассветном свете удалось рыси сцапать белку, зачем-то спустившуюся на снег. Тут было натоптано и накручено - снеговая толока. Съела целиком белку, оставив пушистый хвостик.

Дальше пошла, сдвоила по-заячьи след, покаталась в снегу. Еще прошла, вырыла лапой у сосенки яму - снеговые стены в бороздках когтей. Но что-то ей тут не понравилось, бросила яму, вспрыгнула на снеговую кочку, повертелась, отопталась и улеглась. И дремала, как ленивая кошка на теплой лежанке, весь прошлый день.

А теперь я на ее кочке сижу - слушаю лес. Ветер накатывается на сосны, и вершины пылят снегом. В лесной глубине затаенно дятел постукивает. Пухляк шелестит сосновой чешуйкой, как мышонок бумажкой.

Все это слышала рысь и вчера. Вчерашний снег обо всем рассказал.

ПТИЧЬЯ НОЧЬ

Рано или поздно - но неизбежно! - захочется вам узнать, где ночуют зимой лесные птицы. Очень уж страшными представляются нам зимние ночи там, за окном нашей теплой комнаты. Невозможно даже представить, как можно перетерпеть ночь без крыши и без огня. Куда птицы прячутся, что видят и слышат в долгую пору зимней ночи?

И вот узнаете, что воробьи под застрехой ночуют, голуби - на чердаках. Синицы, бывает, в густых можжевельниках, дятлы - в дуплах. А тетерева и рябчики даже под снегом!

А что, если провести вместе с птицами ночь? Чтобы до конца все понять и почувствовать? Но как? В дупло к ним не втиснешься, под снегом не пролежишь. И все-таки удалось.

Как-то не успел я к дому до темноты и решил ночевать на зимнике накатанной санной дороге. Утоптал снег на обочине, настелил толсто лапника, забрался в спальный мешок и стал дожидаться утра.

В сумерках на дорогу прилетела бойкая компания белых пуночек и расселась рядком на ледяном гребне. Пощебетали, покрутили носами, успокоились, распушили перья и спрятали в них носы. На равных спим: только я в ватном спальнике, а пуночки - в перяных.

Белые птички почти неразличимы на белой дороге. А наступившая темнота спрятала и меня. Мы не видим друг друга, и все будет так, словно мы одни.

Ночи конца не видно! Я засыпал, просыпался, прямо в спальнике делал зарядку, сгибаясь и разгибаясь, разминал заледеневшие пальцы. И думал: вот где можно продлить свою жизнь - всего одна ночь, а длиной в год!

Желтая луна - как фонарь - висела на черной еловой лапе. Просыпаясь, я замечал, что фонарь каждый раз держит другая елка: елки передавали луну друг другу. В начале ночи лунный фонарь подсвечивал дорогу желтым, а в полночь - зеленоватым. К утру, когда луна скрылась, дорога стала холодной и синей. А на рассвете порозовела.

Не знаю, видели ли пуночки эти медленные перемены цвета, но уж утреннюю-то розовую дорогу они наверняка не проспали. Когда дорога порозовела, они уже вынули головки из перьев на спине - как из-под одеяла. Открывали клювики, щебетали; все вокруг розовое, и сами они розовые!

Поудивлялись, повертели носами, вспорхнули и унеслись. И по всему было видно, что ничего страшного не случилось. Для них ночь как ночь. А для меня - длиной в год...

НА БОЛОТЕ

Вечер, глухое лесное болото. В светлом сыром сосняке снег еще кое-где, а в теплом ельнике на бугре уже сухо.

Я вхожу в густой ельник, как в темный сарай. Стою, молчу, слушаю.

Вокруг черные стволы елей, за ними холодный желтый закат. И удивительная тишина, когда слышишь удары сердца и собственное дыхание. Дрозд на еловой макушке высвистывает лениво и звонко. Свистнет, прислушается, а в ответ ему тишина...

И вдруг в этой прозрачной и затаившей дыхание тишине тяжелые, грузные, нечеловеческие шаги! Всплеск воды и позванивание льда. То-пы, то-пы, то-пы! Будто тяжело груженная лошадь с трудом тянет по болоту воз. И сразу же, как удар, ошеломляющий грохочущий рык. Дрогнул лес, качнулась земля.

Тяжелые шаги затихли; послышались легкие, суматошные, торопливые.

Шажки легкие догоняли тяжелые. Топ-топ-шлеп - и остановка, топ-топ-шлеп - и тишина. Торопливым шажкам нелегко было догнать неторопливые и тяжелые.

Я прислонился спиной к стволу.

Под елками совсем темно, и только мутно белело между черных стволов болото.

Зверь рыкнул опять - как из пушки грохнул. И опять дрогнул лес и качнулась земля.

Я не выдумываю: лес вправду дрогнул, земля вправду качнулась! Лютый рык - как удар молота, как раскат грома, как взрыв! Но не страх порождал он, а уважение к его необузданной силище, к этой чугунной глотке, извергавшейся, как вулкан.

Легкие шажки заторопились, заторопились: зачмокал мох, захрустел ледок, заплескала вода.

Я давно уже понял, что это медведи: дите и мама.

Дите не поспевает, отстает, а мама чует меня, сердится и волнуется.

Мама предупреждает меня, что медвежонок тут не один, что она близко, что лучше его не трогать.

Я хорошо ее понял: предупреждает она убедительно.

Тяжелых шагов не слышно: медведица ждет. А легонькие спешат, спешат. Вот взвизг тихий: медвежонка шлепнули - не отставай! Вот шаги грузные и легкие зашагали рядом: то-пы, то-пы! Шлеп-шлеп-шлеп! Все дальше, все тише. И смолкли.

И опять тишина.

Дрозд кончил свистеть. Лунные пятна легли на стволы.

В черных лужах вспыхнули звезды.

Каждая лужа - как распахнутое в ночное небо окно.

Жутковато шагать в эти окна прямо на звезды.

Не спеша я бреду к своему костру. Сладко сжимается сердце.

А в ушах гудит и гудит могучий зов леса.

КТО КОГО БУДИТ

В городе нас будильник будит, в деревне - петух. А кто будит петуха?

Про домашнего петуха не скажу, не знаю, может, курицы его будят, а вот про лесных петухов - глухарей, тетеревов и рябчиков - разузнал. В апреле первыми просыпаются чибисы. В полной еще темноте начинают они носиться над моховым болотом, скрипя крыльями и радостно взвизгивая. И будят длинноносых кроншнепов на заиндевелых кочках. Кроншнепы вынимают носы из перьев и длинно свистят: "Ку-ли-и-и-и". И будят бекаса. Бекас просыпается и начинает кружить над болотом, то падая, то взмывая. "Ву-у-у-у!" - блеют перышки на хвосте лесного барашка. Слышат бекаса лесные петухи-косачи и начинают слетаться на ток. "Па-па-па!" - бьют жесткие крылья. "Чушшии!" - разносится грозный клич. Проснулись лесные петухи-косачи. Проснулись и лопотом своим и чуфырканьем будят певчих дроздов. Бекас "заблеял" в 3 часа 45 минут, и в 3 часа 46 минут на току уже зашипел косач, запрыгал, забил крыльями. И разбудил дрозда - дрозд запел в 3 часа 48 минут.

И пошло! В 4 часа 5 минут запела зарянка, в 4 часа 25 минут заворковал вяхирь, в 4 часа 50 минут закаркала ворона, в 5 часов заквохали рябинники, в 5 часов 7 минут запел зяблик, а в 5 часов 17 минут из-за леса высунулось красное солнце - и разбудило всех, кого еще не разбудили птицы.

Итак, лесного петуха-косача будят бекасы. Бекасов - кроншнепы, кроншнепов - чибисы. А вот кто чибисов будит - неизвестно. Ночь, тишина, темнота. Ни одного будильника. А чибисы вовремя просыпаются!

ПУСТЬ ОН ПОЕТ!

Много удивительных голосов можно услышать в ночном весеннем лесу. Но самый волнующий звук - это, наверное, пение глухаря.

...Глухарь пел прямо над головой. Снизу, в просвете непроглядной еловой хвои, он казался черным гусаком с вытянутой в небо шеей. Он глухо бормотал свои предутренние молитвы, и встопорщенная его бородка подрагивала от усердия. Каждое новое заклинание он начинал громко, решительно, даже сердито - словно палкой стучал, - но тут же спохватывался и переходил на торопливую скороговорку и умоляющий шепот.

Раз за разом, песня за песней "верующий" торопился высказать лесному богу свои обиды и просьбы.

Всю долгую зиму, дремля ночами под снегом или ощипывая днем хвою, ждал он этого месяца песен. И вот торопится высказать все, что накопилось.

О чем бормочет глухарь? То, как косарь, отбивает косу - дак! Дак! Дак! А вот уже косу точит: шур-шур, шур-шур! То, как дровосек, постукивает топором и торопливо пилит пилой. Как леший колдует, заговаривает, камлает. И весь дрожит от избытка жизненных сил. А под ним притаилась смерть...

Ведь именно так встречаются на току глухарь и охотник. Жизнь и смерть. "Стреляйте под песню!" - советуют все охотничьи руководства. "Глухарь умрет, даже не услышав вашего выстрела".

Умолкнет эхо, перестанут хлестать землю судорожные крылья, и начнется суетливая возня с рюкзаком, липкие от крови пальцы станут дергать тугие завязки. И побледневшая луна будет выглядывать из-за елок...

А уж так ли необходимо стрелять, разрушая грохотом тишину? Ради мяса? Ради "общения с природой"? Но мясо дешевле купить, а "общаться" можно и без ружья. Ради похвальбы перед кем-то? Я знаю одного старика, который похвалялся тем, что в день восьмидесятилетия убил на току глухаря. Вот, мол, какой я еще заводной и моторный! А человек не мотор, и с годами ценят его не за лошадиные силы, а за мудрость.

"Палец жмет на гашетку, и красавец глухарь падает замертво". Не писали бы хоть "красавец"! Пусть "жирный", "тяжелый", "упитанный" - хоть что-то бы можно понять.