Жажда смысла. Практики логотерапии по Виктору Франклу - Берта Ландау

– Что поделаешь, это жизнь.

(Фраза из разряда «пустых звуков», которая может привести к отчаянию и непринятию жизни.);

– Мне знакомы ваши чувства.

(Каждый человек уникален, мы не можем уверять, что чувства другого нам знакомы, понятны и, главное, то, у вас есть ощущение знакомства с чувствами страдающего человека, не служит ему утешением.);

– Уже прошло столько времени с его смерти. Вы еще не успокоились?

(Но лимита времени на страдание не существует.);

– Благодарите Бога, что у вас еще есть дети;

(Конечно, дети – великое счастье и утешение, но они не восполняют потерю.);

– Бог выбирает лучших;

(И здесь – фальшь и пустословие.);

– Он прожил долгую и честную жизнь, и вот пробил его час.

(Даже долгая жизнь ушедшего не избавляет от переживаний по поводу его ухода.);

– Мне очень жаль.

(Это пустые бессмысленные слова – они зачастую только дуют понять страдающему человеку, что вы с ним – на разных берегах жизни.);

– Ему там лучше.

(Но речь ведь не о «нем там». Речь о том, кто остался здесь, о том, кому тут плохо, кто страдает.);

Использующий эти и подобные фразы терапевт может показаться страдающему человеку самодовольным глупцом. Ведь человек в горе остро чувствует фальшь и понимает, что не за рациональным объяснением он пришел. Ведь рационального объяснения в ситуациях горя нет.

Иногда люди убеждены, что страдание – результат определенного проступка, греха, который они сами совершили по отношению к другим или перенесли от другого. Негодование или чувство обиды, сильный и стойкий гнев, вызванный чувством несправедливости и причиненного зла могут, как и чувство вины, завести человека в тупик.

Желания клиентов, как правило, касаются следующих тем:

– Мне хочется просто поговорить. Я хочу рассказать о его жизни;

– Спросите меня о нем (о ней);

– Поддержите меня и позвольте мне выплакаться;

– Если я молчу, это не значит, что я не ощущаю или не желаю вашего присутствия.

Однажды на занятиях, когда я перечисляла фразы, которых следует избегать, общаясь с клиентами, переживающими горя, одна из слушателей на каждую фразу реагировала удивленным восклицанием: «Как? И это нельзя? И это тоже нельзя? А что же делать? Молчать? Просто молчать и все?» Да, порой лучше молчать и быть рядом. И спрашивать человека, нуждающегося в вашей помощи, о его жизни, побуждая к разговору, опираясь на его здоровую часть, тянущуюся к жизни и к смыслу.

История одного горя

Н. обратилась не за консультацией, как она выразилась, а для разговора, ради подведения некоторых итогов. Почти три года назад погиб ее муж. Они прожили вместе 25 лет, оставаясь любящими, внимательными друг к другу людьми. Две сильные личности, решившие изначально быть верными друг другу и при этом не ограничивать друг друга. Муж (в качестве хобби) увлекался спортивным пилотажем. У него был свой (очень серьезный) бизнес. Она – человек творческой профессии. Автор нескольких книг. Двое взрослых дочерей. Прекрасная семья, комфортные условия жизни, путешествия, взаимопонимание, любовь.

В знойный летний день Н. ехала на машине за город. Она слушала радио – музыку. Вдруг музыка прервалась, начались новости. Н. услышала, что во время авиапраздника разбился спортивный самолет. В это самое время муж ее был как раз на этом празднике. Она окаменела и мгновенно поняла все. Ей пришлось проехать по трассе еще какое-то расстояние, пока она нашла место для остановки. Телефон мужа был включен, но трубку никто не взял. Она развернулась и поехала на аэродром, где должен был быть муж. Это заняло три часа езды. Во время пути ей позвонил друг мужа и сказал, что самолет ее мужа упал, но пока еще ничего не известно. Она очень четко поняла, что это сказано только затем, чтобы дать ей возможность как-то свыкнуться с мыслью о том, что его больше нет. И тут она ощутила, что превратилась в камень. У нее не было ни слез, ни страха, ни – даже – боли. За рулем сидел камень и ехал к месту гибели любимого человека. На аэродроме ее ждали специалисты. Врач посоветовал не смотреть на останки мужа – лучше, чтобы она запомнила его живым. Тем более – узнать в останках кого бы то ни было просто невозможно. Однако он сказал, что в любой момент, если она примет решение посмотреть на останки, она сможет это сделать. У нее спросили, нужен ли ей психолог. Она не знала, нужен ли ей психолог – слез не было, не было ужаса, не было ничего. Даже растерянности. Но она и не отвергла присутствие психолога. К счастью, психолог ей попалась опытная. Не было выражений сочувствия, утешений, мудрых мыслей о смерти и прочего лишнего. Психолог спрашивала ее о детях, о том, чем они занимаются, где живут, сколько им лет. Психолог спрашивала Н. о ее профессии, о том, что ей интересно, чем она увлекается. Эти вопросы как-то возвращали Н. к мыслям о жизни. Она даже сама задала вопрос о том, как ей сказать дочерям о случившемся. Это была просьба о совете. И только тогда психолог дала совет: сообщить надо не по телефону, а лично, и чтобы в это время рядом были еще люди. Н. заметила, что она никогда и никому с тех пор не произнесла слов: «Муж погиб. Муж умер. Муж разбился». И, говоря дочерям о произошедшем, она использовала фразу: «Папа упал».

На похоронах она тоже не плакала. Слез просто не было. Присутствующие плакали, рыдали, всячески демонстрировали свою боль утраты. Она в их слезах видела некий укор себе: вот, мол, мы плачем, а она нет. И еще – она почему-то перестала доверять тем, кто плакал особенно громко. (И это недоверие оправдалось. Когда пришло время финансовых разбирательств, плакальщики старались и тут с особым рвением. Были даже такие, кому муж оказывал спонсорскую помощь, так вот, они требовали от жены денег, которые регулярно жертвовал им погибший муж).

Тут, в качестве примечания, обращаю внимание на поведение тех, кто оказался на похоронах. В подобной ситуации старайтесь как можно менее демонстративно проявлять свою скорбь. Сдерживайтесь. Примите как аксиому факт, что близким (плачут они или нет, находясь в стадии глубокого шока) все равно тяжелее. И не надо добавлять к их горю демонстрацию собственных переживаний. В этом и будет заключаться ваша деликатность по отношению к ним.

Возвращаясь к Н., стоит сказать, что они с дочерьми вместе, поддерживая друг друга, прошли сквозь свое страдание. Осенью они полетели к морю, купались, пили вино (много пили тогда), и даже шутили, и даже смеялись.

Были материальные трудности – пока вдова не вступила в наследство, невозможно было пользоваться счетом мужа. А на время катастрофы на ее личной карточке было около трехсот евро. Она же не думала и не предполагала, что такое может произойти. Друзья мужа после похорон вручили ей конверт. Вот на эти собранные средства они и жили. Потом оказалось, что партнер мужа сумел весь бизнес прибрать к рукам. И ничего нельзя было поделать. Муж тоже не готовился к гибели и ничего не предусмотрел. Н. пришлось собраться с силами и принять решение продать все, что было у них с мужем в их жизни, которая теперь стала для нее прошлым. Она продала два дома, три спортивных самолета, несколько ретро-машин (коллекция мужа), библиотеку, картины. Она таким образом подводила черту. Она осталась в городской небольшой квартире (дочки живут отдельно), ушла с головой в работу. Когда она продавала дома, ей приснился муж и предупредил, что с одним домом будут некоторые проблемы: он не успел его должным образом оформить. Н. ничего об этом не знала, но все оказалось так, как во сне ей сказал муж. Теперь муж иногда приходит к ней в снах. Они вместе ужинают, пьют вино, разговаривают обо всем, не касаясь темы его падения. Он не говорит ей о любви. Во сне все происходит именно так, как было при жизни их семьи: теплый уютный ужин, шутки, разговоры, нежность. Но вдруг муж смотрит на часы и говорит: «Все. Надо идти. А то люди ждут. Мы можем опоздать на похороны». И тогда они прощаются. Без слез, с пониманием, что действительно – нельзя подводить людей. Это сны не мучительные. Н. рада им. И проснувшись, не страдает от того, что это был всего лишь сон. Ей очень не хватает мужа. Но она сама говорит, что жизнь конечна, что им было отпущено немало: 25 лет счастья.

Какой же вопрос привел ее ко мне? Она держала этот вопрос наготове: нормальна ли была ее реакция? Нормально ли ее отсутствие слез?

Мы поговорили о защитных силах организма. О той своего рода анестезии, об обезболивании, которое с ней произошло без чьего-либо вмешательства. О ее силе, о готовности многое принять, о любви к жизни. В заключение я прочитала ей слова древнего поэта Джалаладдина Руми: «Бог говорит: «Кого бы ты ни полюбил сильнее меня, того заберу я у тебя…». И еще: «Не говори: не проживу без него – Я сделаю так, что проживешь. Сменится время года, ветки деревьев, некогда дававшие тень, высохнут, терпение иссякнет, та любовь, что ты считал искренней, покинет тебя, ты будешь в замешательстве. Твой друг обернется врагом, а враг вдруг станет другом – вот таков этот странный мир. Все, что ты считал невозможным, осуществится…». «Не упаду», – скажешь и упадешь. «Не ошибусь», – и ошибешься. И самое странное в этом мире: «Это конец», – скажешь и все равно будешь жить».