Лифчик для героя. Путь самца - 2. - Роман Трахтенберг

Я не ответил. Мысль, что вот так можно провести годы, десятилетия, совсем не грела. Проводить все свободное время дома, смотреться на себя в зеркало и разговаривать с собой. Да — именно с собой... К черту! Я швырнул парик и пошел в ванную.

«Нет!» — ОНА зло глянула на меня из зеркала, но я открыл воду и сунул лицо под кран.

Буду ТАКОЙ, нет — таким, как все. Раз родился мужчиной, надо думать о себе в мужском роде. Стану МУЖИКОМ!

В первую очередь взялся за поиск «мужских» профессий. Одной из первых в моем списке стояла работа следователя. Детективы я обожал. Но в юридическом, куда сунулся с документами, конкурс оказался десять человек на место. Между собой соревновались медалисты, а я окончил школу, хотя и на «отлично», но без медали. Поняв, что шансов на юрфаке нет, с ходу поступил в ЛИАП, Ленинградский институт авиаприборостроения.

Мама на радостях устроила праздник. Мы поехали к бабушке, по дороге заехали в кондитерский, а потом еще решили сделать ей подарок и зашли в косметический магазин. А там... Я как загипнотизированный уставился на витрины: блеск для губ, перламутровый лак для ногтей... Вот оно, единственное, что нужно мне в жизни, и то, чем я никогда не смогу по праву пользоваться. Я неожиданно осознал, что если останусь дома, то не переборю себя. Вечно буду рыться в косметичке матери, посещать парфюмерные отделы, притворяясь, что ищу подарок жене, рассматривать витрины с бельем... Чтобы от всего этого избавиться, надо бежать куда-нибудь на Северный полюс. Если уж жечь мосты, то по-честному. Лишить ЕЕ сразу всего; кто ОНА без искусственных локонов и чужих помад, без одежды и обуви, с коротким «пионерским» ежиком на голове?..

Мама и бабушка еще не покончили с первым куском торта, как я уже решил, что уеду в город N-ск, где есть училище МВД, буду учиться на опера. Очень мужественная профессия, а главное, в мужской общаге точно не будет залежей чулок и помад и не будет ни возможности, ни желания переодеваться. Но в тот радостный вечер я не решился сказать о своем решении...

Опускаю здесь реакцию мамы на то, что я забрал документы из института. Хорошо еще, что отец был в плавании, а иначе... Родные пугали меня, как только могли. После их обработки «в бой» включились друзья семьи: они отговаривали тем, что работа опера опасна и мало оплачиваема и что более дикий выбор сложно представить. Говорили, что в общежитии среди бывших ПТУшников и трактористов жить невозможно и что в Ленинграде тоже есть такие училища... В итоге их успокоили мои обещания, что после училища пойду снова поступать на юридический.

Училище в городе N-ске, на первый взгляд, соответствовало красочным рассказам родни. А на второй — превосходило их. Вонючая казарма, называемая общежитием, столовая со здоровенными крысами-мутантами, спортивные площадки с покосившимися баскетбольными стойками, зассанный душ и обосранный туалет. Короче, здоровый мужской дух и... очень большое количество придурков. Один рассказывал приемной комиссии, что приехал учиться на директора колхоза, второй — на директора винного завода, двое на космонавтов. Я долго не понимал, то ли они вправду кретины, то ли тут кроется какой-то прикол, который мне пока неизвестен. Вскоре тайна выяснилась: те, кто приехал поступать сюда, автоматически получали отсрочку от армии. К сожалению, учиться они тоже не хотели и потому ломали комедию. Ведь пока здесь с тобой возятся, армия, хотя бы на время, остается для тебя в стороне.

Зато в здешнем здоровом климате, при больших физических нагрузках и полном отсутствии одиночества, мне некогда было размышлять о том, женщина я или кто. Десять километров по пересеченной местности с автоматом в руках — и ты становишься настоящим бойцом, пусть сквозь твои светлые глаза отчетливо видна задняя стенка черепа, зато у тебя крепкий сон! А при пробуждении первая мысль только о жратве. Да и сны не отличаются разнообразием. Снятся куриный супчик, домашние пельмени, жареная картошечка с грибами, заедаешь ты все это бутербродом с колбасой (такой, знаете ли, огромный бутерброд — размером в батон, а посередине сервелат)... Просыпаешься и понимаешь, что жуешь подушку.

Постепенно преподаватели стали выделять меня из толпы студентов. Учился я лучше всех. Уже через полгода назначили старшиной взвода, еще через полгода меня ждало следующее повышение... А вскоре я узнал ужасную вещь. Училище лишь официально готовило оперативников, а на самом деле после окончания учебы всех, в лучшем случае, ждала «карьера» конвоира...

Я решил уйти. Руководители долго отговаривали, мотивируя тем, что армии нужны думающие бойцы. Обещали, что не стану сидящим вертухаем, тупо рассматривающим зэков через прицел; у меня может сложиться прекрасная карьера... Вплоть до начальника лагеря... Но я не хочу. Какая разница, простым конвоиром или начальником конвоя, все равно противно. Вернулся в Ленинград, правда, в ЛИАПе решил не восстанавливаться, ведь тогда придется объяснять свои странные метания. И потому поступил в ЛИТМО (Ленинградский институт точной механики и оптики). Мама была очень довольна, что я снова дома и учусь в хорошем вузе. А вот ОНА — я почувствовал это, как только вошел в квартиру,— снова встрепенулась и подняла голову. И шестым чувством понял: ОНА МНЕ ОТОМСТИТ...

Как вспомню — так вздрогну

Вот это стул — на нем сидят,Вот это стол — за ним едят.Вот это водка — водку пьют,Вот это бабы — их ебут.

Я так развеселился, читая про армейский дебилизм, что даже отвлекся от проблем с работой. Как говорил Платонов: «Армия — это глубокая народная задумчивость». Все служившие знают: армейские воспоминания никогда не сотрутся из памяти, и в любой пьяной мужской компании тебя поймут и поддержат разговор о веселой военной деградации. Конечно, эти изменения, к счастью, оказались обратимыми в отличие от курсантского регресса. Но никто из моих знакомых, слава военному Богу, не учился в подобных заведениях, зато в армии отслужили многие. И воспоминания о дивных армейских буднях буквально «накрыли» меня.

...Помню, как к нам в батальон связи нагрянули в гости родители моего сослуживца. Дело происходило сразу после присяги, и молодого бойца с друзьями отпустили в увольнение на выходные побыть с предками. Те в интуристовской гостинице сняли отдельный номер для сына и его гоп-милитари-компании, чтобы они, не стесняясь взрослых, смогли бы с чувством и воодушевлением отметить начало военной службы.

И бойцы отпраздновали!

...Лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь пары алкогольного тумана, стоявшего в комнате, осветили бодунистически-хаотическое расположение казенного имущества. Завязанные узлом подушки, перевернутые кровати, а посреди действа стоял тяжеленный огромный полированный стол, в центре которого теперь зияла дыра, словно на нем разжигали костер войны. Было ли ристалище или «просто приходил Сережка — поиграли мы немножко», оставалось загадкой; но то, что дыра имелась, — это, как говорится, фак на лицо, или хуй на рыло.

Молодые воины почесали опухшие репы и уткнулись в прейскурант, висящий на стене и сообщавший, сколько придется заплатить за порчу имущества. «Стул, скатерть, утюг, покрывало... » — все это стоило не так дорого. А вот стол — целых триста рублей!!! Деньги по тем временам просто бешеные! Надо было или платить, или, изъебнувшись, придумать какой-либо оригинальный выход из безвыходной ситуации. Они выбрали второе и, заплетя свои мозговые извилины в пучок креативного кабеля, довели дело до безнаказанного завершения.

Когда дежурная пришла принимать номер, он был чисто прибран, и свободного места в нем стало намного больше.

— Тут стоял стол! — заявила она.

— Какой стол? — искреннее изумились солдатушки.

— Большой!

— Но если бы он тут был, то и сейчас бы стоял? Правильно? Почему же его нет?

— Вы его испортили, — смекнула дежурная.

— Но тогда бы он стоял здесь испорченный, — аргументировали бравы ребятушки.

— Да, но... — Она не знала, что еще сказать.

— Согласитесь, мы же не могли его вытащить мимо дежурных, которые на каждом этаже. Мимо консьержки, охраны... Разве такое реально?

— Нет, — неуверенно ответила женщина, в очередной раз обводя глазами комнаты и складывая в уме все «за» и «против».

— Значит, никакого стола не было! — подвели итог бойцы и ушли, оставив медитирующую дежурную в полной растерянности.

А ларчик-то просто открывался, прямо-таки гениально.

Они, конечно, сначала долго ломали свои остриженные бошки, как избавиться от этого прожженного компромата; с балкона его не выкинешь — люди внизу ходят; по этажам не потащишь — везде охрана. И было принято циничное решение распилить его на кучу мелких частей и частюшечек и потихоньку — в пакетиках и рюкзачках — снести расчлененку на помоечку.