Семь мелодий уходящей эпохи - Игорь Анатольевич Чечётин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы очень быстро забежим в пару мест на выставке…
Жене по работе нужно быть там, и она, стараясь каплями осеннего дождя укрыть явившиеся слезы, сжимает почти до боли мою уже почти мужскую руку и резко устремляет наш совместный ход, предполагая, что быстрое действие, ускорив нашу неизбежную разлуку, обернется математическим фактом досрочной встречи. Я пытаюсь ее успокоить, ведь двадцать дней – это очень много…
– Знаешь, сегодня я приготовлю наш салат, – я пытаюсь поднять ее настроение.
– Какой салат, где ты возьмешь майонез?
Она не знает, что майонез я исхитрился купить сегодня утром.
– Моркови нет, горошка нет…
– Банку горошка я привез от родителей, а морковь попробуем купить по дороге или спрошу у соседей, – неожиданно для себя я нашел возможное решение…
На выставке я с любопытством наблюдаю, как моя жена старательно пишет в блокнот какие-то скучные данные про толщину пленки ПВХ, площади парниковых покрытий и марки бетона для фундамента. Скучная и безлюдная выставка «ни о чем» на тему парников в сельском хозяйстве СССР. Возможные достижения отечественной химии в сельском хозяйстве тут отображают большие декоративные корзины с муляжами овощей и фруктов.
Монструозные огурцы по 60 см, умело разложенные по корзинам, вернули меня к жизни реальной. Я купил майонез, есть картошка, яйца, горошек…
Я совсем забыл про огурцы. В моем салате должны быть огурцы. Пусть не такие большие, как тут, но настоящие. Подойдя к корзинам ближе, я увидел, что выставочные огурцы и есть самые настоящие. Я не узнал живые настоящие огурцы по той простой причине, что таких чистых, ярких и упругих продольных огурцов я за свою недлинную жизнь в магазинах не встречал.
Обратно к метро мы ехали на маршрутке.
– Салат делать собрался, а огурцов нет, – сказала моя жена неожиданно.
– Салат делать собрался, и огурцов ЕСТЬ! – сказал я, торжественно вынимая из рукава куртки длинный и непристойно зеленый для осеннего московского пейзажа почти экзотический овощ.
Огурцу повезло. Мы помним его уже тридцать лет.
Лето, мальчики, космонавт
Прямолинейное, без затей, июньское солнце плавило мне мозги, трава, на которой я сидел, врастала в мои потные голые лодыжки, мелкая насекомая сволота карабкалась в сандалии и выше, запястья покрылись волдырями от комариных засосов, мухи умело грызли основание головы между затылком и галстуком, а полуденный штиль то и дело сменялся нервным сквозняком, приносившим от блока унылых древесных строений тревожный запах говна и хлорки…
– Сын, поедешь на одну смену в пионерский лагерь от пищевого комбината, – то ли спросил, то ли обрадовал меня отец в первый день лета.
Для подработки он вел театральный кружок на комбинате, и ему предложили для меня бесплатную путевку.
В прошлом году я уже был в этом лагере, а потому меньше всего хотел повторения такого опыта, но экономическая ситуация в семье опять была сложная, и дачу мои родители могли снять только с июля. Отец предположил, что в этом году мне будет в лагере интересно. За год я здорово вырос, обрел новые интересы, а значит, авиамодельный кружок, свежие приятели, фильмы и даже танцы на клубной веранде скрасят мое недолгое пребывание вне города и семьи, пойдут мне на пользу в виде обретения опыта коллективного бытия, калорийного питания по расписанию и огромного объема лесного воздуха, который я просто обязан в себя надышать из щедрых недр калужской природы.
И вот, ровно через год я опять сижу в составе безымянного пионерского отряда на газоне. Именно сейчас отряду предстоит обрести имя, после чего этот газон мы начнем превращать в отрядную линейку.
В прошлом году наш отряд назывался «Бригантина», и отрядной песней стала песня «Бригантина поднимает паруса». Через два дня меня уже физически тошнило и от занудной мелодии этой песни, и от ее малозначимых слов, и от названия отряда, а больше всего от убогой отрядной эмблемы, на которой парусное судно, до боли напоминающее завалившийся на бок дощатый сарай или сортир, упиралось в срез ватманского листа своим носовым острием. Лишь теперь, через много лет, когда я прочитал текст песни в интернете, мне стало понятно, что наш вожатый Женя эту песню, и без того никудышную, опилил, как опиливают пухоносные деревья в городе, являя по утру удивленным горожанам вместо гордого тополя то ли виселицу в анфас, то ли индейский жертвенный столб. Оказывается, Женя выкинул из песни три вредных для советского пионера куплета, где поется про пиратский флаг «веселый Роджер», про людей капитана Флинта, про бокалы золотого терпкого вина. Получилась совершенно инертная, как газ фреон, тупая строевая пионерская мантра:
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса,
Бригантина поднимает паруса.
Весь первый куплет мальчики и девочки нашего отряда подпрыгивают на ходу, пытаясь добиться поступательного движения в ногу.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза –
Ты увидишь, как в далеком синем море
Бригантина поднимает паруса,
Бригантина поднимает паруса.
Дорога от корпуса до линейки заканчивается после второго куплета.
Надоело говорить и спорить,
Надрывать до хрипа голоса.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса,
Бригантина поднимает паруса.
Третий куплет, он же первый, наш отряд поет, тупо маршируя на месте, по прибытии на отрядную линейку. Брр! Я вместо слова бригантина в знак тихого протеста пел негромко про «блевантину», «скарлатину» и «три кретина».
Вот с такой колченогой гунделкой нашему отряду предстояло жить всю смену и еще выступать на дружинном смотре строя и песни.
В этом году с названием отряда случился затык. «Красный сокол», «Чебурашка», "Марат Козей", «Юный пищевик», «Ну, погоди»… Женя решительно тряс головой, отвергая все варианты. Я от скуки цинично пошутил, предложив и в этом году отряд назвать «Бригантина». И тут случилось страшное: Женя оживился, резво, как большая муха, посучил ладонями и сказал, что название, на самом деле, замечательное, тем более, что и песня для него уже есть.
Так началось зеркальное продолжение прошлогодней вселенской тоски, когда несколько дней до обеда все отряды обустраивали свои отрядные линейки. Сдирали молодую траву, насыпали песок, носили в пожарных ведрах щебень, дабы из него, как говорил наш Женя, «вылаживать» девиз отряда, линии построения и прочую декоративную красапету.
Июнь начался с жары, но, несмотря на то, что рядом с лагерем под косогором была полноводная русская река с пологим песчаным берегом, никто из персонала не собирался организовывать нам купание – только термоядерное солнце и обезьянье колупание на тряпичных подстилках в центре ближней лесной поляны после ежеутренней часовой репетиции грядущего смотра пионерской зрелости.
Конечно, мы с нетерпением ждали вечернего кино. Еще мы ждали танцев для
