Новейшая хрестоматия по литературе: 3 класс - Коллектив авторов

Кольцов Алексей Васильевич (1809–1842)

Урожай (В сокращении)

Красным полымемЗаря вспыхнула;По лицу землиТуман стелется;

Разгорелся деньОгнём солнечным,Подобрал туманВыше темя гор;

Нагустил егоВ тучу чёрную;Туча чёрнаяПонахмурилась,

Понахмурилась,Что задумалась,Словно вспомнилаСвою родину…

Понесут еёВетры буйныеВо все стороныСвета белого.

ОполчаетсяГромом-бурею,Огнём-молнией,Дугой-радугой;

ОполчиласяИ расширилась,И ударила,И пролилася

Слезой крупною —Проливным дождёмНа земную грудь,На широкую.

И с горы небесГлядит солнышко,Напилась водыЗемля досыта;

На поля, сады,На зелёныеЛюди сельскиеНе насмотрятся.

Люди сельскиеБожей милостиЖдали с трепетомИ молитвою;

Заодно с веснойПробуждаютсяИх заветныеДумы мирные.

Дума первая:Хлеб из закромаНасыпать мешки,Убирать воза;

А вторая ихБыла думушка:Из села гужомВ пору выехать…

Чем свет по полюВсе разъехались —И пошли гулятьДруг за дружкою,

Горстью полноюХлеб раскидывать;И давай пахатьЗемлю плугами,

Да кривой сохойПерепахивать,Бороны зубьёмПорасчесывать.

Посмотрю пойду,Полюбуюся,Что послал ГосподьЗа труды людям:

Выше поясаРожь зернистаяДремит колосомПочти до земи,

Ветерок по нейПлывёт, лоснится,Золотой волнойРазбегается.

Люди семьямиПринялися жать,Косить под кореньРожь высокую.

В копны частыеСнопы сложены;От возов всю ночьСкрыпит музыка.

На гумнах везде,Как князья, скирдыШироко сидят,Подняв головы.

Видит солнышко —Жатва кончена:Холодней оноПошло к осени…

Крылов Иван Андреевич (1769–1844)

Волк и журавль

Что волки жадны, всякий знает:Волк, евши, никогдаКостей не разбирает.За то на одного из них пришла беда:Он костью чуть не подавился.Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;Пришло хоть ноги протянуть!По счастью, близко тут Журавль случился.Вот кой-как знаками стал Волк его манитьИ просит горю пособить.Журавль свой нос по шеюЗасунул к Волку в пасть и с трудностью большеюКость вытащил и стал за труд просить.«Ты шутишь! – зверь вскричал коварный: —Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!А это ничего, что свой ты долгий носИ с глупой головой из горла цел унёс!Поди ж, приятель, убирайся,Да берегись: вперёд ты мне не попадайся».

Кукушка и петух

«Как, милый Петушок, поёшь ты громко,важно!» —«А ты, Кукушечка, мой свет,Как тянешь плавно и протяжно:Во всём лесу у нас такой певицы нет!» —«Тебя, мой куманёк, век слушать я готова». —

«А ты, красавица, божусь,Лишь только замолчишь, то жду я, не дождусь,Чтоб начала ты снова.Отколь такой берётся голосок?И чист, и нежен, и высок!..Да вы уж родом так: собою невелички,А песни, что твой соловей!» —«Спасибо, кум; зато, по совести моей,Поёшь ты лучше райской птички,На всех ссылаюсь в этом я».Тут Воробей, случась, промолвил им: «Друзья!Хоть вы охрипните, хваля друг дружку, —Всё ваша музыка плоха!..»

За что же, не боясь греха,Кукушка хвалит Петуха?За то, что хвалит он Кукушку.

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814–1841)

«На севере диком…»

На севере диком стоит одинокоНа голой вершине сосна,И дремлет, качаясь, и снегом сыпучимОдета, как ризой, она.

И снится ей всё, что в пустыне далёкой,В том крае, где солнца восход,Одна и грустна на утёсе горючемПрекрасная пальма растёт.

Майков Аполлон Николаевич (1821–1897)

«Ласточка примчалась…»

Ласточка примчаласьИз-за бела моря,Села и запела:Как февраль ни злися,Как ты, март, ни хмурься,Будь хоть снег, хоть дождик —Всё весною пахнет!

Осень

Кроет уж лист золотойВлажную землю в лесу…Смело топчу я ногойВешнюю леса красу.

С холоду щёки горят:Любо в лесу мне бежать,Слышать, как сучья трещат,Листья ногой загребать!

Нет мне здесь прежних утех!Лес с себя тайну совлёк:Сорван последний орех,Свянул последний цветок;

Мох не приподнят, не взрытГрудой кудрявых груздей;Около пня не виситПурпур брусничных кистей;

Долго на листьях лежитНочи мороз, и сквозь лесХолодно как-то глядитЯсность прозрачных небес.

Мамин-Сибиряк (Мамин) Дмитрий Наркисович (1852–1912)

Приёмыш

В дождливый день я подходил к Светлому озеру…

Когда я подходил уже совсем к избушке, из травы кубарем вылетела на меня пёстрая собачонка и залилась отчаянным лаем.

– Соболько, перестань… Не узнал?

Соболько остановился в раздумье, но, видимо, ещё не верил в старое знакомство. Он осторожно подошёл, обнюхал мои охотничьи сапоги и только после этой церемонии виновато завилял хвостом. Дескать, виноват, ошибся, – а всё-таки я должен стеречь избушку.

Избушка оказалась пустой. Хозяина не было, то есть он, вероятно, отправился на озеро осматривать какую-нибудь рыболовную снасть…

Сняв намокшую куртку и развесив охотничьи доспехи по стенке, я принялся разводить огонь. Соболько вертелся около меня, предчувствуя какую-нибудь поживу…

В ожидании старика я прикрепил на длинной палке медный походный чайник с водой и повесил его над огнём. Вода уже начинала кипеть, а старика всё не было…

Умная собака только виляла пушистым хвостом, облизывалась и нетерпеливо взвизгивала.

Когда этот «лучший друг человека» радостно взвизгнул, я понял, что он завидел хозяина. Действительно, в протоке чёрной точкой показалась рыбачья лодка, огибавшая остров. Это и был Тарас… Он плыл, стоя на ногах, и ловко работал одним веслом. Когда он подплыл ближе, я заметил, к удивлению, плывшего перед лодкой лебедя.

– Ступай домой, гуляка! – ворчал старик, подгоняя красиво плывшую птицу. – Ступай, ступай… Вот я дам – уплывать Бог знает куда… Ступай домой, гуляка!

Лебедь красиво подплыл к сайме[11], вышел на берег, встряхнулся и, тяжело переваливаясь на своих кривых чёрных ногах, направился к избушке.

– Здравствуй, Тарас!.. Откуда Бог несёт?

– А вот за Приёмышем плавал, за лебедем… Всё тут вертелся, в протоке, а потом вдруг и пропал… Ну, я сейчас за ним. Выехал в озеро – нет; по заводям проплыл – нет; а он за островом плавает.

– Откуда достал-то его, лебедя?

– Тут охотники наезжали; ну лебедя с лебёдушкой и пристрелили, а вот этот остался. Забился в камыши и сидит. Летать-то не умеет, вот и спрятался… Я, конечно, ставил сети подле камышей, ну и поймал его. Пропадёт один-то, ястреба заедят, потому как смыслу в нём ещё настоящего нет. Сиротой остался. Вот я его привёз и держу. И он тоже привык… Теперь вот скоро месяц будет, как живём вместе. Утром на заре поднимается, поплавает в протоке, покормится, а потом и домой. Знает, когда я встаю, и ждёт, чтобы покормили. Умная птица, одним словом, и свой порядок знает.

Старик говорил необыкновенно любовно, как о близком человеке. Лебедь приковылял к самой избушке и, очевидно, выжидал какой-нибудь подачки.

– Улетит он у тебя, дедушка… – заметил я.

– Зачем ему лететь? И здесь хорошо: сыт, кругом вода…

– А зимой?

– Перезимует вместе со мной в избушке. Места хватит, а нам с Собольком веселее. Как-то один охотник забрёл ко мне на сайму, увидел лебедя и говорит вот так же: «Улетит, ежели крылья не подрежешь». А как же можно увечить Божью птицу? Пусть живёт… Не возьму я в толк, зачем господа лебедей застрелили. Ведь и есть не станут, а так, для озорства…

Лебедь точно понимал слова старика, посматривал на него своими умными глазами.

– А как он с Собольком? – спросил я.

– Сперва-то боялся, а потом привык. Теперь лебедь-то в другой раз у Соболька и кусок отнимает. Пёс заворчит на него, а лебедь его – крылом. Смешно на них со стороны смотреть. А то гулять вместе отправятся: лебедь по воде, а Соболько – по берегу. Пробовал пёс плавать за ним, ну да ремесло-то не то: чуть не потонул. А как лебедь уплывёт, Соболько ищет его. Сядет на бережку и воет… Дескать, скучно мне, псу, без тебя, друг единственный. Так вот и живём втроём.

Тарас жил на Светлом уже сорок лет. Когда-то у него были и своя семья, и дом, а теперь он жил бобылём. Дети перемёрли, жена тоже умерла, и Тарас безвыходно оставался на Светлом по целым годам.