Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

– Что?.. – растерянно сморгнул Иванушка.

– Я говорю, что если вы останетесь отдохнуть на день-другой после дальней дороги, то не пожалеете ни о секунде потраченного времени, – несколько суше повторил приглашение задетый невниманием Тис. – В конце концов, день туда – день сюда при ваших обстоятельствах не решает ничего, а отдых после долгого пути – вещь незаменимая.

Иван оглянулся на товарищей, поймал их угрюмые взоры, полные невысказанных мыслей, а больше – обвинений, и вежливо покачал головой:

– Благодарим за предложение, ваше величество, но…

– Но вы не представляете, с каким интересом и желанием мы готовы воспользоваться предоставляемой возможностью! – с цветущей улыбкой вынырнула из-за его спины царевна. – Всегда мечтала осмотреть ваш чудесный город – ведь ему еще и ста лет нет, а сколько уже удивительных построек, чудесных зданий, монументов и даже скверов! И мои друзья тоже горят от нетерпения!..

– Сеня!.. – ошарашенно вытаращил глаза лукоморец.

– Даже мой суровый супруг как-то упоминал об этом, хотя дела и обязанности постоянно отодвигают приятные моменты путешествия! – лицо Серафимы лучилось невинной радостью и восторгом, освещая мрачноватый кабинет монарха Атланды. И даже настороженные чародеи за спиной короля, проинформированные о степени опасности каждого из бойцов маленького отряда, почувствовали себя виноватыми перед такой искренней и бесхитростной девушкой.

– О светоч мудрости, но…

– Ахмет, не будь таким нетерпеливым, – капризно скривила губы царевна. – Гаурдак от нас никуда не денется… или мы от него… а подобная возможность предоставляется иногда раз в жизни! Разве это не прекрасно – путешествовать по Белому Свету, узнавать про другие народы, про их культуру и диковинные обычаи!

– Ну… если ты так полагаешь… – развел Амн-аль-Хасс пухлыми руками, соглашаясь.[14]

– Значит ли это, что ваши величества и ваше высочество принимают мое приглашение?

Иванушка мог бы поклясться, что в голосе Тиса прозвучало не только удивление, но и облегчение, и в честной душе его моментально вспыхнула непрошенной искрой неприязнь: «Думает задобрить нас… подлизаться… минуты бы лишней здесь не оставался!.. Надеюсь, Сеня знает, что делает».

– Принимают, принимают, – с преувеличенным энтузиазмом кивнул Олаф, за несколько недель научившийся полагаться на хитрость и чутье лукоморской царевны, и даже попробовал изобразить на зверски нахмуренной физиономии умиротворение и простодушие.[15]

– Но у нас есть одна просьба, ваше величество, – будто спохватившись, Серафима вскинула на короля озабоченный взгляд.

– Да, конечно, любая, вы мои гости, – расползлась по бледному лицу галантно-непроницаемая улыбка придворного со стажем.

– Когда мы отправимся на осмотр достопримечательностей, ее высочество Эссельте захотела бы присоединиться к нам, я это знаю совершенно точно, – заговорила было царевна, но нерешительно смолкла, точно в ожидании отказа.

– Я был бы только рад, – дружелюбно сообщил король и устремил на гостью выжидательный взгляд: что дальше?

– Но, видите ли вы, ваше величество… дело в том, что ее состояние вызывает у нас опасение… – продолжила Сенька. – Поэтому, если бы было возможно отправить с нами… вернее, с ней, вашего самого лучшего и самого опытного придворного знахаря, во избежание неприятных неожиданностей, так сказать… ну, вы понимаете…

Тис понял.

– И я даже догадываюсь, кого вы имеете в виду, – улыбка его неуловимым образом потеряла даже ту немногую любезность, которую ему удавалось вкладывать в нее до сих пор.

– Ваша проницательность иногда просто пугает меня, – сконфуженно зарделась Серафима.

Король усмехнулся.

– Ваше высочество мне льстит. Насколько мне известно, вам есть кого бояться, кроме старого калеки.

– Так значит, лекарь Фикус станет сопровождать ее высочество Эссельте Златокудрую в прогулке по Атланик-сити? – поставил вопрос ребром лукоморец, потеряв терпение от придворных маневров, всё больше напоминавших ему танец с саблями.

– Да, конечно, – искусно скрыв усмешку в адрес нетерпеливой юности, кивнул Тис. – Ему передадут мой приказ, и он присоединится к вам – как лекарь. Гидом же выступит мой сын, принц Рододендрон. Если бы не болезнь, я сам был бы счастлив познакомить вас со столицей моего королевства, но увы…

– Доброта вашего величества не знает границ, – с благодарностью сложил на груди руки калиф.

– Как говорил мой дед, иногда даже очень маленькое проявление доброты может иметь очень большие последствия, – куртуазно склонил в ответ голову король. – Желаю приятной прогулки.

Приятная прогулка началась сразу поле обеда.

Еще в столовой комнате – небольшом, увешанном натюрмортами и сценами охоты зале – антигаурдаковской коалиции был представлен молодой человек лет двадцати пяти, со светлыми волосами до плеч, серыми глазами и надменной физиономией, которой он время от времени, словно спохватившись, старался придать любезное выражение. Попытки его вознаграждались успехом, как правило, минут на пять, не больше, а потом тонкие и правильные черты его как-то незаметно, сами собой возвращались в более привычное им положение.

Улыбка на тонких, снисходительно изогнутых губах атланского принца расцветала широко и привольно при виде лишь одного человека из дружной компании, но и ту каждый раз он спешил упрятать за краем бокала или поднесенной ко рту вилкой.[16] И только при взгляде на Эссельте в насмешливых глазах наследника престола появлялось нечто, похожее на неподдельный интерес.

Когда трапеза была окончена, гости и хозяин вышли во двор, где их уже ожидала открытая коляска, конюхи с оседланными конями в поводу и Фикус. Королевский медик теребил в руках походный саквояж со снадобьями и нервно переминался с ноги на ногу – то ли готовый по малейшему сигналу бежать впереди кавалькады, то ли в противоположную сторону. Но сигнала не поступило, и с видом великомученика лекарь взгромоздился на шелковые подушки между Серафимой и Кирианом напротив принцессы – и пренебрегшего приготовленным для него жеребцом Агафона. Примеру друга едва не последовал Олаф, но последней каплей, удержавшей его от этого решения, стала язвительная ухмылка Рододендрона, хоть и дипломатично – и очень благоразумно – обращенная к розовым кустам вдоль дороги.

Крякнув решительно, словно шел на абордаж, а не на конскую спину, отряг водрузился в седло, поправил топоры за спиной и по бокам, ободряюще похлопал по холке едва не присевшего коня[17] и гордо приосанился:

– Ну и где тут ваши эти… доско…примечательности?

Губы Рододендрона предательски дрогнули и сжались.

– Надеюсь, ваше высочество, мы поедем не торопясь, чтобы успеть насладиться видами Атланик-сити? – поспешил с вопросом Иванушка, стремясь оградить друга от дальнейших испытаний, а принца – от тяжких телесных повреждений, случись его улыбке прорваться сквозь напряженную гримасу задумчивости.

– Да, конечно, ваше высочество, – шумно выдохнул сын Тиса, сосредоточенно изучая луку седла. – Если бы время позволяло, я показал бы вам весь город, до последнего его уголка и закоулка, чтобы вы могли ощутить его дух и обаяние, но, увы и ах… Поэтому вашим глазам предстанет только самое удивительное и примечательное, хоть понаслышке, да известное всему миру.

Иван с грустью пришел к выводу, что он, похоже, и впрямь не от мира сего, как часто утверждала Серафима: не только понаслышке, но и даже после пребывания в Атланик-сити он никаких интересностей в нем не нашел. Но принца Атланды такие мелочи, как молчащий гость, не остановили, ибо перед возможностью похвастаться любимым городом, в одночасье ставшим его собственностью, мало бы кто устоял. Рододендрон исключением не был. По его знаку кучер прищелкнул кнутом над спинами двух белых лошадей – под цвет золотой коляски, инкрустированной шпоном снежного дерева – и кавалькада тронулась, готовая к получению новых знаний и впечатлений.

– Страна, как и город, зародилась около ста лет назад, и с тех пор выросла, нашла свое место в мире и возмужала. Но богатейшие залежи железной и медной руды самого высокого качества попали в руки наших предков не так легко… – наследник короны заговорил как заправский экскурсовод. И впервые за сорок минут их знакомства лицо его выражало не усталую снисходительность взрослого к кучке слабоумных ребятишек, но настоящую гордость.

Мягко постукивая колесами по булыжной мостовой, королевский экипаж выкатился из ворот на проспект перед дворцом и повернул направо. За ним последовали и всадники – Олаф и Ахмет у правого бока, принц с Иваном – у левого.

Роскошные экипажи с разряженными дамами и бравые кавалеры на вороных жеребцах с крашенными белым гривами и хвостами неспешно двигались по широкой улице двумя встречными потоками. Седоки, пассажиры и пестро одетая публика на тротуарах то и дело весело перекликались, раскланивались и обменивались приветствиями.[18]