Жизнь мальчишки - Роберт Рик МакКаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец завел наш молоковоз и включил обогреватель. Зубы его выстукивали дробь, лицо в сером свете раннего утра выглядело бледным, словно свечной воск.
— Проклятье! — воскликнул он.
Это меня потрясло: раньше он никогда не позволял себе ругаться в моем присутствии.
— Он был прикован к рулю, — продолжал отец. — Наручниками. Боже мой, все лицо этого парня изуродовано!
— Кто это был?
— Не знаю. — Он переключил обогреватель на полную мощность, а потом повел машину на юг, к ближайшему дому. — Кто-то хорошенько поработал над ним, это уж точно! Боже мой, как же мне холодно!
Грунтовая дорога свернула направо, туда же вырулил отец. В пятидесяти ярдах от десятой трассы стоял маленький белый домик с верандой, затянутой противомоскитной сеткой. По одну сторону от дома росли кусты роз. Под зеленым пластиковым навесом стояли две припаркованные машины: красный «мустанг» и старый «кадиллак», местами покрытый пятнами ржавчины.
Отец остановил пикап перед домом, сказав мне: «Подожди здесь», в одних носках подошел к двери и нажал на кнопку звонка. Лишь когда он позвонил во второй раз, дверь, звякнув колокольчиком, распахнулась, и в проеме появилась рыжеволосая женщина раза в три крупнее моей мамы, одетая в синий халат с вышитыми на нем черными цветочками.
Отец обратился к ней:
— Мисс Грейс, мне необходимо срочно позвонить. Нельзя ли воспользоваться вашим телефоном?
— Вы весь мокрый! — Голос мисс Грейс напоминал скрежет ржавой пилы. Она взяла сигарету в другую руку, и на пальцах блеснули кольца.
— Случилось большое несчастье, — сказал ей отец.
Она вздохнула, напоминая своим обличьем рыжую грозовую тучу, но потом сказала:
— Ладно. В таком случае можете пройти… Только поосторожнее с ковром…
Отец вошел в дом, и дверь с колокольчиком закрылась за ним. Я продолжал сидеть в нашем молоковозе. Тем временем из-за холмов на востоке стали пробиваться первые оранжевые лучи солнца. В грузовике пахло озером: на полу под водительским сиденьем стояла лужа. Я видел кого-то, стоявшего в лесной чаще. Точно знал, что видел. Почему же он не вышел посмотреть, что произошло с человеком в машине? И кем вообще был тот человек?
Пока я раздумывал над всем этим, дверь вновь отворилась и на пороге показалась мисс Грейс; теперь поверх своего халата она надела мешковатый белый свитер. На ногах у нее были тапочки, лодыжки и икры казались толстыми, словно молодые деревца. В руках — пачка печенья «Лорна Дун». Она подошла к нашему молоковозу и улыбнулась мне.
— Эй, там, в машине, — позвала она. — Ты, конечно же, Кори…
— Да, — ответил я.
Улыбка не слишком красила мисс Грейс. Ее губы были тонкими, нос — широким и плоским, а брови, подведенные черным карандашом, нависали над глубоко посаженными глазами. Она протянула мне пачку «Лорны Дун»:
— Печенья хочешь?
Я не был голоден, но родители учили меня никогда не отвергать дары. Я взял одно печенье.
— Бери два, — предложила мисс Грейс, и я взял второе печенье.
Она сама тоже съела печенье, потом затянулась сигаретой и выпустила дым через ноздри.
— Твой отец — наш молочник, — сказала она после короткого молчания. — Думаю, ты найдешь нас в вашем путевом листе. Шесть кварт молока, две пахты, два шоколада и три пинты сливок.
Я сверился с перечнем заказов. Там оказалось ее имя — Грейс Стаффорд — и заказ, в точности такой, как она назвала. Я сказал, что сейчас все для нее достану, и стал собирать заказ.
— Сколько тебе лет? — спросила мисс Грейс, когда я принялся за дело. — Двенадцать?
— Пока нет, мэм. Двенадцать исполнится только в июле.
— У меня тоже есть сын. — Мисс Грейс стряхнула пепел со своей сигареты и принялась жевать очередное печенье. — В декабре стукнуло двадцать. Он живет в Сан-Антонио. Знаешь, где это?
— Да, мэм. Это в Техасе. Там, где Аламо.
— Верно. Ему исполнилось двадцать, а значит, мне должно быть тридцать восемь. Настоящее ископаемое, верно?
Это явно вопрос с подвохом, подумал я.
— Нет, мэм, — наконец решился я ответить.
— Так ты — маленький дипломат? — Она опять улыбнулась мне, но на этот раз улыбка светилась в ее глазах. — Бери еще печенье.
Оставив мне всю пачку, она направилась к двери и закричала, обращаясь к кому-то внутри дома:
— Лэйни! Лэйни, оторви от дивана свою задницу и иди сюда!
Но первым появился мой отец. В безжалостном утреннем свете он выглядел постаревшим, под глазами у него темнели круги.
— Я позвонил в участок шерифу, — сказал он мне, усаживаясь на мокрое водительское сиденье и втискивая ноги в ботинки. — Кто-нибудь подъедет, чтобы встретиться с нами на том месте, где упала машина.
— Кто, черт возьми, это был? — спросила мисс Грейс.
— Понятия не имею. Его лицо было… — Он быстро взглянул на меня, потом опять повернулся в сторону женщины. — В общем, он был сильно избит.
— Скорее всего, надрался до потери сознания.
— Я так не думаю. — Отец ничего не сказал по телефону о том, что мужчина был раздет, удушен фортепианной струной и прикован наручниками к рулю. Эти подробности предназначались только для шерифа, но никак не для ушей мисс Грейс или кого-нибудь вроде нее. — Вы когда-нибудь видели здесь парня с татуировкой на левом плече? Она изображает череп, из которого растут крылья.
— Я видела огромное количество татуировок, — заметила мисс Грейс, — но не могу припомнить ничего подобного. А что, тот парень был без рубашки? Как вы узнали о его татуировке?
— Да, на нем не было рубашки. Череп с крыльями был вытатуирован прямо вот здесь. — Отец дотронулся до своего левого плеча, снова вздрогнул и потер руки. — Они никогда не смогут поднять эту машину. Никогда. Глубина озера Саксон — три сотни футов.
Раздался звон колокольчика. Я посмотрел в сторону двери, держа в руках ящик с бутылками молока.
Из дома вышла девушка с опухшими от сна глазами. Она была одета в длинный клетчатый купальный халат, ноги ее были голыми, волосы цвета кукурузы рассыпались по плечам. Приблизившись к молоковозу, она сощурилась от яркого света и произнесла:
— Как мне все остое… нело…
По всей вероятности, я тогда чуть не свалился на землю от неожиданности, потому что никогда прежде в своей жизни не слышал, чтобы из уст женщины вырывалось такое грязное ругательство. О, я уже прекрасно понимал, что значило это слово, но меня повергло в шок, что его без тени смущения произносили уста хорошенькой девушки.
— У нас в доме молодой человек,
