Карнавальная ночь - Поль Феваль

– Поэтому я и убью его! – прорычал он, свирепо глядя на себя в зеркало.

– Что ж, дело нехитрое… Но все-таки, Ролан, прежде чем убивать, спроси, нет ли у него матери.

Ролан бросился к двери, но вернулся и запечатлел долгий поцелуй на лбу соседки, чье лицо все еще было красивым наперекор неумолимым годам, а в сердце под броней практичности и житейской мудрости по-прежнему тлел огонек пылкой молодой нежности.

Ролан вышел на улицу, его грудь сжимала смутная тоска.

Радостный гомон карнавала подействовал на него угнетающе. Пьяное безумное веселье не находило отклика в его сердце. Он медленно брел, не разбирая дороги. Компания мальчишек принялась дразнить его, следуя за ним по пятам. Он не слышал их. Ролан свернул на улицу Сены, инстинктивно выбрав нужное ему направление. Дети, не дождавшись ответной ругани, отстали от него.

Когда он проходил мимо Дворца пэров, башенные часы пробили восемь. Ролан ускорил шаг. На площади Сен-Мишель он вдруг принялся ощупывать себя, бормоча: «Бумажник!» Бумажник был на месте: Ролан, переодеваясь в карнавальный костюм, не снял жилета.

Он миновал улицу Анфер и Восточную улицу. На углу, у круглого здания обсерватории, он, невзирая на холод, опустился на скамью.

Северный ветер донес звон башенных часов от Люксембургского сада к высокому узкому дому, расположенному посреди бульвара Монпарнас по соседству с Гран-Шомьером. Этот дом был одним из тех новых строений, слепленных на скорую руку, но с претензией на элегантность, что в правление Луи-Филиппа вырастали в Париже, как грибы после дождя. Их фасады производят приличное впечатление, но алчные поставщики столь жестко экономили материалы и средства, что новые дома уже шатаются, когда же придет время сноса, они падут под первым же ударом молота, оставив по себе лишь облако пыли да груду ни на что не годной штукатурки.

На шестом этаже нового дома была сделана великолепная терраса, с которой можно было любоваться Парижем поверх густых рощиц сада Марии Медичи. Там же, на шестом этаже, находилась квартира из четырех небольших комнат, неудобных и тесных, но обставленных не без шика. В квартире также была кухня.

В гостиной стояло хорошее пианино от «Эрара», вазы, напоминавшие севрские, чересчур большие для узкого камина, крытого алым бархатом; столик с гнутыми ножками работы прославленного Буля и два кресла, покрытых белым лаком и обтянутых гобеленовой тканью. Занавески и прочая драпировка были из шелковой узорчатой ткани цвета зеленой капусты по сорок су за метр.

В этой квартире проживала мадемуазель Маргарита Эме Садула, на время карнавала переименовавшая себя в Маргариту Бургундскую.

Если бы мадам Марселина увидела сейчас Маргариту Садула, лежащую на диване с рассеянным видом, в ожерелье из крупного жемчуга, струившегося по полуобнаженной груди, то, будучи женщиной опытной и знающей в жизни толк, она немедленно и раз и навсегда оставила бы пренебрежительный тон по отношению к этой «артистке».

Одного взгляда на пышные каштановые волосы, беспорядочными волнами обрамлявшие бледный лоб и чудными локонами спускавшиеся на великолепные янтарные плечи, было бы достаточно, чтобы признать, что Маргарита бесспорно красива. О нет, она не была милой простушкой, гризеткой, веселой и безотказной спутницей молодости. Она походила одновременно на великосветскую даму и куртизанку, да простится мне такое сопоставление. Но разве женщина, играющая роль куртизанки, не пытается подражать истинной красоте и привлекательности, что даны знатным дамам от рождения?

Пожалуй, от благородной дамы в Маргарите было больше, чем от куртизанки. И не просто дамы. Безумец Ролан, ослепленный любовью, тем не менее говорил сущую правду. Самым подходящим пьедесталом для этой прекрасной статуи был бы трон, а не убогий продавленный диван, на котором она сейчас возлежала.

«Она выглядит королевой!» Почему мы так говорим? Да потому что мы хотим, чтобы королева выглядела особенно. Мы хотим видеть ее изящной, благородной, надменной, наделенной той таинственной силой, которая не изменяет ей даже во время безмятежного отдыха, когда королева напоминает спящую тигрицу.

Маргарита была красива вызывающе, бесспорно, в любой позе, при любом освещении. Очарование иных женщин находит отклик лишь в немногих сердцах, остальным их скромная прелесть незаметна. Не такова была Маргарита, она была прекрасна для всех и всегда, как солнце!

Красота Маргариты была ослепительна, неотразима.

Однако сколько же лет было обладательнице этого правильного овала лица, блестящих каштановых волос, высокой пышной груди?

«Сколько ей лет, вас не касается», – ответил Ролан на вопрос соседки. В ямочках щек Маргариты еще сохранился девичий пушок, на голубоватых висках кожа еще играла нежными красками юного цветения, но глаза говорили: «Ах, как давно это было!»

Маргарита была одна в комнате. Маскарадный костюм королевы, чье имя она присвоила себе на несколько карнавальных недель, изумительно шел ей. Она ждала того, что называют «удовольствием» – легкого веселого ужина перед тем, как отправиться на шумный бал. Ждала спокойно, не выражая нетерпения, как ждет собака, свернувшись клубочком на ковре.

Где-то в глубине квартиры хриплый монотонный голос подвыпившего мужчины напевал бессвязную песенку.

Маргарита слышала, как пробило восемь.

– Да, – сказала она, – ста тысяч ливров ренты для начала мне хватит.

Ее прекрасные губы сложились в горькую улыбку, она подумала вслух: «Возможно, я очень красива, но отваги мне не занимать, это уж точно!»

– Эй, Маргарита! – крикнул хриплый голос. – Иди сюда, давай поболтаем.

– Нет, – ответила Маргарита.

– Тогда я не буду делать жаркое.

– Не делай, – устало бросила Маргарита.

Она лениво поднялась, села боком к пианино и открыла крышку. Ее гибкие пальцы ласкающими движениями прошлись по клавишам, пианино запело. Ролан был прав; она была отличной музыкантшей.

Но сегодня музыка не радовала Маргариту. Она резко захлопнула крышку и склонила голову на руку, согнутую в локте. Если бы ее сейчас увидел художник, то он не преминул бы написать Венеру нашей южной Франции, не похожую на итальянскую или испанскую Венеру, но от того не менее и даже более прекрасную.

«Сколько их, тех, что моего мизинца не стоят, – подумала Маргарита, – но у них есть эта сотня тысяч ливров ренты! Все дело в удаче, а о чувствах надо забыть».

Она запустила точеные пальцы в густые блестящие волосы.

– Жулу! – позвала Маргарита.

– Что еще? – отозвался хрипловатым голосом мужчина, только что напевавший в кухне.

– Где найти английских лордов и русских князей?