Легенды отечественного хоккея - Федор Раззаков

В 1998 году Фирсов введен в Зал славы отечественного хоккея. Однако сам он в те годы уже отошел от хоккея — занимался ресторанным бизнесом в Швейцарии, вместе с женой владел там спортивным пансионатом. За российским хоккеем, конечно, следил, однако оптимизма это ему не прибавляло. Он даже на матчи российского чемпионата почти не ходил. И в одном из тогдашних своих интервью так объяснил причину этого:

«Я и так знаю, что у нас хоккей неинтересный. Нет там личностей. Не на кого смотреть. Я когда-то ходил на баскетбол только потому, что играл Сабонис. На хоккей последний раз ходил в России на Крутова, а чемпионат мира смотрел, когда в сборную приезжали Хомутов и Быков. Наверное, они были последними, кто демонстрировал наш настоящий хоккей…»

С такими настроениями великий хоккеист и ушел из жизни, так и не успев дожить до настоящих побед российского хоккея. Преждевременный уход Фирсова ускорила смерть его супруги, Надежды Сергеевны, с которой он прожил не один десяток лет. Женщина болела раком и умерла 14 апреля 2000 года. Несмотря на то что у Фирсова остались дети и внуки, перенести смерть любимого человека он не смог: в июне у него случился первый инфаркт, а 24 июля, когда Фирсов находился на своей даче в Фирсановке, — второй. Приехавшие по вызову врачи оказались бессильны.

Сообщение о смерти Анатолия Фирсова для многих его друзей и знакомых было как гром среди ясного неба. Ведь буквально два месяца назад он выходил на лед: играл в матче ветеранов, посвященном 60-летию Вячеслава Старшинова. А еще раньше, 1 февраля 2000 года, Фирсов отпраздновал свое 59-летие. На том торжестве почти каждый тост в честь именинника сопровождался пожеланиями дожить до ста лет. Но Фирсов не дожил даже до 60.

Прощание с великим спортсменом состоялось 26 июля в Ледовом дворце ЦСКА. Пришло много известных людей, знаменитых игроков прошлых лет и нынешнего поколения. Похоронили А. Фирсова рядом с женой Надеждой в подмосковной Фирсановке. 

Богатырь на льду. (Александр Рагулин) Трехкратный чемпион зимних Олимпийских игр (1964, Инсбрук; 1968, Гренобль; 1972, Саппоро)

Этого человека канадские профессионалы прозвали Русским Медведем за его силу и богатырское телосложение. Он был одним из немногих советских хоккеистов, который не только не боялся силовых столкновений на льду, но всегда искал их и практически в каждом из них выходил победителем. Великий тренер Анатолий Тарасов уважительно называл его Палычем, хотя к другим хоккеистам ЦСКА всегда обращался по имени.

5 мая 1941 года в семье московских архитекторов Рагулиных родилось сразу трое мальчиков, которых назвали Толей, Сашей и Мишей. Однако минуло всего лишь полтора месяца, как началась война. Отец мальчиков был призван в армию, а мама, прихватив детей, уехала с ними в эвакуацию в Кемерово. В те же дни там гастролировал с концертами Леонид Утесов. И однажды мама тройняшек встретила певца на улице. Узнав его, обратилась к нему: «Леонид Осипович, познакомьтесь с моими близнецами. Как вы их находите? Не очень они худые?» — «Не волнуйтесь, — ответил Утесов. — Вырастут — здоровяками будут, как я. Я ведь тоже из двойняшек, сестра у меня есть». Утесов оказался прав: все трое братьев Рагулиных вырастут настоящими богатырями, а один из них — Александр — через 30 лет сразится на льду с канадскими профессионалами.

После войны Рагулины вернулись в Москву и жили во Фрунзенском районе. Здесь же пошли в школу № 51. А спустя какое-то время родители определили детей еще в одно учебное заведение — в музыкальную школу. Саша учился по классу контрабаса, Толя — фортепиано, Миша — виолончели. Плюс все трое еще дополнительно занимались на скрипке. Мальчики мечтали стать великими музыкантами, и учителя в «музыкалке» всерьез говорили, что из них может действительно получиться великолепное трио. Однако тогда помимо музыки и живописи (еще одного увлечения братьев Рагулиных) они еще много времени уделяли спорту. Причем одинаково хорошо играли и в хоккей, и в футбол. Родители этому увлечению не препятствовали, поскольку были уверены, что музыка все равно перевесит, а спорт необходим для физического здоровья. Но братья Рагулины все сильнее увлекались хоккеем и стали играть за школьную команду, выступая в ней на первенстве Москвы. Товарищи по команде в шутку называли их МТС — машинно-тракторная станция — за их габариты и неуемную энергию на льду. В итоге на них обратил внимание знаменитый тренер подмосковного «Химика» Николай Эпштейн и привлек в свою команду. Александр стал защитником, Михаил — нападающим, а Анатолий встал в ворота.

Из трех братьев Рагулиных наиболее мощно выступал Александр, который быстро обратил на себя внимание других тренеров. Например, Анатолия Тарасова из ЦСКА. И в 1962 году Рагулин оказался в этом прославленном клубе, а чуть раньше его призвали под знамена национальной сборной — в конце 1960 года. Правда, дебют молодого хоккеиста едва не закончился провалом. Рагулин играл против сборной Канады, и в середине игры у него сломалось лезвие на одном коньке. Говорить об этом Рагулин никому не стал, поскольку запасных коньков тогда не было и его бы сразу усадили на скамейку запасных. Поэтому играл на одном коньке, не выходя из своей зоны и действуя не слишком изобретательно — как только получал шайбу, тут же отправлял ее подальше от своих ворот. В итоге никто ничего не заметил. И хотя за ту игру Рагулина не хвалили, но в сборной и в ЦСКА оставили.

В январе 1961 года наш герой в составе сборной СССР отправился в товарищеское турне по Швеции. Были сыграны два матча против сборной Швеции, однако Рагулина выставили лишь в одной — последней. Он играл в паре с Александром Трегубовым во втором и третьем звене. Наши победили 3:2.

Спустя два месяца Рагулин отправился с национальной сборной на свой первый чемпионат мира — в Лозанне. Играл в паре со своим одноклубником по ЦСКА Генрихом Сидоренковым. И уже в первой же игре — против сборной США — забил свой первый гол. Больше на том чемпионате Рагулин не забивал. Впрочем, золотая эпоха советского хоккея тогда еще не наступила, поэтому наша сборная заняла в Швецарии всего лишь 3-е место. В следующем году сборная СССР в чемпионате мира не участвовала по причинам политического характера.

Помимо хоккея Александр в те годы успевал еще учиться в Московском областном педагогическом институте, который в те годы был четвертым в мире после Кембриджа, Оксфорда и Гарварда по числу учившихся там чемпионов мира и Олимпийских игр. Рагулин учился старательно, особенно любил анатомию и физиологию.

Рагулин практически сразу вошел в число лучших игроков советского, а затем и мирового хоккея. Обладая богатырским телосложением — рост 185 см, вес 105 кг, — он не строил свою игру лишь на силовом единоборстве и выполнении чисто разрушительных функций. Отличное видение поля, отточенная техника, невозмутимость и рассудительность позволяли ему быть истинным конструктором игры. Овладев шайбой, он моментально точнейшим пасом направлял в атаку партнеров. А сильнейший бросок с синей линии позволял Рагулину нередко добиваться успеха и самому.

В ЦСКА при Анатолии Тарасове тренировки были чрезвычайно изнурительными, но Рагулин всегда подходил к ним творчески — без нужды себя никогда не перегружал. В спортзале, где его товарищи по команде наращивали мышечную массу, тягали штанги, приседали по 100 раз с 20-килограммовыми дисками, он нашел один, 12-килограммовый, и с ним занимался. Все хоккеисты знали, что это «блин Палыча», и не трогали его. К слову, уважительное прозвище Сан Палыч ему придумал лично Тарасов. Рагулина действительно все уважали за его силу и невозмутимость, причем не только товарищи по команде, но и соперники. Последние в играх против ЦСКА всегда старались как можно меньше соприкасаться с Рагулиным, который высился перед своими воротами будто неприступная скала. Достаточно сказать, что, когда ЦСКА тренировался под открытым небом в Архангельском, Рагулин со всего разбега врезался плечом в сосну и после этих ударов шишки сыпались с дерева как град.

По словам самого Рагулина, он в жизни был спокойный, но, когда выходил на площадку, просто зверел. Мог размазать по борту любого, если замечтается. Даже слушок пошел о его жестокости, хотя играть Александр старался всегда по правилам и удовольствия от свалок не получал.

Несмотря на железную дисциплину, царившую в ЦСКА, игроки армейской команды все-таки находили возможность и расслабиться — как тогда говорили, «нарушать спортивный режим». Обычно игроки разбивались на небольшие группки по нескольку человек и на несколько дней становились завсегдатаями лучших столичных ресторанов. Рагулин обычно проводил время с тремя своими партнерами по команде: Кузькиным, Локтевым и Альметовым. Любимый тост был краток: «За нашу победу!» Маршрут был постоянным: сначала зависали в Сандуновских банях, после чего перемещались в находившийся неподалеку ресторан «Узбекистан». Причем иногда даже пили перед решающими матчами, но на игре это совершенно не отражалось — пить в те годы спортсмены умели.