Атенаора Меттер Порфирола - Елена Грушко

- Всех во Вселенной живущих пламя одно согревает - Любовь, Хранители Света - те, кто достойны принять на себя бремя охраны Любви. Увы! Рождаются люди, даже не зная о светоносном своем назначенье, без надежды его воплотить...

Внезапно ужасный звук пронзил слух Мигеля! Розовые стены раковины разверзлись, он провалился в бездну... и очнулся на своих нарах в казарме. Побудка, новый день!

С утра до вечера Мигель был странно тих и задумчив, за ловцами вовсе не следил, все глядел в воду, спорно хотел рассмотреть что-то на дне.

Он очень спешил одеться утром, чтобы не опоздать на поверку, но все же успел заглянуть под нары, куда вчера сонно затолкал весь свой "выигрыш". Чудо осталось во сне! Странная раковина была столь же неприглядна, как и вчера. Сон, только сон! Эх, да разве может с Мигелем де Сильва случиться что-то необычайное, сказочное?..

И вечером, вместо того, чтобы отправиться с другими искателями удачи на торги, Мигель свернул в хижину, где разместился убогий кабачок.

Он уселся в углу, опустошая кружку за кружкой и напевая:

Да, твоя любовь - как ветер,

А моя любовь - как камень,

Что недвижен навсегда.

Кувшин, к несчастью, довольно быстро опустел, но когда Мигель привстал, чтобы уйти, чья-то смуглая рука наполнила его кружку. Мигель поднял глаза - и, вспыхнув, чуть не сбросил наземь какого-то туземца-беандрике, который по-хозяйски расположился напротив и осмелился, к-каналья... Но тут же, уловив глубокое почтение в глазах аборигена, Мигель решил, что тот просто хотел услужить испанскому солдату. Видит Бог, винить его за это было трудно, и Мигель снисходительно осушил кружку. Питье, чудилось, прожгло его насквозь! Сморгнув невольную слезу, он с новым гневом уставился на сидящего напротив.

Ключи святого Петра! Да разве это беандрике? Нет, белый! Ошалело напевая:

Подожди еще, останься!

Каждый раз, как ты уходишь,

Это жизнь уходит прочь!

- Мигель разглядывал незнакомца.

Вид у него был точь-в-точь как у одного из братьев камедулов, изнурявших себя постами и бичеванием. Вот только почему на нем черный плащ рыцарей Мальтийского ордена с восьмиконечным белым крестом?.. Тьфу ты, пропасть! Ему куда больше пристало бы санбенито [16]. Похоже, перед Мигелем оказался один из тех, кого так люто ненавидели ее величество Изабелла и исповедник ее Торквемада... один из знатоков кабалистики, всей этой миомантии и некромантии, психомантии и гонтии, онихомантии и овоскопии, тератоскопии и метеромантии, тефраномантии и энонтромантии, катопромантии и гаруспексии, антропомантии и аэромантии, гидромантии и дактиломантии, капномантии и керомантии, клеромантии и леканомантии, ливаномантии [17] и прочего тайноведения.

Во всяком случае, при взгляде на него так и хотелось изречь какой-нибудь экзорцизм [18]! И Мигель украдкой показал под столом рожки против сглазу.

Ох! Неловко повернул руку, так и скрутило судорогой! Осилив боль, Мигель снова взглянул на этого... как его там.

Что ж делает вино с глазами?! Почтенный бербериец [19] в камлотовом плаще (гляди, и не жарко ему!) сидел напротив и внимательно разглядывал редкостную черную жемчужину, лежавшую на его большой ладони.

Пресвятая Дева Мария! Вот это выпала человеку удача! А его, Мигеля, выигрыш - какой-то сон. Прекрасный, да... что с него проку? Не могла разве судьба поменять местами на торгах его и этого берберийца?!

Но стоило Мигелю об этом подумать, как сидевший напротив, словно был он волшебником Аркалаем или колдуном Фрестоном из старинных рыцарских романов, сказал негромко:

- Меняем, сеньор?

- Что на что? - не понял Мигель.

- Жемчуг - тебе. Сон - мне, - невозмутимо проговорил бербериец.

Мигель захохотал. Хохотал он долго и громко, но взгляд берберийца был тверд, голос спокоен, и не дрогнула ладонь, на которой черным блеском отливала редкостная жемчужина. И Мигель растерялся.

- Не волнуйся, сеньор. Я не обеднею от этого обмена. Я богатый человек, - молвил бербериец, которого Мигель сперва - это надо же! - принимал за беандрике. - Хорошую дань беру я в водах Бетиса и Меотийского озера, на Тапробане и в Тартессии, в Вавилоне и Илионе...

"Загадочный человек! Изрекает словечки времен короля Вамбы [20]! Бетисом в незапамятной древности звался Гвадалквивир, Тартессией Андалузия, Тапробаном - Цейлон, Меотийским озером - Азовское море. И причем тут Вавилон, Илион? Уж не чернокнижник ли он в самом деле?"

- Поверь, о сеньор, - не умолкал бербериец, - владенья мои бесконечны. Бескрайни поля асфоделей. Могучи Кокит, Ахеронт, Стикс, Флегетон и Лета - реки мои. И пусть говорил некий могучий герой, что готов он скорее поденщиком быть, чем владыкой подземного царства, все ж не миновал он покоев моих. Но, хозяин радушный, я принял его. Никто не избегнет, чтобы гостем моим не бывать! - рек он витийно, и злая кровь играла в смуглом лице его.

Кружилась, кружилась голова Мигеля. Что-то такое слышал он еще в захудалом Сигуэнсе... Асфодели, Стикс... могучий герой Ахилл... Нет, не вспомнить. "О чем он? Или это волшебник из сказочной страны Собраджа? Зачем все-таки ему мой сон? Разве он знает, что мне снилось?"

- Сие мне известно, - кивнул бербериец, хотя Мигель не задал вопрос вслух, а вслед за тем черная жемчужина, непонятно как, прыгнула в ладонь Мигеля, и ладонь эта сама собою крепко сжалась. А на столе появилась вдруг та самая опутанная водорослями раковина, которая, как был уверен Мигель, валялась под нарами в казарме.

Чернокнижник растопырил над ней пальцы, и тотчас из-под его темных, длинных ногтей вылетели, какие-то ужасные существа, похожие на людей, но с мордами и крыльями летучих мышей. Они схватили раковину цепкими лапами, но Мигелю почудилось, будто в их власти оказалась та самая linda donna, что, родившись из света звезд, являлась ему в перламутровом свете!.. И еще увидел Мигель какой-то грот, воды подземного озера... Чудища опустили прекрасную сеньору на узкий выступ скалы, и, повинуясь словам, произнесенным берберийцем на языке еще более диком и непонятном, чем даже бискайское наречие [21], своды пещеры сомкнулись, надежно заперев пленницу. И услышал Мигель далекий стон отчаяния и бессилия.

Заволокло рассудок горем, Мигель вскочил, кинулся к этому колдуну, крича, мол, передумал, не хочет никакого обмена, пусть забирает свою жемчужину... но что это? Та словно приросла к его руке! А колдун, запахнувшись в свой камлотовый плащ, который опять сделался черным, оттолкнул Мигеля и, буркнув: "Тиртеафуера!" [22] - исчез, будто и не было его никогда на свете.

Мигель прожил недолго. Он был баснословно богат деньгами - и печалью. Печаль и сломила его. А когда Смерть, законодательница времен, явилась за ним, он рассказал ей, как однажды продал кому-то свой прекрасный сон... Кому? А кто его знает! Не иначе самому дьяволу, если не кому-нибудь похуже!