Где не ступала нога… - Мюррей Лейнстер

Хайгенс поднял глаза от пластинки, на которой покачивалось крошечное телевизионное изображение.

— Ничего страшного не произошло, — сказал он добродушно. — Там меня тоже считают преступником. Официально признано, что я похитил этих медведей и скрылся с ними. А на моей родине это — самое страшное преступление, которое только может совершить человек. Это даже хуже, чем конокрадство на Земле в старые времена. Такие медведи очень высоко ценятся. Так что и дома я преступник.

Роун внимательно на него посмотрел.

— Вы их украли? — спросил он.

— Между нами? Нет. Но пойдите докажите это, — он подмигнул Роуну и добавил: — Посмотрите. Хотите знать, что видит Семпер на краю плато? Взгляните на пластинку.

Роун поднял глаза наверх — туда, где кружил Семпер. Он уже по опыту знал, что Семпер всегда кричит при виде приближающейся опасности. Вдруг орел метнулся к границе плато. Роун посмотрел на пластинку: она была размером четыре на шесть дюймов, совершенно гладкая и блестящая. Изображение на ней двигалось и поворачивалось, так как телекамера, которую нес орел, тоже все время двигалась. На экране мелькнул крутой горный склон и на нем — черные точки. Это были люди и медведи. Затем появилась вершина плато, и на ней они увидели сфиксов. Около двухсот чудовищ рысцой бежали по направлению к пустынному ложу плато. Они двигались не спеша, совершенно открыто. Аппарат передвинулся, и Роун увидел новую стаю сфиксов. Орел поднялся выше. По краю плато двигались все новые и новые орды.

Они выходили из маленькой ложбины, образовавшейся от выветривания. Плато кишело дьявольскими отродьями. Трудно было представить себе, где они могли находить достаточное количество пищи. Издали они напоминали стада, рассыпавшиеся по пастбищу.

— Я же вам говорил, что они куда-то переселяются, — сказал Хайгенс. — Не думаю, чтобы нам сейчас стоило пересекать плато.

Роун выругался. Он был в боевом настроении.

— Но сигналы все еще доходят! — сказал он. — Кто-то жив в колонии роботов. Раз не можем мы ждать, пока кончится переселение?

— Мы ведь не знаем, — сказал Хайгенс, — какие у них условия и смогут ли они еще продержаться. Ясно одно: им очень нужна помощь, и мы во что бы то ни стало должны до них добраться. Но в то же время…

Он посмотрел на Сурду Чарли и Ситку, которые терпеливо стояли на склоне, пока люди отдыхали и разговаривали. Ситка ухитрился даже сесть, уцепившись тяжелой лапой за уступ скалы.

Хайгенс махнул рукой, указывая новое направление.

— Пошли! — заторопил он медведей. — В путь! Вперед!

Они шли по склонам, не поднимаясь до верхнего уровня плато, где собрались сфиксы. Это значительно замедлило их продвижение. Им казалось, что они забыли, как ходят по ровной земле. Днем Семпер кружил в воздухе, не отлетая далеко от людей. Когда наступала ночь, он спускался за едой, которую Хайгенс доставал из тюка.

— У медведей осталось совсем мало еды. — сказал однажды Хайгенс. — Но они проявляют благородство по отношению к нам.

Вот у Семпера его нет. Он слишком туп для этого. Медведи все понимают лучше, но они любят нас бескорыстно. За это они мне и нравятся.

Как-то раз они расположились на отдых на вершине огромного валуна, торчащего над гористой каменной стеной. На камне едва хватило места для всех. Фаро Нелл заволновалась и стала толкать Наджета в самый безопасный уголок около горного склона. Она готова была столкнуть с камня людей, чтобы устроить медвежонка. Но вдруг Наджет заскулил и стал проситься к Роуну. И, когда Роун подошел, чтобы его успокоить, медведица, довольная, отодвинулась и зарычала на Ситку и Сурду. Они потеснились и пропустили ее к самому краю скалы.

Это был невеселый привал. Все были голодны. Иногда они находили маленькие ручейки, которые текли вниз по склону. Медведи пили, а люди наполняли фляги. Уже третью ночь не было никакой дичи. Хайгенс ничего не предпринимал, чтобы достать еду для себя и Роуна. Роун молчал. Он тоже начал ощущать то особое духовное родство между медведями и людьми, которое делало медведей не рабами, а чем-то б льшим.

— Мне кажется, — сказал он мрачно, — что если сфиксы не охотятся, то где-то должна быть дичь. По-моему, они ни на что не обращают внимания, раз идут шеренгой.

Хайгенс задумался. Роун был прав. Обычно во время боя сфиксы выстраивались цепью, чтобы в любую минуту окружить жертву, если она сделает попытку к бегству. Если противник сопротивлялся, они нападали с флангов. На этот раз они поднимались в гору, выстроившись колонной, один за другим, видимо следуя по привычному пути. Ветер дул со склонов, и запах медведей, очевидно, доходил до сфиксов. Но они не сворачивали с намеченного пути. Длинная вереница сине-рыжих дьяволов упорно лезла вверх. Трудно было представить себе, что это были обычные плотоядные, делящиеся на самцов и самок и откладывающие яйца, как все пресмыкающиеся на других планетах.

— По этой дороге прошли тысячи сфиксов. По-моему, они идут уже несколько дней или даже недель. На пластинке мы видели не менее десяти тысяч. Пересчитать их невозможно. Первые партии, наверное, сожрали все, что нашли, а остальные…

Роун запротестовал.

— Не может быть в одном месте такого количества плотоядных. Я знаю, что их здесь несметное множество, и тем не менее это невозможно.

— Ведь им не нужны калории для поддержания температуры тела, — сказал Хайгенс. — Да и вообще многие животные могут долгое время обходиться без пищи. Даже медведи погружаются в зимнюю спячку.

Он начал устанавливать в темноте приемник. Роун не понимал, для чего он это делает. Передатчик был на другой стороне плато, кишевшего самыми свирепыми и опасными из всех обитателей Лорена Второго. Всякая попытка пересечь плато равнялась самоубийству.

Хайгенс настроил приемник. Послышался треск. Затем сигнал. Три точки, три тире, три точки. Три точки, три тире, три точки. Снова и снова. И так без конца. Хайгенс выключил приемник.

— Почему мы не ответили на их сигнал, перед тем как уйти со станции? — спросил Роун. — Ведь их следовало подбодрить.

— У них наверняка нет приемника. Они знают, что многие месяцы не получат ответа. Едва ли они слушают все время, если живут в туннеле шахты. Они, наверно, иногда пробуют выбраться наверх, чтобы достать какую-нибудь пищу, — и только. Не думаю, что у них есть время и силы делать сложные аппараты.

Роун молча слушал. Затем сказал:

— Мы должны раздобыть еду для медведей. Наджет ведь совсем недавно бросил сосать. Он голоден.

— Да, нужно попытаться, — согласился Хайгенс. — Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что сфиксов становится меньше, чем вчера или позавчера. Когда мы будем уже за пределами их обычных маршрутов, мы снова поищем чего-нибудь вроде “ночного бродяги”. Но боюсь, что они уничтожили все живое на своем пути.

Оказалось, однако, что он был не совсем прав. Ночью Хайгенса разбудило рычание медведей. В темноте слышались слабые удары. Легкий, как перышко, порыв ветра коснулся его лица. Он включил фонарь, висевший у него на поясе. Беловатая дымка, которой было окутано все вокруг, вдруг растаяла. Что-то метнулось в сторону. Затем Хайгенс увидел звезды и обрыв, на краю которого они устроили лагерь. Несколько белых существ бросились к нему. Ситка Пит зарычал во всю мощь своей огромной глотки. Потом послышался бас Фаро Нелл. Она вдруг высоко подпрыгнула и что-то схватила. Свет погас прежде, чем Хайгенс донял, что произошло. Он сказал только:

— Не стреляйте, Роун.

Они прислушивались. В темноте слышались хруст и чавканье. Затем снова стало тихо.

— Смотрите! — прошептал Хайгенс. Роун зажег свой фонарь. Какое-то странное существо цвета человеческой кожи, покачиваясь, приближалось к нему. За ним еще и еще. Четыре, пять, десять, двадцать. Огромная мохнатая лапа появилась в освещенном круге и выхватила из него летающее “привидение”. Затем вторая огромная лапа. Хайгенс поднял фонарь. Три огромных медведя, стоя на задних лапах, смотрели на странных ночных гостей, которые дрожали, зачарованные колдовским притяжением лампы. Они вращались с бешеной скоростью, и поэтому невозможно было рассмотреть их подробнее. Это были отвратительные ночные животные, напоминающие ощипанных обезьян.

Медведи не рычали. Они спокойно, с удивительным знанием дела доставали “обезьян” и отправляли их в пасть. У ног каждого уже образовались маленькие холмики из костей. Вдруг все исчезло. Хайгенс потушил фонарь. Медведи деловито жевали в темноте.

— Это — кровопийцы, — спокойно сказал Хайгенс. — Они высасывают кровь у жертвы, как вампиры, причем ухитряются не будить ее. — А когда жертва уже мертва, вся братия съедает труп. Но у медведей густая шерсть, и они просыпаются от малейшего прикосновения. Кроме того, они всеядны. Они едят все, за исключением сфиксов. Я уверен, что эти ночные гости пришли позавтракать. Но обратно они уже не уйдут. Они сами оказались лакомым блюдом для медведей.