Операция «Шаровая молния» - Ян Флеминг

Бонд опять прикурил — уже третью за час.

— А что поручите мне, сэр? — спросил он как можно равнодушнее.

М. недоуменно глянул на Бонда, словно только сейчас заметил. Потом повернулся в кресле и снова уставился в окно невидящим взглядом.

— Я нарушил слово, 007. Я обещал премьеру никому не рассказывать о письме. А рассказал потому, что есть у меня мысль, догадка… И я хочу, чтобы эту догадку проверил… надежный человек. Американцы с их системой дальнего обнаружения сообщили о каком-то самолете — над Атлантикой повернул с трассы «Европа — Америка» на юг, к Бермудам и Багамам. Сообщение никого не заинтересовало; я же решился предположить, что это и есть тот самый самолет. И засел за карту западной Атлантики. Поставил себя на место «Спектра», вернее, на место его хозяина, моего, так сказать, коллеги, и вывел следующее. Цель для бомбы находится скорее в Америке, чем в Европе. Во-первых, американцы больше нашего боятся бомб и, следовательно, легче сдадутся, если пригрозить второй бомбой. Во— вторых, собственность стоимостью выше 100 миллионов фунтов также проще найти в Америке. И, наконец, сам «Спектр», полагаю, организация европейская — такова стилистика письма, и написано оно, кстати, на голландской бумаге, и замысел по— европейски жесток — это тоже подсказывает, что американская цель вероятней. Далее. Сесть в самой Америке или в прибрежных водах нельзя — засечет береговой радар, поэтому ищем место посадки по соседству. И находим Багамы. — М. взглянул на Бонда и снова отвернулся. — Многие острова необитаемы, мелководье, песчаное дно… Всего одна маленькая радарная станция — следит только за гражданскими самолетами, сотрудники из местных. Южнее, ближе к Кубе, Ямайке, Карибскому морю, нет подходящих островов, да и до Америки далековато. То же и севернее, к Бермудам. От ближайшего же из Багамских островов до американского берега каких— нибудь 200 миль.

— Как же так, сэр, садятся у американского берега, а письмо отправляют не президенту США, а британскому премьеру?

— Запутывают след. А кроме того, пропал ведь наш, британский самолет, и послать письмо нам — значит, ударить в больное место. Вероятно, они рассчитывают, что мы выложим деньги сразу и взрывать бомбу не придется. А им только того и надо, ведь взрыв их так или иначе выдаст; им бы получить поскорее деньги да закончить операцию. На этом мы и сыграем. Впереди два, почти три дня, будем тянуть до последнего — вдруг чем-нибудь себя выдадут. Надежда, конечно, слабая. Но если я догадался правильно… И если вы не подведете… Короче. — М. строго взглянул на Бонда. — Вам все ясно? Тогда поезжайте. До Нью-Йорка на любом сегодняшнем самолете — билеты уже заказаны, а дальше атлантическим рейсом. Можно было бы отправить вас военным самолетом, но лучше приехать незаметно. Вы — богач, желаете купить участок, потому и разгуливаете по всему острову. Ясно?

— Так точно, сэр. — Бонд поднялся. — Хотя я бы лучше поехал, например, куда— нибудь к «железному занавесу». Сдается мне, мелкая группа такую операцию не потянула бы, это скорее русские. Захватили новейший самолет с бомбами и морочат нам голову с этим «Спектром». Узнаю почерк. Впрочем, у русских самолет или нет, разберутся наши восточные резиденты. Какие еще указания, сэр? С кем связаться в Нассау?

— С губернатором. ЦРУ тоже посылает своего человека, с рацией и всем, что нужно. Техника у них получше нашей… Вы возьмете шифровальную установку с тройным набором. Обо всем происходящем докладывать лично мне. Понятно?

— Понятно, сэр, — сказал Бонд и направился к двери. У Управления, может быть, за всю историю не было задания важнее, а его, Бонда, ставят а последний ряд кордебалета. Ну и пусть. Загорит на славу, а спектаклем полюбуется из-за кулис.

С шифровальной установкой — аккуратным кожаным чемоданчиком, с виду похожим на дорогую кинокамеру, Бонд вышел на улицу. Человек в светлом «фольксвагене» бросил почесывать под рубашкой обожженную грудь, в десятый раз поправил подвешенный под мышкой длинноствольный пистолет и включил зажигание. «Фольксваген» стоял за машиной Бонда. Что это за внушительное здание рядом, человек и не подозревал. Выйдя из брайтонской больницы, он узнал в «Лесном» домашний адрес Бонда, приехал в Лондон, под чужим именем взял напрокат машину и с тех пор неотступно следовал за Бондом. Сделает, что задумал, — и сразу в Лондонский аэропорт и ближайшим самолетом на континент, в любую страну. Граф Липпе не сомневался в успехе. Рассчитаться с обидчиком — дело привычное, легкое. Мстить в жизни приходилось часто, и он, не дрогнув, убирал людей могущественных, опасных. А узнают о сегодняшнем в «Спектре», не попрекнут. Там, в санатории, он подслушал телефонный разговор и понял, что его маску ухватили за кончик: докопались, что он член «Красной молнии», стали бы копать и дальше и рано или поздно вышли бы на «Спектр». А кроме того, у агента Н. есть и личные счеты…

Бонд сел в машину, захлопнул дверцу. Из двух выхлопных труб его «бентли» (Бонд специально поставил два глушителя) вырвался голубоватый дымок. Тронулась и машина агента Н.

А позади «фольксвагена», на другой стороне улицы, Шестой из «Спектра» опустил защитные очки, завел мотоцикл и рванул с места, помчался, лихо обходя машины, — когда-то Шестой был профессиональным испытателем. Пристроился позади «фольксвагена». Почему агент Н. следует за «бентли» и кто в этом «бентли» сидит, мотоциклиста не интересовало. Из переброшенной через плечо кожаной сумки он вытащил огромную, вдвое больше обычной, гранату и, прикидывая, как потом удирать, посмотрел на передние машины.

Прикидывал и агент Н. Не сможет проскочить между машинами — вон там за фонарем вырулит на тротуар… Теперь машин впереди немного. Он нажал на газ, левую руку оставил на руле, а правой вытащил кольт. Вот он у заднего бампера «бентли», вот поравнялся. Профиль Бонда четок, недвижен — отличная мишень. Липпе быстро глянул вперед и поднял пистолет.

Бонд обернулся на мерзкое дребезжанье — у «фольксвагена» двигатель с воздушным охлаждением — и в ту же секунду у самой щеки свистнула пуля. Нажми Бонд тут же на газ, его настигла бы вторая, но он неизвестно отчего нажал на тормоз и с размаху врезался подбородком в руль; в глазах потемнело от боли. Взвизгнули тормоза, «бентли» стал, а вместо третьего выстрела прогремел взрыв. Бонда осыпало осколками ветрового стекла… Вокруг испуганно гудели, кричали. Бонд тряхнул головой, осторожно выпрямился. Впереди лежал на боку «фольксваген»: одно колесо еще крутится, крыша снесена, в машине и рядом на дороге — кровавое скользкое месиво. Пламя лижет дверцу, краска пузырится. Собирались любопытные. Бонд взял себя в руки, выскочил из машины.

— Назад! — рявкнул он. — Бак взорвется!

Тут же глухо ахнуло, в черных клубах дыма взвилось пламя. Вдали завыла сирена. Бонд протиснулся сквозь толпу и быстро пошел назад, в Штаб. Хорошенькая история!

Бонду пришлось пропустить два нью-йоркских рейса. Полицейские потушили пожар, отвезли в морг останки, убрали изуродованную машину. Следствие располагало лишь туфлями и клочьями одежды убитого, номером пистолета и машины. В бюро по прокату вспомнили, что посетитель был в темных очках, предъявил водительское удостоверение на имя Джонстона, дал щедрые чаевые. Машину взял три дня назад на неделю. Мотоциклиста видели прохожие, но задних номеров не разглядели — может быть, номера и сняты. Промчался, как вихрь…

Ничего не добавил и Бонд. У «фольксвагена» крыша низкая, водителя не разглядел, только высунулась рука, блеснул пистолет.

Копию протокола Управление по разведке и контрразведке запросило у полицейских и отправило в штаб операции «Гром». М. еще раз переговорил с Бондом — коротко и раздраженно, будто в нападении виноват сам Бонд. Посоветовал не тревожиться: вероятно, это хвост прошлых дел, полиция разберется. Главное сейчас — операция «Гром».

VIII. БРАТСКАЯ МОГИЛА

Операция «Омега» шла без сучка, без задоринки: три ее этапа завершены были точно в срок.

В Джузеппе Петаччи Блофельд не ошибся. Во время войны, восемнадцати лет, тот уже был вторым пилотом сторожевого бомбардировщика немецкой марки, а немцы редко доверяли свои самолеты итальянцам. Летал над Адриатикой. Их эскадрилью даже оснастили новейшими немецкими минами нажимного действия, но военное счастье вскоре улыбнулось союзникам, и Петаччи решил позаботиться о себе: что нужно делать, он знал. Во время очередного патрульного облета он пристрелил, по пуле в затылок, командира и штурмана и, над самой водой, на бреющем, под зенитным огнем, долетел до взятого союзниками порта Бери. Вывесил из окна кабины рубашку и сдался английским летчикам. Контрразведчикам он рассказал красивую сказку: поступил-де в итальянскую военную авиацию, чтобы вредить фашистам.

И после войны считался доблестным героем Сопротивления. Жизнь покатилась легко: несколько лет летал вторым пилотом и командиром экипажа в гражданской авиации, потом вернулся в Военно-воздушные силы полковником, а еще спустя время его приписали в НАТО и назначили вместе с другими пятью итальянцами в передовое оборонительное соединение. Однако ему уже стукнуло тридцать четыре, и он решил, что пора уступить место молодым, пусть и они повоюют… А он — он всю жизнь любил вещи броские, первосортные, дорогие. И владел всем, о чем мечталось: у него было два золотых портсигара, массивные золотые часы на золотом же гибком браслете, белая машина с откидывающимся верхом, модная одежда… Женщины тоже мог добиться любой. Теперь ему хотелось купить другую машину, особенную, гладкую, вытянутую каплей, — он видел такую на Миланской автомобильной выставке. А пуще всего хотелось зажить по-новому, никогда больше не видеть светло-зеленых натовских коридоров, не летать; все сменить — и страну, и имя, уехать, скажем, в Рио-де-Жанейро… Но для этого нужен новый паспорт, деньги и чья-нибудь помощь.