Гадес - Рассел Эндрюс

Эбби не удостоила его взглядом. Она смотрела на Джастина, отвечая на заданный ранее немой вопрос.

Баннистер понял, что его выпады неуместны. Он как мог взял себя в руки и пояснил:

— Я руковожу финансовой службой у Эвана. Мы уже десять лет работаем вместе. Начинали в «Меррил Линч», потом он ушел в «Рокуорт и Уильямс», а я остался. Потом он позвал меня в «Восхождение», свой хеджевый фонд, и я не стал отказываться.

— Как вы думаете, зачем он все-таки вызвал вас сегодня? Если не считать того, что ему было одиноко, может, он хотел поговорить о деле?

— Может быть. Он беспокоился из-за Эллиса Сент-Джона.

— А это…?

— Первичный брокер «Восхождения». Из «Рокуорт». Наверное, Эван хотел обсудить что-то насчет Элли.

— А что надо было обсуждать насчет… Элли?

— Не знаю. Дело в том, что Эван был им не очень доволен. Наверное, он хотел его заменить.

— Поменять брокера?

— Первичного брокера. Мы работаем с разными.

— И почему он хотел отказаться от него, вы не знаете?

— Я даже не знаю точно, хотел ли он отказаться. Просто догадки. — Он с притворной скромностью пожал плечами. — Обоснованные догадки.

— И он не говорил прямо, что недоволен и собирается заменить брокера?

— Прямо — нет. Так, намеки. Обмолвился пару раз.

— И о чем же он обмолвился?

— Да так, ничего особенного. Эвану казалось, что Элли… ну… чересчур амбициозен, что ли.

— Это плохо?

— Если собственные амбиции идут вразрез с работой на благо компании, да.

— Эван по наводке Сент-Джона делал убыточные вложения, а тот на этом наваривал?

— Не знаю. Я же говорю, в подробности Эван меня не посвящал.

Форрест закусил губу, не зная, продолжать ли дальше. Прямо как кокетливая девочка-подросток.

— У меня такое чувство, что Элли ему просто не нравился.

— Неправда, — вмешалась Эбби, обернувшись к Джастину. — Эвану нравился Эллис. Это точно. — Она посмотрела на Форреста. — Гораздо больше, чем ты.

— Не собираюсь с тобой собачиться! — ответил руководитель финансовой службы. — Не собираюсь, и все. Я прекрасно знаю, как ко мне относился Эван. И его отношение к тебе мне, кстати, тоже известно.

Джастин встал между ними.

— Форрест, «Восхождение» — большая компания? Насколько велик фонд?

— Я такого рода информацию разглашать не вправе, извините.

— Почти два миллиарда долларов, — ответила Эбби. Правда, «доллары» прозвучали как «доралы». — Плюс-минус пара сотен лимонов.

Джастин понял, что Эбби не ошиблась в подсчетах, когда заметил посуровевшее лицо Форреста. Что поделаешь, не любит, когда информация утекает. В информации — его единственная сила.

— Что произошло, когда вы приехали? — продолжил Джастин. — Изложите по порядку.

Поджарый руководитель финансовой службы кивнул. Похоже, всеобщее внимание придавало ему сил.

— Я подъехал, ворота были открыты…

— Вас это удивило?

— Да. Обычно приходилось набирать код. Других посетителей пропускали через домофон, но я знал код.

Форрест явно гордился своей принадлежностью к ближнему кругу.

— Хорошо, — поспешно откликнулся Джастин, повысив голос.

Эбби уже презрительно закатывала глаза, слушая это неуместное бахвальство. Ее выступление сейчас было бы лишним, ведь он еще не вытянул из этого непонятного типа ничего полезного.

— Значит, ворота были открыты. Что дальше?

— Я подошел к дому.

— Дверь была заперта?

— Нет.

— А кстати, у вас есть ключ?

Тут Форрест Баннистер сдулся и погрустнел.

— Нет. — Он попытался как-то объяснить, но осекся, покачал головой и повторил: — Ключа нет.

— И что вы сделали дальше?

— Ну… мне показалось странным, что все вот так… нараспашку. Какое-то неприятное ощущение. Ворота, потом дверь, да и голос у Эвана был…

— Какой? Вы вроде сказали, что он всего лишь скучал в одиночестве?

— Да. Но при этом голос был более тревожный, чем обычно. Более настойчивый, что ли.

— И вы не спрашивали, в чем дело?

— Нет. Зачем? Я думал, выясню, когда приеду.

Джастин кивнул, потом сделал Форресту знак продолжать.

— Я позвонил, но никто не открывал, тогда я толкнул дверь и вошел.

— И дома никого не было?

Баннистер покачал головой.

— А домработница с мужем?

Баннистер снова покачал головой.

— Нет. Ни души. Я, по крайней мере, никого не видел. Пару раз позвал Эвана, он не откликнулся, и я решил, что он, может, в ванной. Тогда я поднялся наверх. И увидел…

— И через сколько вы позвонили в полицию?

— Сразу. То есть я не знаю, сколько я там стоял, на меня какой-то ступор нашел. Но, кажется, не дольше нескольких секунд. Да, я звонил не в полицию, а девять-один-один.

— «Скорую» вызывали?

Вопрос застал Баннистера врасплох.

— Да нет. Вызывал полицию. Сказал им, что тут убийство.

— А вы проверяли, жив Эван или уже нет?

И снова секундное замешательство — на этот раз, как Джастину показалось, ближе к смущению.

— Да нет, — проговорил Форрест тихо. — Я… Нет, он был мертв. Явно. Там ведь такой кошмар. Мне до него даже дотронуться было страшно. Я себя еле заставил.

— Понятно. И что вы делали до приезда офицера Дженкинса?

— Ничего. Спустился… Там, наверху, я не мог оставаться… Сел, сидел. Меня мутило, я даже, наверное, вырубился на пару секунд.

— А по дому не ходили.

— Нет. Сидел тут, на кушетке.

— Вы вообще планировали сегодня обратно возвращаться?

— Нет. Предполагалось, что я до завтра здесь.

— В доме?

— Да. — Он кинул взгляд на пьянеющую с каждой секундой вдову. — Я иногда здесь ночевал, когда ее… не было. Что сейчас делать, даже не знаю.

— Я попросил бы вас не уезжать до завтра, вдруг у нас возникнут еще вопросы.

— Да, но не здесь же мне спать!

— Нет-нет. Офицер Дженкинс подыщет вам гостиницу в Ист-Энд-Харборе. Мне кажется, лучше вам сегодня за руль не садиться.

— Да. То есть нет. В смысле, да, я останусь, и нет, я за руль не сяду.

— Сейчас здесь будет «скорая». И еще один офицер полиции. И опергруппе велено прибыть прямым ходом. Как только приедет второй полицейский, офицер Дженкинс вас куда-нибудь пристроит. Вы меня очень обяжете, если завтра к девяти утра придете в участок, чтобы мы смогли задать вам дополнительные вопросы. Возможно, информация о происшествии дойдет до прессы. И они до вас тоже, возможно, доберутся. Лучше будет, если вы оставите случившееся без комментариев. По крайней мере, пока.

Баннистер кивал. Силы его явно были на исходе, и он вот-вот мог сломаться снова. Джастин подошел к Эбби и, легонько тронув ее за локоть, проговорил вполголоса:

— Пойдем. Тебя тоже надо устроить.

Он уже хотел вывести ее из комнаты, но тут раздалось смущенное покашливание Гэри Дженкинса.

— Э-э, шеф, можно вас на секундочку?

Джастин вышел с младшим в вестибюль, ожидая разъяснений, но тот продолжал мяться. Пришлось Джастину самому спросить:

— В чем дело?

Гэри залился краской.

— Понимаете, я ведь учусь. В смысле, учусь как работать. Хотя надеюсь, на такое дело больше не попаду.

— И что ты хочешь знать?

Гэри перешел на шепот.

— Обязательно… было вести миссис Хармон наверх… вот так сразу? Может, нужно было сначала привести труп в порядок? Зачем давать ей смотреть на него в таком виде?

Джастин поскреб подбородок — уже щетина отросла, а ведь брился недавно.

— Да нет. Не обязательно. Можно было потом.

— Тогда… зачем? Господи Иисусе, зачем было ее заставлять?

— Мне нужно было посмотреть, как она отреагирует.

— Вы думаете, это она убила?

— Нет. Но она могла. Поэтому нужно было посмотреть на ее реакцию при виде тела — удивится она, испугается или останется безучастной.

Они посмотрели друг на друга. Гэри понимающе кивнул, но когда Джастин направился обратно в гостиную, схватил его за руку.

— Это ведь жестоко.

Не вопрос, скорее утверждение. Младший знал ответ, но хотел, чтобы Джастин сам сказал.

— Я решил, что так нужно.

— Но ведь вы ее любите. То есть… вы же… ну, вы понимаете.

— Да. Понимаю. И люблю. Очень люблю.

Гэри больше ничего не сказал, но Джастин понимал, что это еще не все, и решил предупредить следующий слишком очевидный вопрос.

— Ты хочешь знать, в чем заключается моя работа? И твоя. Работа полиции, так?

Гэри не стал даже кивать, но по глазам Джастин понял, что не ошибся.

— Выяснить, что произошло. И все. Остальное — справедливость, несправедливость, наказание, месть — зависит от того, как мы справимся с работой, выясним ли, что случилось, отыщем ли истину. Без этого не будет ничего.

— Но…

— Никаких «но» нет. Только правда.

— А если мы знаем правду?