Сказки мёртвого мира. Тсс… - Денис Вонсаровский

вспыхнула звезда. Яркая, как тысяча спичек или даже миллион свечей. Соня дёрнулась к задвижке, чтобы распахнуть окно и высунуться наружу, но не успела. Звезда сияла секунды три, как будто глядя на мир внизу со всей своей чистой радостью, но вот неуверенно мигнула, ещё раз – и небо опять заволокло сплошной ватой. Это случилось на пятнадцатую ночь после того, как он приходил.

07.04.2016 (нов. ред. 12.06.2022)

ОГОНЬ И ВОДА

Тизер – начальный фрагмент

Старого мира больше нет. Из-за климатического катаклизма многие животные и растения погибли, а после военных и социальных потрясений от голода и разрухи умирают люди. Насилие, убийства, каннибализм перестали быть отчаянными способами выживания – теперь это обыденность. Но ещё есть те, кто верит в справедливость, несмотря на повсеместное беззаконие. Сегодня ночью одна из них отправится на поиски матёрого убийцы – и новый мир откроет ей неожиданную истину…

14.03.2017

Нет… Нет. Нет! Я не могу остаться одна, ты не можешь меня бросить, мы же вместе! Мой внутренний голос кричит это мне самой, ей, нам обеим. Но реальность вопит куда как громче. Замызганная подворотня погружается в бурые сумерки уходящего дня. Кровь, везде кровь: следы от ботинок, отпечатки ладоней, брызги, мазки – и ползущая во все стороны лужа. В ней навзничь лежит растерзанное тело, такое знакомое, потому что долгое время с ним бок о бок жило моё тело, и такое чужое, потому что теперь ни в одной его частичке нет хотя бы малейшего движения. Нет! Нет. Нет… Мой внутренний голос затихает, захлёбывается в крови и неизбежности. Остаётся только реальность: она мертва, не стало никакого «мы», ты опять одна – и это оглушительно ясно.

Для других она была умственно отсталой, непредсказуемой и опасной, для меня – внутренне простой, понятной и безобидной в отличие от других. Когда мы впервые встретились, она не разглядывала меня с нескрываемым отвращением или ужасом, как все остальные. Она смотрела мне в глаза и добродушно улыбалась. Скошенный подбородок, расплюснутый нос, впалые виски – лицо, измятое какой-то врождённой болезнью. Она была до того неприглядной, что, к счастью, воспользоваться ею как женщиной не подумал бы даже самый жалкий мужчина, хотя легко мог бы, с её-то доверчивостью. Но когда какой-нибудь урод пытался причинить ей зло, она легко давала отпор своими большущими, как молоты, кулаками. И она всегда выручала меня, если я сама не могла отбиться от какого-нибудь особо стойкого грабителя. В ней было много хорошего, гораздо больше, чем в так называемых нормальных людях. И самое главное – она любила меня, чего по отношению к себе я ни разу не встретила в так называемых нормальных. Людях ли?

И вот теперь её нет. Я окончательно осознаю утрату. Дальше – придётся это принять. Но можно ли принять – такое? Какая-то мразь зарезала её прямо у подъезда нашего дома – распорола горло от уха до уха. Судя по кровавым следам обуви на асфальте, тот, кто сделал это, был один. Тело ещё потное, и, вполне возможно, сейчас этот человек где-то недалеко. Он это или она – для меня не имеет значения. Очень скоро для него или неё это тоже потеряет всякий смысл, как и всё прочее. Такое я готова принять, а убийце – придётся. Вот что будет дальше. Да… Да. Да!

Я выскакиваю из подворотни на улицу, но никого не вижу ни на загаженных тротуарах, ни на дороге, захламленной остатками машин. Я бегу, бегу, бегу, прыгая взглядом по кровавым отпечаткам ботинок на асфальте. В глазах рябит от всяких бумажек, битого стекла, тусклых монет и другого мусора – но я цепко держу след. Он прямой и частый – значит, человек не пытался скрыться в ближайшем проулке и не бежал подальше от сотворённого им ужаса. Он как ни в чём не бывало шагал по тротуару, а на перекрёстке даже потоптался перед щербатым бордюром, словно бы решая, куда направиться дальше. Похоже, убийство для него – такая же обыденность, как вечерняя прогулка. Тем лучше: того, кто не прячется, найти проще, а того, кто не спешит, – быстрее. Я почему-то уверена, что сейчас следы завернут за угол – и убийца попадётся. Я уже почти что ликую – меня подстёгивает вера в справедливость, а справедливость, если её упорно добиваться, обязательно восторжествует. Для чёрного юмора не бывает подходящих моментов, поэтому он всегда к месту: кем бы ни был убийца – он здорово вляпался.

Но сразу за поворотом моя радость улетучивается. С каждым шагом кровавые следы на асфальте теряют всё больше протекторов – и вот совсем исчезают. Я стою и задыхаюсь от бешеной пробежки, но больше от досады: упустила! Нет, прямо сейчас упускаю – и это ещё обидней. Охота выть, ломать, уничтожать, испепелять. Но если рвать на себе остатки волос и втаптывать их в землю – новые следы не вырастут. Нужно затолкать эмоции поглубже и подумать.

На первом этаже ближайшего дома я замечаю на окно, заколоченное досками. Между ними – смотровая щель, а через неё изнутри сочится мерцающий свет от какого-то огонька. Спросить у тех, кто там живёт, не видели ли они сейчас здесь человека и, если да, куда он пошёл? Так тебе и ответят! В этом равнодушном мире окна у людей светятся ровно до того момента, пока к ним в дом не постучится незнакомец. Это не выход, но он должен быть. Думай, думай… Выход и правда есть: разбить о выпотрошенный почтовый ящик свою безмозглую башку! Так, не злись, думай…

До этого места убийца шёл прямо – и вполне возможно, дальше двигался так же. На следующем перекрёстке эта улица врезается в многолюдную Вену. Пересёк ли он последнюю или свернул на неё, в любом случае его там мог кто-нибудь видеть или даже знает. Но кого искать, про кого спрашивать? Не проходил ли тут испачкавшийся в крови человек? Конечно, проходил, красотуля, в этом городе такой каждый второй, если не первый! Спросить у соседей в нашем доме, не видели ли они кого-нибудь возле подъезда? Ты просто умница, отличный ход, чтобы лишний раз убедиться, что бывает, когда стучишься в чужие двери! Думай же, чёрт, думай. Наконец до меня доходит: нужно вернуться к телу и всё внимательно осмотреть. Убийце плевать на осторожность – и очень может быть, там он оставил ещё какие-нибудь следы, которые подскажут, как его найти.

Опять проклятая подворотня. За те мгновения, пока меня не было, тело уже как-то усохло и посерело. Это больше не она, это пустая оболочка. Мне с трудом верится,