Лёд - Ирина Желтова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще штурман, конечно, во многом прав, и здесь я полностью на его стороне, впрочем, любому необходимо знать свое место и не совать свой нос в дела начальства. Капитан Захаров не в первый раз плавает, знает свое суденышко вдоль и поперек, я ему полностью доверяю, это замечательный человек, Катюша. Если что с нами и случится, в одном я уверен — капитан сможет вытащить всех нас из любой передряги.
На этом мне пора заканчивать, родная моя, меня уже зовет Ипполит, наступила моя смена. Не печалься и не тоскуй. Совсем скоро свидимся, даст бог.
Всегда твой
С.П.
15 декабря 1912 г.
Драгоценная моя Катюша!
Не знаю, получишь ли ты это мое письмо. Отправляю его на свой страх и риск.
Вот уже несколько недель, как мы остановились на зимовку у Новой Земли, и свободного времени у меня теперь — гуляй не хочу. Путешествие наше складывается не совсем удачно: еще в сентябре, совсем немного времени спустя после отплытия мы попали в ужасный шторм. Суденышко наше носило ветром по волнам несколько дней, морская болезнь началась даже у Ипполита, насквозь просоленного моряка. Георгий Яковлич же даже из каюты своей не выходил, пока мы боролись за остатки груза и потеряли часть снаряжения и шлюпок. В смытых в море ящиках была наша теплая одежда, и я с ужасом представляю, что ждет нас дальше, родная моя. Вся надежда только на Вседержителя, на все святая воля его!
Нам достаточно быстро удалось достигнуть Новой Земли, и мы уже было подходили к Франца-Иосифа, чтобы оттуда уже со спокойной душой и уверенностью в успехе стартовать прямо к полюсу, но тут-то Арктика и показала нам свои первые белоснежные клыки: всего только через месяц после начала пути мы увидели первые льды. Не отдельные попадавшиеся нам и прежде на пути осколки великого северного материка, а самые настоящие льды. Катенька, если бы ты знала, как они красивы и торжественны в своем мертвенном великолепии! Со всех сторон нас окружили ледяные торосы, грозившие смять нашего начавшего уже казаться нам столь беззащитным Фоку. И вот тут штурман проявил просто верх мастерства, лавируя между сверкавшими на солнце белыми дворцами. Но север не прощает вторжения в свои чертоги, и уже через пару недель айсберги сменились громоздящимися друг на друга ледяными полотнами, обходить которые нам стало все труднее. В конце концов, Георгий Яковлич велел возвращаться к Новой Земле и становиться на зимовку. По этому поводу у них с капитаном случились разногласия на этот счет: изначально капитану было обещано, что Фока уйдет зимовать в Архангельск, оставив группу на островах, которых к тому моменту удастся достичь. Однако, Седов заявил, что Фока ему нужен для картографических исследований архипелага, хотя местные готовы были снабдить его собаками. В конечном итоге, капитану пришлось уступить, хоть он и понимал, что эта безумная затея грозит голодной смертью большинству из нас.
Впрочем, как бы то ни было, пока все идет сносно: студентиков мы почти не видим, они беспрестанно заняты съемкой местности. За ними, как привязанный, ходит наш новоявленный фотограф — личность весьма подозрительная, но в целом дружелюбная. Он тоже не прочь выпить — к выпивке тут пристрастился даже Седов, ибо холод стоит зверский, а теплой одежды катастрофически не хватает.
По вечерам я люблю уходить на Фоку и, сидя на палубе, наблюдать за полярными отблесками. Когда они впервые озарили небо ближе к октябрю, экипаж не сомкнул глаз, и у всех затекли шеи. Ты только представь: бескрайнее черное небо озаряется вдруг неземным светом, словно сам Господь посещает нашу грешную землю в этот самый момент. Зеленые блики играют почти на наших лицах, задевают мачты и даже палубу, а наверху, прямо среди звезд небо переливается красно-синим. И хотя мы в последние недели видим такую картину постоянно, я так и не смог к ней привыкнуть, и каждый раз у меня захватывает дух. Только это, пожалуй, и отвлекает от того безобразия, что творится в наших рядах.
Капитан в пух и прах разругался с Георгием Яковличем, а мне удалось стать невольным свидетелем их ссоры, когда я в очередной раз любовался небесными красотами. Они тоже оказались в тот момент на Фоке, и капитан, закипая от бессильной злобы, накричал на Седова за то, что тот своими глупыми и невыполнимыми амбициями губит людей. Однако, и Георгий Яковлич тут в долгу не остался и выпалил что уж не капитану Захарову его учить, у него самого, дескать рыльце в пушку. «Что Вы имеете в виду?!» — прорычал опешивший капитан. «Все видели, кто провожал Вас в плавание, Николай Петрович! И это была отнюдь не Ваша супруга!» Капитан ахнул и попытался было наброситься на Седова с кулаками. Вот тут-то мне и удалось спасти положение и разнять их, хотя откровенно признаться, радость моя, сейчас я понимаю, сколько неверно поступил, вмешавшись и обнаружив свое присутствие. Николай Петрович с тех пор заимел на меня зуб, хоть ни в чем и не признается, виду не подает, что я что-то знаю о его проделках.
Мы пытались охотиться на белых медведей — в первую очередь ради шкур, ибо мясом нас в достатке снабжают моржи, но это слишком хитрые и опасные звери. Ипполит считает, что именно из-за них Седов отбил у капитана зимовку Фоки на Новой Земле — описывать местность на собаках — слишком опасная затея. Да только у Георгия Яковлича все одно ничего не вышло: льды основательно затерли судно, штурман пытался сделать несколько узлов вдоль берега, но у него ровным счетом ничего не вышло.
Охота и готовка полностью легла на наши с Ипполитом плечи помимо регулярно осмотра и ремонта Фоки. Правда, Георгий Яковлич велит нам всем теперь именовать Фоку «Михаилом Сувориным», такое новое название решил он дать суденышку. Да только я знать не знаю, что это был за Суворин такой, а божий человек есть божий человек. Посему для меня он так Фокой и остается.
Штурман помогать нам отказывается, а только все ходит и проверяет за нами. Давеча они с Ипполитом едва не подрались из-за якобы неверно установленной грот-мачты: штурман даже схватился за
