Хроника раскрытия одного преступления - Ольга Лаврова

"Я тоже, может, был интересный человек!" Нет, не был. Но мог быть. Мог. Тем горше, что этого не произошло, что человек не состоялся...

Второй раз мы приехали в Ригу в начале лета. Город зеленел и цвел всяким свободным от асфальта клочком земли, пахли клеем свежие афиши: "Выставка янтаря"... На послезавтра был назначен суд над Мезисом и Красовским.

Киногруппа готовилась к съемкам. Зал Верховного Суда республики продолговатое помещение, в одном торце которого располагались двери, а в другом огромное, во всю стену окно - был удобен для операторов.

Девять дней длился процесс, и девять дней тихо жужжали камеры и магнитофоны. Самый зоркий наблюдатель не сумел бы заметить и упомнить всего, что запечатлели они на пленку. Живые, неповторимые голоса людей, взволнованный ропот или затаенное дыхание зала, мгновенно отзывавшегося на происходящее в суде, и удивительный по разнообразию и выразительности калейдоскоп лиц. Родные и друзья Инара Карпова, инкассатор, пострадавший возле "Турайды", мать Красовского, его подружки Зубари и Яковлева, вереница свидетелей, бесстрастный прокурор, родственники Мезиса, жена Красовского... и двое на скамье подсудимых, ожидавшие возмездия.

А если бы они предвидели, что оно неизбежно? Если бы могли заглянуть вперед и увидеть себя вот такими, сидящими за невысоким барьером, который отделяет от мира безнадежной глухой стеной? Попали бы они тогда на эту скамью?

Конечно же, нет!

Доставленный инспектором Крамаренко в штаб Красовский, еще не зная об аресте Мезиса, обронил характерную фразу: "Милиции просто повезло". Подобно большинству преступников, он считал, что ловят других - не его. Стоит только хорошенько все обмозговать и исполнить железной рукой, без нервов, - считай, удача в кармане.

Что ж, он проявил и изобретательность, и хитрость, и даже когда Мезис спасовал и развалил тщательно продуманный план, у Красовского хватило злой решимости и хладнокровия действовать до конца в одиночку. И все же он пойман.

Давайте проделаем мысленный эксперимент. Допустим, Крамаренко "просто повезло", когда он заметил и - даже вопреки сомнению шофера - опознал убийцу. Допустим, Слока ведать не ведал, что к Ирене Зубари захаживает Красовский, и не спугнул бы его своим неожиданным появлением. И с языка Красовского не сорвались бы слова о знакомой женщине из магазина. Или женщина эта не повела бы себя так искренне и порядочно. А еще раньше приятель не крикнул бы Красовскому при инкассаторах: "Здорово, Коля!"

Пусть так. Оставим только место происшествия, приметы и тех свидетелей, которых уже не сочтешь случайными.

Что тогда? Естественно, милиция захлопнула бы двери из города. Человек со свежей раной на пальце не мог бы ни уехать из Риги, ни уйти пешком. Эксперты нашли бы в машине все те же следы и отпечатки. С помощью инкассатора методом фоторобота создали бы вполне узнаваемый портрет. Ведь то, что инкассатору не удавалось внятно описать преступника, совсем не значит, что он не помнил его в лицо - не один час провели вместе. Портрет расклеили бы на улицах, передали по телевидению. И наверняка кто-нибудь сказал бы себе: "Погоди-ка... шофер... уж не Красовский ли?!"

А кроме того, в иных условиях розыск шел бы по иным путям и выявлял новые улики. Например, такую: двое из таксопарка видели, как Красовский о чем-то спрашивал Инара Карпова до начала смены. Если бы к тому моменту следствие не имело показаний Мезиса, подобная деталь могла стать решающей.

Словом, многое было бы по-другому и, возможно, труднее. И пусть не через 70 часов, а через 140, но кончилось бы все так, как оно и кончилось! Разоблачение было неизбежно.

Но теперь мы обязаны спросить: а была ли неизбежной гибель Карпова? Предопределялась ли она только злой волей Красовского, соучастием Мезиса и доверчивостью Инара? Довольно ли было этого, чтобы сложился план, намечавший убийство троих людей?

Нет. Как минимум, нужна надежда, что план осуществим. На чем же она держалась? Да на том, что Красовский досконально знал систему работы шофера при инкассации. Знал не только правила, знал, какие отступления от них стали практикой. Откуда? Из собственного опыта. Да-да!

В принципе для инкассации должны использоваться спецмашины, отнюдь не такси. Но еще можно понять, когда перевозку государственных средств доверяют таким людям, как Инар Карпов - недавний пограничник, один из лучших водителей парка. Однако нельзя понять, почему это доверяли Красовскому, не имевшему за плечами ничего, кроме самой скверной репутации.

Не раз он подтверждал на следствии, что близость денег распаляла его, подсказывала способы грабежа. Красовский был уверен, что - несмотря на инструкцию - его не попросят предъявить документы по приезде в банк. Тут и таилась возможность подмены шофера, отсюда и выползла на свет мысль уничтожить Карпова. Да, не спросили у него документов в банке. Ни водочного духа не заметили, ни разбитого стекла...

Открытый судебный процесс приковал к себе внимание многих рижан, не забывших январские дни, когда почти каждый готов был кинуться на помощь милиции. Обсуждались рассказы свидетелей, реплики прокурора и адвокатов, но самым жгучим для всех оставался вопрос: что же сделало Красовского и Мезиса готовыми на зверство?

"Винить некого. Только себя". Но вот мы смотрим на мать Мезиса, на брата, сестру, слушаем их показания, не оставляющие в памяти ничего, кроме плаксивой фальши. Неприятное семейство. Очень.

Как не винить мать, если она воспитала двух преступных сыновей?

Как не винить старшего брата, с малолетства приучавшего Владимира к сквернословию и водке, а позже водившего домой толпы своих дружков по колонии?

А кто родил и вырастил Красовского? Вот она, среди публики. Обыкновенная старушка, на голове платочек в крапинку, крестьянские руки - извечно знакомый, мирный облик. Она появилась в зале, высоко держа небольшой листок бумаги, и так пронесла его вдоль всего прохода и молча протянула судье. Единственное, чем надеялась помочь сыну: справка о том, что в десятилетнем возрасте он переболел менингитом.

Судья взял, прочел, кивнул, а она продолжала стоять, глядя снизу вверх, и чего-то ждала. Немедленного воздействия заветной бумажки?

- Вы можете сесть, - сказал судья.

Послушно пошла, села. С непонимающим видом выслушала обвинительное заключение, механически оборачиваясь на каждый новый голос. И так девять дней. Припав к окуляру и взяв самый крупный план, оператор тщетно караулил смену выражений. Ничего. Только подавалась вперед, когда говорил сын.

Зато лица матери и вдовы Инара завораживали напряженной внутренней жизнью. Обе женщины держались стоически, будто поклявшись не выдавать своих чувств. Но экран имеет свойство обнажать даже скрытое.

Как они слушали показания Красовского! Окаменевшие, непроницаемые: одна глядя на сложенные на коленях руки, другая - невидяще, мимо судей, в окно. А убийца исповедовался заученно-грустным тоном. Теперь он уже не уверял, что все случилось "стихийно", не отрицал, что орудовал вилами. Его пятерня отпечаталась на ручке, и доказанную вину отрицать было неразумно. Но кое-что сгладить, обойти он старался.

- ...Когда мы подъехали, я сказал: остановись здесь. Он остановился. И в это время Мезис нанес ему удар сзади по голове. Он стал, так сказать, обороняться, потом открыл дверь и мы вывалились наружу, ну... в снег... вот. Он лицом вниз так упал, и я его так сдерживал. Затем я ему сделал прокол сверху через спину. В это время он вскрикнул и сказал: "Не надо!" Ну... потом мы его положили в багажник. Мне палец перевязали. Следы крови немножко убрали. Потом мы приехали в лес, я там раньше грибы собирал. Ну, мы решили его там оставить. Когда клали его, он, между прочим, еще дышал... Ужасно.

В устах Красовского "ужасно" не звучало ужасно. Хоть он и скорчил покаянную мину, но это прозвучало констатацией досадной помехи: слишком уж упрямо Карпов не хотел умирать.

Для матери и жены Инара это было поистине ужасно: им не сообщали таких подробностей и услышать сейчас от этого изверга... Мать обессиленно склонила голову. Лицо жены не дрогнуло, но что-то произошло с ее глазами. Трудно описать. Десятки раз мы просматривали кадр, пытаясь уловить его смысл. "Он, между прочим, еще дышал" - и в ответ глаза на мгновение рванулись в сторону скамьи подсудимых. Увидеть убийцу? Нет, выразить страстную ненависть? Тоже нет. Казалось, женщина внутренне рванулась туда, к мерзлому окопу, где еще теплилась жизнь Инара.

А мать Красовского сидела все с тем же непонимающим видом, часто и удивленно смаргивала. Чем-то они с сыном были фатально похожи. Не только стертостью черт, нет, глубинно: душевной скудостью, пустотой. Да простится нам, если не правы.

Вероятно, читатель ждет объяснений, как же все-таки Красовский стал таким?

Простите, не в наших силах. Мы не знаем, где и почему из него насухо утекла душа. Сначала мы приняли это как рабочую гипотезу, потом добросовестно переворошили его биографию, включая и времена менингита (который, по мнению медицины, не дал заметных последствий). Но даже будь у нас возможность месяц за месяцем проследить историю Красовского, думаем, это не принесло бы ответа.