Орфей в аду - Борис Поплавский

Звездный водопад*

Адольфу

неизвестному мастеру гетелберского алтаря за восемь картин — восемь окон в Рай и в ад

На высоте, в сиреневых лучах,Спокойно спит твое лицо над миром.Взошел закат, сорвался и зачах.Простила ты и отпустила с миром.

Смотрю, по горло погружаясь в зло,Стоя пятами на кипящем аде, НедвижнаТы, на звездном водопаде,Беззвучно ниспадающем к земле.

Окружена лиловыми кругами,Сияньем голубым, звучаньем крылИ в крепких латах спящими врагамиИ сонмами хвостов, копыт и рыл.

Нисходишь Ты, Ты пребываешь в сферах.Поешь и молча слушаешь зарю,Следишь с высот за шагом Агасфера.Докладываешь обо всем его царю.

Тебе ли он откажет в снисхожденьи!В сиреневом лице твоем весна,Конец и срок невыносимых бденийИ окончательное прекращенье сна.

«Золотая луна всплыла на пруде…»*

Золотая луна всплыла на прудеТруба запела о страшном судеТруба палила с пяти часовПроисходила гибель боговОни попадали под выстрел трубыОни покидали свои столыГде пьяная скука ела с ножаМимо пристани медленно шла баржаГород скрывался смеялся пилотИ появлялся плавучий ледДансинг медленно накреняла волнаИм казалось что все это от винаОни танцевали кружась и встречаясьПод пение скрипок и крики чаекС крейсера-призрака выстрел сверкалОн провожал нас в глуби зеркалИ уж мы видели с наших местНад мостиком дансинга Южный КрестУж волны кругом меняли свой цветСо дна океана вставал рассветИ по чистому зеркалу мертвой водыПлыл розоватый и зловещий дымГде мы и что там в дыму ползетЭто белое поле полярный ледЭто шелк непорочных твоих похоронОн окружил нас со всех сторонДруг мой прекрасный ложись на ледСмерть нас розовым солнце<м> ждетМы возлюбили ее вполнеМы изменили родной странеМы целовали ее в челоИ миновали добро и зло

«Отцы об стенку ударялись лбами…»*

Отцы об стенку ударялись лбамиРаботали ходили на врагаА мы живем как педерасты в банеХихикая и кашляя слегкаОни трясли красивые оковыИ мыли стекла кровию в домуА я умею только строить ковыИ рассуждать как иегова в дымуНачто тогда ты жил творянин ЛенинИ кровь пролил и класс переменилКогда садясь как дева на колениПотомок твой мешает он был милДа проклят будь тот счастливый холуйКто мирно ест пунцовую халвуИ говорит военный труд оконченПоджаривайся жизнь круглясь как мягкий пончик[9]Актер упал но роль еще живетОна о новом теле вопиетНегромкими но страшными словамиЕще молчит непробужденный мирВсегдашно сторожим златыми львамиИ тихо над пустыми головамиСмеется опрокинутый кумир.

«Луна богов луна богиня смерти…»*

Луна богов луна богиня смертиВокруг луны кружит корабль летВ окно смеются завитые чертиНа дне души горит душа зимойЛуна во всем она горит во взглядеЯ предан ей я стал луною самИ фиолетовой рукой богиня гладитМеня во сне по жестким волосам

«Качались мы, увы, но не встречались…»*

Качались мы, увы, но не встречались,Таинственно качание сюда.Туда мы с искренним привольем возвращались;В строй становились мирно, как года.

Безмерно удивлялись: разве этоТа родина, которая? та? ту?Но уходило прочь земное лето.Валилось сердце в смертную пяту.

Пенился океан цветочным мылом.Вода вздыхала в раковине тая:Ты исчезаешь, ты уходишь, милый,Но мы не отвечали улетая.

Кружась не замечали, не смеялись,Не узнавали, умирая, дом.Мы никогда назад не возвращались,Хоть каждый день ко флигелю идем.

И так пришли к тебе к тебе бе! бе!Ты слышишь, козы блеют перед смертью;Как розовое милое бебе,Как черные таинственные черти[10].

Париж, август 925

«Смирение парит над головой…»*

Смирение парит над головойВоенною музыкою и зыкомМорение схватило нас хоть войРаспух от страха и жары языкНа сходку сквера мы пришли без зоваУвы должно без голоса уйдемСлова излишние придали форму зобаПолна вся улица она влезает в домДом дом о дверь меня кричу нет домаНе слышат притворяются идутТекут из крана с потолка ползутНастигли завсегдатаи СодомаВисят и тащат по ступеням внизВыводят за плечи как на расстрел на площадьСмеется в воротник и плачет лошадь,Зря подневолье. Я же продолжаю визгОру кричу но чу кругом пустынноПустыня ходят невесомо львыО Лазаре! Я спал! О выли львыНесут для погребения простыни

1925

открытое письмо*

Зачем зачем всевышний судияВелел ты мне наяривать на лиреВедь я совсем совсем плохой поэтНелепый жулик или обезьяна

Ведь я не верю в голос из-под спудаОн есть конечно но и безопасноДля спящего на розовой перинеДля скачущего праздно на коне

Для тех кто плавает или летаетВздыхая воздух или незаметноИсподтишка пуская дым табачныйГорой порой до самых башмаков

(Хоть я и не поклонник гигиеныВегетарианства или шахматистовКоторые танцуют на обложкеИ падают и вечно спят смеясь)

Нелепый факт на дереве нелепомНелепою рукою отрываемЯ издаю глухой и хитрый вкус

Как будто сладкий и как будто горькийКак будто нежный но с слоновой кожейНо светлосиний и на самом делеПремного ядовитый натощак[11]

Но для того кто вертится как флюгер(Крикливая и жестяная птица)На вертеле пронзительнейшей верыНа медленном сомнительном огне,Я привожу счастливую во сне

Она махает ровненькою ручкойИ дарит дарит носовой платочекНадушенный духами сна и счастьяОхотного предоставленья Жизни(Как медленный удар промеж глазамиОт коего и тихо и темно)

1926

«Лишь я дотронулся до рога…»*

Лишь я дотронулся до рогаВагонной ручки, я устал,Уже железная дорогаОткрыла дошлые уста.

Мы познакомились и дажеСпросили имя поутру,Ответствовал польщенный труп:Моя душа была в багаже.

Средь чемоданов и посылокНа ней наклеен номерок,И я достать ее не в силахИ даже сомневаюсь: прок.

Так поезд шел, везя наш тихийОднообразный диалог,Среди разнообразных стихий:На мост, на виадук, чрез лог.

И мягкие его сиденьяПокрыли наш взаимный бред,И очи низлежащей тениИ возлежащего жилет.

Закончив труд безмерно долгий,Среди разгоряченной тьмыНа разные легли мы полки,Сны разные узрели мы

1925

«Зима и тишина глядели…»*

Зима и тишина гляделиКак две сестры через заборГде птицы в полутьме галделиХолодный[12] покидая двор

А в доме Ольга и ТатьянаПисали при свечах письмоПока над желтым фортепьяноЛетала пепельная моль

1925

Орфей в аду*

Гав гав! Ау ау! Миау мау! Кукареку!О, караул! Но караул на башне.Бль! бль! в воде, зачем я прыг<нул> в реку,О, о, погиб (печальной Мойры шашни).

Реку Тебе, неостроумный голубь.О, Боже! Можжевельная вода?Ты мне для лека. Утонул я голый.Иду на дно, должно быть, в ад? о, да.

Усаты духи шепчут у сосудов,В которых парится неправедная плоть.О, Бог, скорей, о бок, Ты безрассуден.Антропофаги жмут людской приплод.

Но, о, реку, ура, реку из речки.Казалось, им необходим партнер.Сажусь играть, сдаю, дрожа (у печки).Какая масть ко мне пошла, синьор!

<1925–1927>