Песня Кахунши - Анош Ирани

– Пошли, – говорит девочка.

– Куда?

Она поворачивается и уходит. Чамди не знает, что делать. Ему ужасно хочется есть, он смотрит на противень – может быть, попросить старика дать хоть самую малость?

– Старый жмот ничего не даст, – говорит девочка. – А я дам.

Чамди верит ей, сам не зная почему. Но ведь до нее ему никто еще доброго слова не сказал. Может, это начало полосы везения? Чамди идет вслед за девочкой по переулку. По обеим сторонам нависают темно-синие дома. Он поднимает голову к небу – где-то там должна быть луна, но ее закрыли облака.

– Ты под ноги смотри, – говорит девочка.

– Зачем?

– Чтоб ни на кого не наступить.

Чамди опускает глаза и видит людей, спящих прямо на земле. Никто не шевелится, не переворачивается с боку на бок. Им спокойно тут, думает Чамди. А может, им снятся такие кошмары, что они боятся шелохнуться.

Неожиданно девочка снова выводит его на широкую улицу совсем рядом с винным магазином «Пуджа». Едва ступив на тротуар, Чамди теряет равновесие, ослепленный фарами разворачивающейся машины. И мгновенно просыпается разъяренный желудок. Чамди и не подозревал, что между глазами и желудком есть связь. Есть, оказывается.

– Посиди, – говорит девочка. – Я сейчас вернусь.

Рядом тут же появляется мальчишка, голый по пояс, кожа гладкая. Он обрит наголо, на правой щеке шрам от губы до уха. Чамди с ужасом замечает, что и само ухо искалечено – целого куска не хватает. На вид мальчишка года на два-три старше Чамди. Такой же худой, но улица закалила его, сделала сильным. Коричневые штаны закатаны до колена.

– Это еще кто? – спрашивает мальчишка.

Девочка что-то шепчет ему и уходит.

– Ясно, – говорит мальчишка. – Да, сгодится. Тощий-то какой.

– Я не тощий, – огрызается Чамди. И прикусывает язык. Конечно, тощий. В приюте койбои прозвали его щепкой. Но Чамди не расстраивался – он представлял себе, как щепка превращается в дубинку и койбоям приходится туго.

Мальчишка достает сигарету. Закуривает, но горелую спичку не выбрасывает, а прячет в карман. Затягивается, выпускает дым в небо – совсем как те люди прошлой ночью. Интересно, зачем он курит? Зачем запрокидывает голову, когда выдыхает? Ведь дыму, наверное, все равно, куда лететь?

– Значит, жрать хочешь? – спрашивает мальчишка.

– Да.

– А еды нет. Все съели.

Он делает глубокую затяжку, огонек сигареты на миг освещает черные глаза. Узкие, не такие, как у Чамди.

– Сам откуда?

– Отсюда.

Правды лучше не говорить. Пусть думает, что Чамди не первый день на улице.

– Откуда отсюда?

– На улице живу. Как ты.

Мальчишка протягивает ему сигарету.

– Не надо, я не курю.

– Как это? Ты мужчина или где?

– Я бросил.

– Так ты откуда все-таки?

– Я же сказал, я тут живу, на улице.

– Да? А как эта улица называется?

– Я как захочу, так ее и называю. Какая разница?

Нехорошая у него усмешка. Чамди явно проверяют.

– Скажешь, как называется улица, дам поесть, – говорит мальчишка.

– Ты же сказал, что еда кончилась.

– Я наврал.

Он снова затягивается. От сигареты уже половина осталась.

– Так я жду, – говорит он.

– Собачий переулок.

– Сам знаешь, нет такого названия.

– А я ее так назвал. Потому что здесь бродячих собак полно.

– А ты не лох, – говорит мальчишка. На Чамди он не глядит, изучает окурок в руке. – Бегать умеешь?

– Все умеют.

– Я не умею.

– Чего это?

– Смотри.

Он затаптывает окурок босой пяткой, сует в рот горелую спичку и шагает вперед. Чамди сразу понимает, в чем дело: правая нога у мальчишки высохла, он сильно хромает, держится правой рукой за бедро, смешно раскачивается, делает вид, будто бежит. И улыбается, очень довольный собой. Прямо клоун.

– Ну как? – спрашивает мальчишка, выплевывая спичку.

У Чамди так и вертится на языке что-нибудь вроде «отлично, просто замечательно», но лучше, наверное, ничего не говорить. Кто его знает, можно над этим уродом смеяться или нет?

– Ты вообще когда-нибудь улыбаешься? – спрашивает мальчишка. – Или у тебя лицо вроде моей ноги? Ничего не чувствует?

– Так ведь я тебя в первый раз вижу.

– Ты же говоришь, мы рядом живем. Как же ты меня не знаешь?

Он внимательно разглядывает Чамди. Совсем как та девочка.

– Я Сумди, – говорит он. – А девчонка – моя сестра. Гудди.

– Сумди и Гудди.

– Точно.

– А что с ногой?

– Ты что думаешь, раз ты знаешь, как меня зовут, можно и вопросы задавать?

– Я же…

– Да ладно тебе! Это я так, дурака валяю. С ногой что? Полиомиелит. Да какая разница? Просто такое название.

– Как Собачий переулок.

– Собачий переулок! Ну ты даешь! Тебя-то как зовут?

Девочка возвращается, и Чамди не успевает ответить. В одной руке у нее горячий стакан чаю, судя по всему, с молоком, в другой – ломоть черствого хлеба. Ну и что, что черствый! Чамди выхватывает у нее хлеб, запихивает в рот и наслаждается чудесным вкусом. Но недолго, потому что торопится скорее проглотить кусок.

Теперь чай. Он подносит стакан ко рту, но рука дрожит. Дует, чтобы чуть-чуть остудить, делает первый глоток. Чай жиденький, зато горячий. Чамди чуть было не попросил сахару, но вовремя вспомнил, что здесь не приют.

Сумди следит за тем, как Чамди ест, Гудди стоит рядом с братом.

– Да, он подходит, – решает Сумди. – Тощий как смерть.

– Главное, чтобы бегал быстро, – отвечает Гудди.

– Я быстро бегаю, – говорит Чамди, хотя он все равно не понимает, почему это так важно.

– Покажи, – требует Гудди.

– Сейчас?

– Да.

– Сейчас у меня сил нет.

Чамди не нравятся эти рассуждения. Его отец тоже бегал быстро. Вот и миссис Садык говорила: «Он бежал от тебя, как от привидения». Может, слова были другие, но он так понял. Что отец убежал из-за него. А теперь эти двое выспрашивают, быстро ли он бегает. Это не к добру. Но хоть живот успокоился.

– Тебе есть где спать? – спрашивает Сумди.

– Нет.

– Спроси, как его зовут, – просит Гудди.

Она больше на него не смотрит. Вообще отворачивается. И Чамди это очень не нравится.

– Так как тебя зовут?

– Чамди.

– Как?!

– Чамди.

– Ничего себе имечко! Но мне нравится. На мое похоже. Сумди и Чамди. Из нас получится отличная команда.

Сумди ковыляет к Чамди и обнимает его за плечи:

– Все будет как надо.

– Я работаю один.

Чамди сам не знает, почему он так сказал. Ему хочется показать, что он человек бывалый. Гудди смеется.

– Он говорит, как в кино! И платок у него на шее. Кто в жару платок носит? Зря я с ним связалась.

– Я его натаскаю, – говорит Сумди. – Пошли с нами. Мы под деревом живем.

И Чамди идет за Сумди, потому что тот впервые за весь вечер сказал что-то понятное: они живут под деревом. Дерево у них какое-то чудное – ни листик не шелохнется. А самое странное – оно будто прямо из асфальта растет. Чамди подходит ближе. Нет, все-таки есть земля вокруг корней. Наверное, дерево очень старое и дорожку просто проложили вокруг. На стволе при помощи бамбука и веревок закреплен навес из драной мешковины, картона и прочего хлама. Чамди разглядел в темноте пару железных мисок, пакет с четырьмя ломтями хлеба, ржавую жестяную коробку, керосинку и старый деревянный ящик, на котором нацарапано слово «ОМ».

– Добро пожаловать в наш кхоли, – приглашает Сумди.

Гудди вытягивается на земле под навесом из мешковины. Чешет пальцы на ногах и морщится. Сумди тоже укладывается прямо на дорожке, сует руки под голову и смотрит в небо.

Чамди старается делать все, как Сумди. Правда, Сумди этого не видит, его глаза закрыты, небось через минуту уже заснет.

Чамди-то сегодня не уснуть. В приюте у него и кровать была, и простыни чистые. А здесь, на дорожке, в спину впиваются камешки и мусор. Остается только таращиться на темное небо в надежде уснуть от скуки.

Может, мама там? Может, она на небе живет?

Чамди и раньше об этом думал, а вот сейчас всем сердцем поверил: она и вправду на небе. «Наверное, поэтому меня папа и оставил, – думает он. – Я ему маму напоминал. Теперь она на небе живет, и когда-нибудь я ее увижу».

Чамди ищет на темном небе силуэт матери. Проводит линию от одной звездочки к другой, и получается живое тело. Самая яркая звездочка – это мамина голова. Вот черные пряди – у нее ведь обязательно должны быть длинные волосы. Для глаз звезды не нужны: он видел маму во сне, у нее глаза, как у него, большие и черные. Чамди смотрит на маму в небе.

Потихоньку он погружается в дрему. До него доносится дыхание Бомбея: автомобильные гудки, скулеж собак, а еще кто-то стонет.

Да, точно, это стон.

Чамди приподнимается на локте и в темноте различает на земле у дома напротив женщину. Она стонет от боли. Чамди смотрит на Сумди и Гудди.

«Разбудить их? А вдруг они решат, будто я испугался?»

Отвлечься не получается. Чамди встает и медленно переходит улицу. Наступает на что-то острое и морщится. Хоть бы не стекло – стекол у него в пятках и так достаточно. Нет, это красная пробка от газировки. Женщина полулежит с закрытыми глазами, привалившись к стене. Что-то бормочет, но слов не разобрать.