Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский

Премиер-майору Суворову открылась возможность вступить наконец на боевое поприще, к которому он так усердию готовился. Был ли он назначен в действующую армию по воле начальства, или сам просился, — во всяком случае получил не то, чего желал. В Лифляндии и Курляндии формировались в то время для вступивших в Пруссию пехотных полков третьи батальоны. Суворов был приставлен к этому делу, занимался им в 1758 году и потом послан препроводить 17 вновь сформированных батальонов в Пруссию. Последнее поручение конечно было принято им с радостью, потому что приводило его по-видимому к цели — в действующую армию. Случилось однако не так. В Мемеле были учреждены для армии продовольственные магазины, склады с разного рода военными запасами и госпитали. Суворов, сдав третьи батальоны, был назначен комендантом в Мемель, в том же 1758 году. Это обстоятельство, между прочим, доказывает, как он мало еще был известен и в какой степени был чужд всякой протекции. Получить назначение в армию было делом очень легким, лишь бы нашлось кому замолвить словечко, ибо все тогда делалось из милости да по связям родства и свойства. Но покровителей у Суворова не было, и он должен был остаться в тени. Военное время сравнительно с мирным бывает редко; для истинно военного человека с подготовкою и честолюбием Суворова — видеть войну проходящею перед глазами и не принимать в ней участия, — есть тяжелое испытание, Поэтому Суворов, находясь в Мемеле, всячески искал себе выхода в армию и наконец, неизвестно каким способом, добился. В 1759 году, в чине подполковника, он получил новое назначение и поступил под начальство князя Волконского, а затем определен к генерал-аншефу графу Фермору дивизионным дежурным, т.е. к исправлению должности в роде дежурного штаб-офицера или начальника штаба.

Тем временем военные действия Русских шли не важно. Первая их кампания, 1757 года, велась под главным начальством графа Апраксина. Медленно, черепашьим шагом пришла русская армия, одержала победу при Грос-Егерндорфе, простояла целую неделю без дела и ушла назад в Лифляндию. Кампания ознаменовалась грабежами и завершилась бедственным обратным походом в ужасную осеннюю распутицу; тут армия потерпела больше, чем понесла бы вреда от поражения. Отступление после победы произошло вследствие соображений не военных; главною пружиною этого странного события был наследник престола, благоволивший к Прусскому королю, с которым его Государыня вела войну. Сражение выиграно исключительно храбростью русской армии; Апраксин был тут не при чем; и он, и противник его, прусский фельдмаршал Левальд, соперничали друг с другом количеством и качеством наделанных ошибок; но пальма отрицательного первенства принадлежала все-таки Апраксину.

Апраксина сменили, назначили Фермора. В 1758 году он занял покинутое королевство Прусское и медленными переходами двинулся в Бранденбургскую мархию. Фридрих искусными маневрами оттеснил его и при Цорндорфе атаковал с ожесточением, приведенный в негодование грабежами «русской орды», как он называл нашу армию. Битва разыгралась яростная; с каждой стороны потеряно более трети людей, а результат получился ничтожный. Победа Пруссаков была нерешительная; каждая армия сохранила свою часть поля сражения, и обе на второй день отступили, боязливо наблюдая друг за другом. В следующем году Фермор просил увольнения от главного начальствования и был заменен Салтыковым, но остался в армии, чтобы быть полезным отечеству, поступил под команду к Салтыкову и потом, по болезни последнего, предводительствовал армиею опять, но лишь в смысле временного замещения главнокомандующего. В этом году прибыл к армии Суворов; первое дело, происходившее на его глазах, было занятие Кроссена в Силезии, в июле месяце. Затем армия двинулась к Франкфурту на Одере и к ней присоединился Лаудон с 15,000 австрийских войск. Фридрих не терял времени; собрав разные части войск откуда только было возможно, полетел с 48,000 человек, рассчитывая опрокинуть 80,000 армию союзников в Одер. При Кунерсдорфе произошло в августе жестокое сражение, первое, в котором участвовал Суворов. В первый раз изменил тут Фридрих своему обычному благоразумию и убедил себя в победе, не видев еще неприятеля. Приняв курьера от Фердинанда Брауншвейгского с донесением о разбитии французов при Миндене, Фридрих сказал ему: «оставайтесь здесь. чтобы отвезти герцогу такое же известие». Но самообольщение только усиливает горечь разочарования; атака Лаудона с фланга решила битву, Фридрих был разбит совершенно, под ним убиты две лошади, прострелен мундир; на него налетели неприятельские гусары, и прусская кавалерия едва спасла своего короля. Пруссаки не отступили, а бежали в величайшем беспорядке. Бойня была страшная; потеря убитыми и ранеными превосходила с обеих сторон 35,000 человек; большинство прусских генералов было переранено. Но результата опять таки не достигнуто союзниками никакого. Судьба Пруссии находилась в руках Салтыкова, а он говорил Австрийцам: «мы много сделали, теперь ваша очередь». Вернее, что Салтыковым руководили соображения не военные, а придворные, ввиду пристрастия наследника престола к Прусскому королю. А имперский главнокомандующий Даун никогда не был в состоянии решиться на энергический образ действий. Фридрих Великий воспользовался этими обстоятельствами и чрез несколько недель снова принял грозное положение. Салтыков в конец рассорился с Дауном, ссылаясь на невозможность продовольствовать армию в опустошенных местах, отступил на свои зимние квартиры и поехал в Петербург приносить на союзников бесплодные жалобы и давать бесполезные советы.

Еще один год войны миновал без всякого толка; даром пролиты реки крови, похоронены тысячи храбрых, искалечены другие тысячи. Легко понять, какое впечатление вся эта бесцельная бойня производила на молодого Суворова, одаренного природной проницательностью и взглядом, просвещенным наукой. Он не командовал еще отрядами, следовательно не был погружен в интересы своего собственного, ограниченного круга действий, загораживающего сферу более обширную, он заправлял штабом корпусного командира Фермора; на его глазах двигались главные рычаги войны, и он имел возможность критически относиться ко всему происходившему. До нас дошел один частный случай, подтверждающий такое предположение. Когда, после Кунерсдорфской победы, Салтыков остался стоять на месте и даже не послал казаков для преследования бегущего неприятеля, Суворов сказал Фермору: «на месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин». Это по-видимому простое замечание, очень характерно и кроме того верно. «На войне все просто», сказал один писатель: «но простота эта дается трудно». Что сделал бы Суворов на месте Салтыкова, того именно и боялся Прусский король. Он писал королеве, чтобы она торопилась выезжать из Берлина с королевским семейством и приказала бы вывозить архив, так как город может попасть в руки неприятеля. К счастью Фридриха, он имел перед собой не Суворова, а Салтыкова.