Фантазерка - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Набрала воздух и сказала:
– Я хочу посвятить тост способности людей…
Замолкла, откинулась назад, прикрыла глаза, сначала нахмурилась, а потом улыбнулась… Секунду, вторую, третью… десять, двадцать прошло, а Эмилия не продолжала тоста. Застыла со слабой улыбкой. Театральные паузы бабушка любила, все знали. Но в немых сценах должна быть мера.
– Эмиличка, ку-ку! — позвал Антон. — Мы здесь, мы ждем про способность людей.
Марина сидела рядом с бабушкой, прикоснулась к ней рукой. Сначала легонько погладила:
– Ты не уснула? — Потом захватила плечо и потрясла: — Эмилия! Что с тобой?
У Марины было ощущение, что тормошит не живого человека, а скульптуру, еще мягкую, только что законченную художником. Фигура из незастывшего гипса. Марина вскрикнула, и все мгновенно поняли, что бабушка умерла. Картинно и красиво: с вином в руке, в бархатном платье, с уместным макияжем, маскирующим старость и смерть, с тюрбаном на голове, скрывавшим редкие седые волосы. И камни в серьгах и перстнях казались настоящими, драгоценными. Эта навеки уснувшая женщина не могла носить подделок.
В момент смерти Эмилия не фальшивила, точно давно репетировала. Хотя никому не дано срежиссировать свою кончину, как ни старайся. Но Эмилия осталась бы довольной и тем, как выглядела, и тем, как искренне выражала горечь потери публика.
Хлопот с перевозкой тела, моргом, оформлением бумаг — никаких документов, начиная с паспорта и кончая свидетельством о рождении, в сумочке Эмилии не обнаружилось — было много. Но у внуков похоронные заботы не вызывали досады, и неблагородное чувство избавления от лишней родственницы отсутствовало. Хотя наверняка, умри Эмилия месяцем раньше, все только бы вздохнули с облегчением.
Вчетвером они стояли у гроба: ни поклонников, ни друзей бабушки — не нашлось даже записной книжки, чтобы позвонить ее приятельницам, пригласить на похороны. Марина и Лена плакали, Андрей и Антон хмурились, когда под траурную музыку гроб уплыл в печь, в небытие.
Поминки в квартире Лены и Антона были грустными. Какими еще могут быть поминки? Как ни странно, обычно в поминальном застолье нет безудержного плача и безысходной тоски. Эти муки в одиночестве терзают. А на поминках вспоминают добрые поступки умершего, рассказывают о нем истории, чаще — смешные. И вот уже вдова улыбается, родные смеются, друзья наперебой спешат рассказать случай, сто раз прежде повторенный на днях рождения, но все равно забавный. Поминки — тот же день рождения, только без именинника. О нем — светлая память. Так и тосты заканчиваются — «Светлая память!»
Внуки о бабушке ничего не знали. Теоретически Эмилия прожила больше восьмидесяти, конечно, бурно и ярко, однако им неведомо. Не вспоминать же ее выкрутасы, когда доводила до белого каления. А единственным героическим поступком — спасением правнуков — восхитились десять раз. Примешивались и подленькие мысли: не свались нам на головы бабуля, мы не оказались бы в деревне, где роют ямы, в которых тонут дети. И как ни была велика их нынешняя благодарность, присутствовало сознание, что, проживи Эмилия в их домах еще месяц-другой, начались бы старые проблемы.
– Мрак! — покачал головой Андрей. — Глупость, идиотизм! Не выпивать же за то, что избавила нас от себя?
– Земля пухом Эмилии! — перебила Лена. — Не чокайтесь, мальчики.
– Все-таки бабушка была удивительной женщиной! — искала Марина правильные слова. — Необычной, неординарной, ее мало кто понимал… никто не понимал, даже родные дети…
Попытка сказать хорошие слова не увенчалась успехом. На помощь пришла Лена:
– Выпьем за упокой души Эмилии. Господи, даже не знаем, как ее зовут по паспорту. Ну, да упокой, Господи! Мальчики, сколько раз повторять? Не чокаясь! Хоть одну волю ее да исполнили. Она мне, когда кого-то важного по телевизору хоронили, сказала четко: «Меня хоронить безо всяких поповских представлений! Отпевание не заказывать, в церковь гроб не таскать! Не выношу театральные штампы!»
– Мы и не отпевали, — ухмыльнулся Антон. — Денег сэкономили. Ребята, я никогда не забуду… Как вошел в баню… она скрючилась… обычно такая… — Антон покрутил руками в воздухе, — идиотского вида, а тут… ощипанный птенец, жалкая, худенькая, маленькая. Как пронзило: моя бабушка, кровная… Сына уберегла… Ленка, говори! За что пьем?
– Пусть земля ей будет пухом! — быстро нашлась Лена.
– Наверное, правильнее сказать, — закапали у Марины слезы раскаяния, — что я бабушку возненавидела. Вы знаете, я ничего не забываю: ни плохого, ни хорошего. Андрею поэтому трудно со мной…
– Мариша! — перебила Лена. — Мы не на твоем дне рождения, а на бабушкиных поминках.
– Да, конечно, извините. Но мне так горько! Бабушка спасла мою дочь, а я, бывало, просыпалась утром с мыслью: хорошо бы она умерла ночью. Сейчас войду на кухню, а она — уже холодная. Два-три дня хлопот с похоронами — и нет больше Эмилии. Андрей, как прежде, станет опорой, а не злым брюзгой…
– Ну, виноват! — со стоном перебил Андрей жену. — Она была уникумом. А кому нужны неординарные личности в быту? Никому. Хотя у этой чертовки… не хмурься, Мариша, да — я выпил. И все-таки чертовка! И жизнь у нее была, голову даю, — фейерверк. Чертовка!
– Моя бабка родная, — хмельно возгордился Антон. — Без вопросов. Я всегда чувствовал, что между нами общее… общее…
– Пристрастие к хорошему коньяку, — вставила Лена.
Марина тоже почувствовала, что мужчин заносит в область выдуманной реальности — верный признак опьянения, из которого может выдернуть только неожиданный поворот мысли.
– Ребята! А ведь Эмилия нам наследство оставила! — воскликнула Марина.
– Точно, шкатулка! — поддержала Лена, которую волновала не столько степень опьянения мужа (находился у себя дома), сколько надежда на щедрое наследство.
К их чести надо сказать, что про шкатулку и обещания бабушки сделать их богатыми до этого момента не вспоминали.
– Где шкатулка? — спросил Андрей.
– Ты меня спрашиваешь? — возмутился Антон. — Ленка, Маринка, где бабулина шкатулка?
Все переглянулись и покачали головам: никто не брал. Когда увозили тело бабушки, только ее сумочку захватили. В гробу лежала в последнем наряде — бархатное платье и тюрбан на голове.
Решили ехать за наследством в следующее воскресенье.
– Вот славно-то! — обрадовалась баба Катя, когда они подкатили к ее дому. — Сегодня девять дней. Боялась, что забудете.
Они забыли, просто выходной совпал с девятинами. Хорошо, что немного продуктов захватили, но спиртного не брали. Андрей и Антон вызвались поправить бабе Кате перекосившийся забор, пока варилась картошка и женщины накрывали на стол. С детей не спускали глаз, покормив, уложили спать.