Клад - Медеу Сарсекеев

Казыбек тоже вышел из машины, по привычке хозяина, отвечающего за все, пнул носком сапога по скатам. Ничто его сейчас не занимало так сильно, как девушка. Так и тянуло поглядеть, что там привлекло внимание студентки. Цветов здесь океан. Но отъединенные от корней, сжатые в букете, они не смотрятся. Цветы лучше видеть в поле, как бы вписавшимися в исполинский, колыхающийся под ветром, зыблющийся и пахучий ковер.

Через минуту Меруерт уже пропала среди этого ликующею, озвученного песнями жаворонков разнотравья. Она пристроилась за гривкой пырея на камне величиной с большой сундук и сидела так, обняв колени, сжавшись в комок. Издали она напоминала собою птицу, слетевшую с ближнего дерева. Было что-то грустное и тревожное в ее неподвижной позе. А вокруг торжествовала жизнь. В ушах звенело от птичьих криков. Манили к себе яркие краски, источала неповторимые запахи хвоя. Казыбек шагнул к приунывшей спутнице ближе. Может, ей плохо после долгой дороги?

— Нет, нет, не беспокойтесь! — проговорила она тихо, не меняя позы, покусывая сорванную травинку.

Бетонка в этом месте спускалась круто и тут же пропадала между кустами боярышника. Можно было подумать, что дальше дороги совсем нет, все пути кончаются возле площадки.

Поднимавшаяся невдалеке гора была покрыта густой растительностью. Здесь начиналась зона лесов. На самой вершине властно расположились сосны, ярусом ниже шел массив кедровника, а по склонам белели чистыми стволами березы. Художница природа здесь поработала мудро и с упоением, не оставив незаполненным, не расцвеченным в какую-либо краску и клочка земли.

Зеленые холмы приобретали особую окраску на фоне золотистых клиньев и окантовок, обрамляющих лесные массивы. То были поля, отвоеванные земледельцами у лесов и буераков в позабытые нынешними людьми времена. Иногда ради прокормления семьи оратай древности и скотовод выжигал часть леса, корчевал пни, сталкивал с горы вниз застрявшие посередине поляны замшелые валуны. Борьба за малую прибавку земли к отвоеванному у леса клочку длилась годами, начиналась дедом, заканчивалась внуками… Да и то если потомков ждала удача. Мало кто из участников этой борьбы за существование думал о том, что помимо всего прочего он несет в дикое межгорье новые краски, творит, не замечая того, иное убранство для земли, дополняя своими усилиями и без того пестрое ее одеяние.

Обновление природы в этом месте шло очень бурно в середине августа, когда поспевали хлеба и заматеревшие стебли пшеницы сливались в единый массив, а поля ходили под ветерком исполинскими волнами. Близилось время уборки. Взглянет путник на эту красоту, и перед ним, перед величием дел хлебороба никнут горы. В зеленой кипени видны лишь вершины, но и они как бы сошлись в круг, побрались мохнатыми ветвями елошника, сплелись в хороводе и ведут свой волшебный танец под звон дозревающих колосьев.

Казыбеку казалось, что бесконечный танец природы продолжается внизу, в обширной пади, достигающей кромки Восточного Круга. Хоровод вобрал в себя пространство до мелькнувшей у поворота дороги, охватил причудливые камни-утесы, что опасно выткнулись из подножия горы, и все иное до самого горизонта. Совместный праздник природы и человека дополнялся синевой неба над головой, а вся картина слияния гор, лесов, хлеба и всего сущего на земле отражалась на дне рукотворного моря, разлившегося здесь, слегка мерцающего бликами, прозрачного, как расплавленное стекло.

Геолог догадался о том впечатлении, которое могли произвести на девушку, и произвели, наверное, открывшиеся с перевала виды, и ему становилось радостно от того, что это он, землепроходчик, помог ей встретиться с неповторимым уголком земли. Он ликовал, что и говорить: с глазу на глаз повстречались две Красоты, одинаково дорогие для него самого…

Меруерт так была увлечена созерцанием колосящейся у ее ног нивы, что забыла о самой себе, не только об автобусе и попутчике. И в том ее забвении джигит видел триумф своего замысла. Чтобы не помешать девушке впитать в себя краски земли и неба, вобрать запахи спеющей нивы, Казыбек отступил на шаг, отошел в сторонку, на самый край площадки, и незаметно для себя включился в роднящее их сейчас очарование природой. Думал при этом: «Бог мой, как мы беспощадны к себе и безоглядны в суете каждодневных забот! Врубаемся в леса, делаем стометровые просеки для линий электропередач, срезаем направленными взрывами вершины гор, если они окажутся вблизи аэродрома…

Часто ли мы, геологи, задумываемся о том, что топчем ногами всю эту красоту и вдавливаем колесами, устремляясь к избранной цели в конце маршрута, посылая через луга и выпасы буровую технику, сбрасывая куда попало ненужную сейчас породу? Да и сам я давно ли стал замечать, как хороши эти просторы и как много таят они в себе подлинных ценностей для человека, не в глубинах, а на поверхности земли? Впрочем, дремавший прежде мой взгляд на природу мог пробудиться лишь сейчас, когда рядом  о н а, Меруерт, и это ее близкое воздействие на меня воскресило мои способности увидеть, оценить и изумиться!»

Казыбека внезапно охватило озорство. Он ощутил в себе желание обнять Меруерт, приблизить свое лицо к ее лицу и сказать что-то такое, чем переполнялось его сердце. Нет, она не звала его. Она сидела на плоском уступе, сдвинутом за край площадки, все в той же позе и завороженно глядела вниз, туда, где ходили кругами над желтеющей нивой две крупные птицы. Повинуясь неясному для него самого стремлению быть ближе к Меруерт, а может, чтобы помочь ей сойти с камня, Казыбек незаметно для себя стал сокращать расстояние, разделявшее их. Сердце учащенно билось, ноги слабо подчинялись воле своего владельца. Такое состояние, когда сердце едва не выпрыгивало из груди, он еще не испытывал никогда.

Девушка почувствовала шаги сбоку, увидела рядом взволнованного джигита. Она тут же поднялась и взмахнула руками, обретая равновесие. Казыбек протянул ей руку. Она приняла его помощь как должное, нечто благодарное промелькнуло в ее глазах. Почувствовав горячую ладошку в своей руке, он помог девушке сойти с камня и, не отпуская, обнял за талию. Сначала поцеловал в лоб, затем в глаза, хотел было коснуться губ, но не успел.

Вспыхнув всем лицом, Меруерт рванулась из объятий и отскочила в сторону, прошептав:

— Зачем вы?

Прикрыв пылающие жаром щеки ладонями, она заторопилась к машине. Казыбек не стал ее преследовать. Наоборот, он забрался на тот самый уступ, хранящий тепло ее тела, сел. От стыда из-за своей вольности с девушкой он ничего вокруг себя не замечал. Не видел больше гор, ушли куда-то с глаз зыблющиеся внизу пшеничные поля. Он понимал: что-то важное для него должно было совершиться в эти минуты. Примет девушка вспышку его чувств, поймет ли?.. Если поймет, то простит, должна превозмочь в себе обиду. Единственное, чем он мог сейчас унять учащенный бег сердца, — это закурить, отвлечься. Сигареты всегда были при нем, хотя он считал себя некурящим.

Возникало и чувство самодовольства. Приятно уже то, что Меруерт сразу не оттолкнула, не вскрикнула, как бывает с иными девушками, не рассердилась. Она даже не вздрогнула, хотя все произошло неожиданно. Однако с каждой минутой уверенность парня отходила прочь, уступая место сомнениям.

Предположим, девушка, полагаясь на его порядочность, подала руку, чтобы не упасть, когда надо было ступить с камня на землю. Но что ее смутило в таком внезапном проявлении чувств? Опасение, что перед нею обыкновенный мужчина, которому все дозволено? Если она думает именно так, то все рухнуло, пропали надежды. Позволить поцелуй — это еще не взаимность. Во всяком случае, он, Казыбек, не распускал рук. Он освободил ее из объятий, едва почувствовал сопротивление, готовность защищаться. В душе с каждой минутой крепло недовольство собою: поторопился, за что и наказан…

Сигарету выкурил до конца. Затем поднялся с камня, зашагал, не поднимая головы, к машине. Меруерт на этот раз приткнулась на заднем сиденье. Казыбек не стал уговаривать ее пересесть ближе. Любые слова сейчас прозвучали бы пошло. Ему показалось, что девушка наедине с собою всплакнула, глаза ее были влажными, блестели.

Остаток дороги до Ускена они проехали молча, каждый сам по себе, погруженный в свои переживания. Казыбек доставил спутницу к самому дому. Прощаясь, геолог взял ее руки в свои ладони и, пересиливая волнение, сказал:

— Меруерт! Осенью, когда я вернусь в город, буду искать вас. Если позволите, конечно.

Он рассчитывал услышать в ответ хотя бы слово, но девушка молчала. Она лишь раз и другой смерила его долгим взглядом, в котором тоже не было ответа.

Сколько воды утекло с тех пор? У человека с инженерным складом ума все поддается цифрам: почти четырнадцать лет! Каждый день из прошлого врезался в память. Вспоминая дни радости и любви, как бы заново прокручивая их перед взором, Казыбек воодушевлялся, и ему становилось легче в разлуке.