Тин (ЛП) - Робинсон Кэндис

Она нахмурилась.

— Мои смертные ноги гораздо короче твоих, мне пришлось практически бежать, чтобы поспевать за тобой.

Тин удивленно моргнул, когда его взгляд упал на ее ноги. Да, они были короче, но, казалось, вполне соответствовали заданному им темпу.

— И что мне теперь делать? Ползти до Лиона?

— Почему бы и нет? Возможно, это может вернуть тебе часть смирения, которое ты потерял, когда твое сердце снова обратилось в камень, — резко сказала она.

— Помойся, — выплюнул он вместо ответа. Пройдет совсем немного времени, и ему больше никогда не придется иметь дело с ее острым языком. Он снял топор с бедра, и Дороти отпрянула на шаг. — Расслабься. Я не причиню тебе вреда.

Дороти стояла, пока Тин не отвернулся и не начал смывать кровь со своего оружия, затем опустилась на колени у реки. Краем глаза он наблюдал, как она брызгает водой на лицо. Волосы Дороти стали влажными, пряди прилипли к щекам и лбу. Бусинки воды стекали по шее. Тин невольно наблюдал за каплями воды, которые устремились в ложбинку между грудей, продолжая мыть свой топор, хотя тот уже был чистым. Она перешла к своей одежде — вытирала пятна и брызгала водой на ткань, пока ярко-красный не превратился в приглушенно-розовый. Белая рубашка, в которой Дороти была под комбинезоном, ничего не скрывала, когда стала мокрой. Когда он увидел все то, что не должен был видеть, его мужское естество уже бунтовало, поэтому он перевел взгляд на свой топор.

Когда он снова поднял глаза, то увидел, что Дороти пристально смотрит на него, и впервые ему хотелось спрятать свое изуродованное лицо. Однако почерневшие костяные кольца, стягивающие волосы открывали вид на его увечья. Проклятие, о чем он думает? Очевидно, что он слишком долго обходился без женщины. Когда эта работа будет закончена, ему понадобится хорошо потрахаться. Возможно, понадобится время, чтобы найти бордель, где его обслужат, но он выложит целое состояние за любую их девку, даже самую худшую.

— Я знаю, что это не мое дело, но что случилось с твоим лицом, Тин? — тихо спросила Дороти.

Тин тяжело вздохнул.

— Какое это имеет значение?

— Это очень важно, — жидкая грязь хлюпала под ее ногами, когда она подошла к нему. — Скажи мне, кого я должна убить за то, что сделали с тобой, потому что я не думаю, что это сделал ты сам.

Он напрягся от ее слов. Мысль о том, что Дороти кого-нибудь убьет, заставила его иррациональную сторону защищать ее все еще чистое сердце. Он не понимал почему. Кроме того, его правда изменит ее мнение о нем, а фейри не был уверен, что хочет этого. Не то чтобы Тин стыдился событий, приведших к наказанию Волшебника. Он редко чувствовал что-то большее, чем гнев и покорность, с тех пор как его сердце снова ожесточилось, но если бы Дороти знала, кем он был… Если бы она знала, что он убийца — лучший убийца в Озе — она ​​бы смотрела на него, как и все остальные. Это также породило бы с ее стороны подозрения, которые он не мог допустить. Лион мог бы нанять любого, кто разбирается в порталах, чтобы тот вернул Дороти, если бы это был дружеский визит.

Но он не сделал этого. Просто нанял Тина.

Тин, в чьём списке числились десятки убийств и ко всему прочему полное отсутствие морали, был когда-то другом Дороти. Они сблизились, идя по дороге из жёлтого кирпича вместе с Лионом и Кроу. Если бы Оз смог снять проклятие с каменного сердца Тина, то Лион никогда бы не обратился к нему с этой сделкой. Проклятие осталось с ним. Лион знал об этом, весь Оз знал об этом, поэтому Лион и обратился к нему.

Если любовница Лиона отрубит симпатичную головку Дороти и станет носить ее, как будто она ее собственная, какое дело до этого Тину? Никакого. А что, если Ленгвидер продолжит терроризировать Юг, притворяясь спасителем страны Оз?

— Волшебник сделал это, — сказал он, прежде чем смог остановиться. Какая разница, если он скажет Дороти, почему его заклеймили? Она не пробудет здесь достаточно долго, и можно опустить некоторые детали. Поэтому он вынул ткань из сумки, чтобы вытереть топор, и продолжил: — Я был осужден за убийство после того, как проклятие вернулось. До этого я был одним из телохранителей Волшебника, поэтому он не казнил меня. Вместо казни, он проливал на меня по капле расплавленного железа за каждую жизнь, которую я забрал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глаза Дороти в ужасе расширились.

— Сколько фей ты убил?

Тин закончил вытирать топор, встал и снова приставил острое лезвие к бедру.

— Я не считал. Думаю, к тому времени десятки. Однако меня наказали за одиннадцать.

— Но… — Она замолчала, и Тин посмотрел на смесь ужаса на ее лице. Она не верила. — Оз никогда бы ни с кем не сделал ничего настолько ужасного!

Он усмехнулся. Дороти должна была быть единственным человеком в Озе — на всех землях фей — кто сомневался, что Волшебник наказал Тина. Когда его не приговорили к смертной казни, едва не произошел бунт.

— Ты действительно хочешь этих ответов, Дороти? Они тебе не понравятся.

— Конечно, мне нужны ответы.

Тин подошел ближе и наклонился, возможно, слишком близко, чтобы она хорошо рассмотрела блестящий металл на его лице. Несмотря на то, что кровь все еще покрывала ее одежду, в ноздри ударил стойкий запах ее мыла, смешанный с ее запахом, который он ощущал прошлой ночью. Глаза Дороти, казалось, скользили по каждой извилистой железной дорожке. Его кожа горела вокруг них, и боль никогда не прекращалась. Болела, болела и болела, пока единственным выходом для него стало принятие этой боли. Это был его постоянный тлеющий уголек боли.

— Однажды ночью я вышел из игорного зала в столице в легком опьянении и обнаружил, что сын хозяина изводит женщину на улице. Свернуть ему шею не показалось мне неправильным — я и до сих пор думаю так. Он заслужил свою судьбу. Женщина же нет, но она отказалась перестать кричать.

На этом он остановился. Остановился и подождал, пока Дороти осмыслит и, наконец, поймет, что самое разумное, после услышанной истории — бежать. Вместо этого она посмотрела на него с жалостью, и не было ничего хуже этого.

— После этого я сжег весь игровой зал, — сказал он, чтобы стереть это выражение с ее лица. — Если кто-то пытался спастись из огненного ада, я убивал их своим топором. И это было только начало.

Тин понятия не имел, что с ним случилось той ночью. Две смерти снаружи были оправданы, но не остальные. Волшебнику следовало убить его — это спасло бы много жизней. Однако с тех пор, как Оз проявил милосердие, Тин осознал этот урок. Возможно, у него больше нет сердца, но это не значило, что он хотел умереть. И дровосек понял, что безумства позволены, если кошелек с монетами оказывался достаточно тяжелым.

— Теперь боишься меня? — с усмешкой спросил он. — Не волнуйся. Пока ты со мной, ты в безопасности. Лион платит мне за то, чтобы я привел тебя живой и здоровой. Заканчивай. Я буду неподалеку.

Дороти прикусила нижнюю губу и встретилась с ним взглядом. Вместо страха Тин увидел печаль. Как выяснилось, жалость — не худшее, что он видел.

Глава 6. Дороти

Тело Дороти ныло от изнурительного пешего путешествия, ноги в туфлях без каблуков горели от долгой ходьбы. Ей нужны были сапоги, такие, как носил Тин, но было бы слишком просто, если бы за углом их ждал магазин. Единственное, что она могла видеть последние несколько часов, — это фруктовые деревья и разбитая кирпичная дорога.

Смыв с себя кровь и грязь, они продолжили путешествие на юг, останавливаясь лишь для того, чтобы найти, что-то съестное. Тин всю дорогу молчал, а ее снедало любопытство. Мир вокруг был разрушен… Как и жизнь Тина… Как и её собственная. Даже деревья вокруг казались увядшими, умирающими. Тин уже не был тем, кем она его помнила. Он стал убийцей, но Дороти была уверена, что он изменился, потому что изменился сам Оз.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Должна ли она ненавидеть его? Да.

Была ли она разочарована в нем? Да.

Должна ли она испытывать к нему жалость? Да.

Дороти знала, что Тин должен привести её к Лиону, и что тот был настолько в отчаянии, что заплатил за ее поиски. Скорее всего Лион снова струсил, иначе почему сам не пришёл за ней? Во всем виноват Волшебник, который заставил всех поверить, что когда она уйдёт, все будет хорошо.