Ребут - Эми Тинтера

А, может быть, и нет.

— Откуда ты? — спросил он.

— Остин.

— Я тоже

Он улыбнулся, как будто у нас было что-то общее

— Мы не из одного и того же Остина, — сказал я жестко.

Он нахмурился.

— Что, прости?

— Ты из рико. Я из трущоб. Мы не из одного и того же Остина.

Я никогда не видела Остин за пределами огней, которые успела заметить за стеной, отделявшей нас от рико, но я видела некоторых из других Соединенных Городов Техаса. Нью Даллас. Ричардс. Бонито (кому-то смешно, а кому-то не очень). В нескольких сотнях милях в центре Техаса было все, что осталось от большой родины моих родителей, которую они знали, когда были детьми. КРРЧ удалось спасти только Техас от вируса и атак ребутов, которые последовали за ним.

— О. Я никогда не был в трущобах Остина. — Сказал Двадцать два. — Я имею в виду, за исключением того раза, когда родители отвезли меня в больницу. Но я находился в состоянии бреда в этот момент, чтобы запомнить. Как думаешь, они пошлют меня на задание туда? Я бы хотел увидеть своих родителей. И брата. Ты видела своих родителей после того, как стала ребутом?

— Мои родители умерли, когда я им стала.

— Ох, мне очень жаль, — сказал он, и его лицо снова стало серьезным. — Их… их тоже застрелили?

— Да, — сказала я жестко, не заинтересованная в обсуждении своих родителей. — И ты не захочешь видеть своих родителей. Они не посылают ребутов в их родные города. Это сбивает людей с толку.

— Ребуты когда-нибудь сбегали?

Я нахмурилась.

— Конечно, нет. Даже если бы они захотели, тебя оснащают жучком во временном центре. Они всегда знаю, где ты находишься.

Он держал руки перед собой.

— Где? Я не помню.

— В этом все и дело. Мы не знаем, где это.

— О, — сказал он с ноткой грусти в голосе. — Но ты видела другие города?

— Да.

— Это ведь хорошо, верно? Мы бы никогда не увидели что-либо за пределами Остина, если бы не стали ребутами.

— Ты будешь работать, — сказала я. У новичков всегда были вопросы о путешествиях в другие города. Это была одна из немногих привилегий становления ребутом — редкие поездки в другие места для особых заданий. Год назад КРРЧ ввела систему “без поездок”, чтобы остановить распространение вируса КДХ, и на сегодняшний день это было все еще актуально. Но его вопросов было слишком много этим утром. Из-за них у меня начинала кружиться голова. — Увеличь темп, — сказала я, переходя на бег.

Он не мог говорить, пока бежал, но когда мы перешли на шаг, он открыл рот для очередного вопроса.

— Ты веришь в теорию эволюции?

« Может быть » .

Я бросила на него суровый взгляд.

— Нет.

— Но она имеет некоторый смысл, не так ли? Что ребуты просто эволюционированные люди? У нас обнаружился иммунитет к вирусу. Способ не умереть. Я слышал теории, что вирус КДХ был создан человеком, и думаю, что…

— Двадцать два! — рявкнула я. У КРРЧ на всех стенах стояли камеры. Они слышали и видели все, что мы делали, и не допустили бы такие разговоры. — Достаточно.

— Но…

— Ты не мог бы, пожалуйста, оставить эти вопросы на потом? — Это вышло более устало и печально, чем я предполагала, и он посмотрел на меня с беспокойством.

— О. Да, конечно. Извини.

— Я просто устала, — сказала я. Я не должна ему ничего объяснять. Мне не следовало говорить про это.

— Извини. Я буду молчать. — Его улыбка была легкой и сочувствующей, и что-то, что я не могла определить, шевельнулось в моей груди. Чувство вины? Вот, что это было?

Он был тих оставшееся время бега, слышались только звуки его хватания ртом воздуха. Когда мы закончили бегать, я кивнула ему и пошла прочь в свою комнату, чтобы взять одежду, а затем в душ.

Я прижимала свою одежду и полотенце к груди, когда поплелась в комнату, полную пара; звуки смеха и бормотания заполнили мои уши. Душевые часто были шумными после прибытия новой группы ребутов, и в это утро вечеринка была в полном разгаре. Две девушки метнулись мимо меня, одна еле придерживала свое полотенце и повизгивала в волнении. Парень придержал занавеску, и одна из девушек скользнула за нее к нему.

В первую очередь душевые использовались для секса. Потом уже для купания.

Фактически, они не были совмещены, но душ для парней был прямо по соседству, и там не было ничего, кроме занавески, чтобы как-то разделить две комнаты. Иногда охранники приходили сюда и выводили всех мальчиков оттуда, но в основном им было все равно. Ребуты делали почти все, что они говорили, за исключением этого.

Для человека, секс был связан с любовью. Моя мама мало говорила обо всем, что имело значение, но я смутно помнила этот разговор. Секс и любовь шли вместе.

Но не здесь. Подростковые гормоны все еще были, но эмоции исчезли. В целом отношение было таким, что все это больше не имело значение. Мы даже не были людьми.

Плитка была скользкой под моими ногами, и я осторожно шаркала мимо закрытых занавесок, ныряя за одну в конце ряда все еще полностью одетая. Поначалу это вызывало у всех странные взгляды, но теперь каждый знал.

Я не мелькала здесь в полотенце. У меня не было никакого интереса к сексу. И, конечно же, я не хотела, чтобы все глазели на меня, словно на какого-то фрика.

У нескольких девушек были шрамы, оставшиеся после смерти, но не такие, как у меня. Я была мертва так долго, что к тому времени, когда они приготовились зашивать мои три пулевых ранения, мое тело само решило, как моя кожа должна выглядеть. В результате четыре остаточных и уродливых серебряных скобы удерживали мою кожу в середине груди, и два рваных шрама тянулись в разных направлениях. Один странно протянулся по моей левой груди и стал еще более уродливым, когда моя грудь увеличилась.

Никто не должен был видеть мою изуродованную до неузнаваемости грудь. Не то чтобы кто-нибудь когда-нибудь подходил ко мне ради секса, в любом случае.

Никто не хотел прикасаться к Сто семьдесят восемь. Изуродованная она или нет.

Глава 6.

 Эвер была бледной, когда я вернулась в нашу комнату перед обедом. Я избегала ее, но теперь мне было трудно оторвать свой взгляд от ее оттекшей кожи и дрожащих рук. Если бы она была человеком, я бы подумала, что она заболела.

Она подняла свой взгляд на меня, когда я подошла к своему комоду, чтобы надеть свитер.

— Эй. — Она попыталась улыбнуться, но мне пришлось отвести взгляд. Она не знала. Разве она не должна знать?

Они сказали ничего не говорить. Это был приказ.

Я остановилась в дверях, а она просто сидела на кровати, скручивая белые простыни вокруг своих пальцев

— Ты идешь? — спросила я.

Она посмотрела на меня с широкой улыбкой на лице. Она ждала меня; я никогда не ждала. Это, казалось, понравилось ей.

Ноги девушки задрожали, когда она встала, и я хотела спросить, была ли она в порядке. Дурацкий вопрос. Она не была в порядке. КРРЧ что-то сделало с ней.

Вниз по лестнице в столовую мы шли молча. После того, как мы взяли наши подносы, у меня появилась дикая мысль сесть рядом с ней. Но она направилась через кафетерий, запихивая кусок стейка в рот. Я поплелась к столу Сто Двадцатых.

Я наблюдала за тем, как Эвер села напротив Двадцать два, который посмотрел на меня и улыбнулся. Улыбка исчезла, когда он посмотрел на Эвер, отчаянно запихивающую стейк в свой рот. Он сморщил нос, переводя взгляд с меня на нее, словно хотел спросить: “Что с ней не так?”

Я и понятия не имела.

Он жестом показал мне, чтобы я подошла, но я, конечно, не могла этого сделать.

Хотя, могла. Это не было правилом. Но это было бы странно.

Двадцать два похлопал по месту рядом с ним, и я нахмурилась и покачала головой. Эвер обернулась, чтобы посмотреть, кому он махал рукой, глаза ее проскользнули по столу Сто Двадцатых. Она засмеялась, и я повернулась, чтобы увидеть, что все тренеры наблюдают за мной с соответствующим озадаченным выражением на лицах.

Лисси открыла рот, и я встала, подхватив свой лоток. Я не хотела больше вопросов или еще больше странных взглядов. Это не было правилом, что мне нужно было сидеть с ними. Я могла сидеть там, где хотела.

Я прошла через столовую, роняя свой поднос на стол рядом с Эвер. Двадцать два посмотрел на меня, его темные глаза сверкнули.

— О, рад видеть тебя, Рэн.

Эвер смотрела на меня с удивлением, когда я плюхнулась на стул. Я взглянула на поднос парня, и увидела только нетронутый кусок хлеба и пирожного.

— Что это? — спросила я. — Ты уже съел настоящий обед?

Он посмотрел на еду.

— Нет. Я не очень голоден. По крайней мере, не думаю, что голоден. Трудно сказать.

— Ты будешь в состоянии сказать это, если будешь истязать себя слишком долго, — сказала я. — Это не шутки.

Cигналы голода не появлялись у ребута так быстро, как у человека, но когда они приходили, то были сильны. Наши тела могли прожить без пищи неограниченное количество времени, но это не ценилось высоко. Я едва ела в первые несколько дней в центре и однажды проснулась настолько голодной и слабой, что мне практически пришлось ползти до столовой.