Двое с лицами малолетних преступников - Валерий Приемыхов

— Мы ему припомним, — сказал лейтенант с юмором.

— Вы слушайте, он ведь клад нашел. Вон, откуда у него всего полно. Поняли?

Следователь рассмеялся, как детсадовец, которому показали палец. Взрослые всегда смеются над всем, стоящим внимания. Наверно, так же оборжали Архимеда, когда он притащил свой закон о вытеснении воды. Единственные, кто его слушал, были наверняка соседские ребята. Что из этого вышло? Архимед вошел в историю.

— Вы из какого класса?

— Из пятого.

— А Шильников — профессор, — говорит лейтенант. — Он клады не ищет, он ворует. Счастливо, любители русского языка…

Ох, он и пожалел потом, что нас не слушал! Мы ведь предупреждали. Не прошло и двух дней, мы ему позарез нужны стали.

Он искал нас по всем школам, а потом среди всех пятых классов. Запомнил, что мы пятиклассники.

Наши никогда не видели Лину Романовну такой не в себе, взволнованной. Вошла она в класс, следом человек — в костюме, галстуке. Все думали, проверяющий — нас часто проверяют. Класс подтянулся перед незнакомым человеком, поздоровался лихо. Лина Романовна говорит не своим голосом:

— Любят у нас русский язык… Симакин, Бесстужева… Вставайте, кого вызываю…

Я на урок не пошел: не придумал названия Кукуевке. Винт сидел в классе, но боялся, как бы Лина при постороннем человеке не начала спрашивать, поэтому не очень высовывался.

— Не волнуйтесь, — говорит ей незнакомец.

— Как «не волнуйтесь»? — сказала она. — При чем здесь русский язык и милиция?.. Фуртичева… Я только начала преподавать…

Тут Винт узнал лейтенанта, когда про милицию пошел разговор. И тот узнал его.

— Привет, любитель русского языка! — обрадовался. — А где твой дружок?

Не надо было ему при Лине Романовне такое говорить.

— Вот уж он никакого отношения к русскому языку не имеет, — говорит она. — А его дружка я даже к занятиям не допускаю. Сейчас покажу их отметки.

— Я его заберу, — говорит лейтенант, — и его товарища тоже.

— Пожалуйста, — не спорит Лина Романовна. — Может, их хоть милиция чему-нибудь научит?..

Винт разыскал меня в туалете. Мы там с одним восьмиклассником от скуки играли в «орел-орешек». Я с радостью побежал в класс забрать портфель. Захожу, все на меня смотрят, как на покойника, — то ли с восхищением, то ли с ужасом.

— Можно портфель взять? — говорю я. — Милиция ждет… — Взял портфель. — До свидания, Лина Романовна!

— До свидания, до свидания, Кухтин. Иди, иди, — замахала она руками. Боялась, наверно, что я останусь.

На школьном дворе стояла новенькая разноцветная с мигалками машина. Мы с Винтом оглянулись на школу, смотрим — весь наш класс к окнам прилип. Переживают, чудаки. А мы вместо занятий сели в машину, и понеслась она по улицам нашего города.

— Почему вы решили, что Шильников нашел клад? — спросил лейтенант.

— Вы подсчитайте: «мерседес», дом…

— А ведь кормиться надо, — говорит Винт, — сейчас все дорого…

Водитель, тот самый Охримчук, засмеялся:

— Ну, мальцы, значит, и директор торга клад нашел…

— Охримчук, — одернул его лейтенант.

— Прошу прощения. — Охримчук замолчал.

— Как вы докажете, что он клад нашел? — подначивает нас лейтенант.

— Молча, — говорю я. — Есть такая книжка, где про клад князя, а он взял да и странички оттуда вырвал… За это тоже судить надо…

— Может, другой человек вырвал? — сомневается лейтенант.

Я полез в портфель, достал формуляр из библиотеки, протянул лейтенанту. Он понял: здесь не болтовня, а серьезно, — впился глазами в этот формуляр.

— Фантастика, — качает головой, — действительно, его фамилия…

Тут нас ждала неожиданность. Лейтенант вытащил из своей папки желтые листки с книжными строчками, дает нам:

— Эти листки вырваны?

Мы с Винтом схватились. Видим знакомое: «Волкохищная Собака из младших княжат Смоленских».

— Эти, конечно, — говорю я. — А как нашли?

— При обыске у Шильникова. Лежали в книжке между страницами. Фантастика! — опять сказал лейтенант и потер лоб.

В милиции, в своем кабинете, он сказал в переговорный ящичек на столе:

— Шильникова ко мне. — Посмотрел на нас, усмехнулся и говорит: — Сейчас я его буду допрашивать, а вы сидите тихонько и слушайте.

Пришел Шильников, увидел нас, удивился слегка, сел.

Лейтенант положил перед ним книгу:

— Вам знакома эта книжица?

— Ну, шпана! — зыркнул на нас Шильников. — Достали вы меня!

— Повторяю для дураков, Шильников. Вы брали в Центральной городской библиотеке имени Бонч-Бруевича книгу «Наши древности»?

Наверное, это была самая искренняя минута в Шильниковой жизни. Он встал, перекрестился:

— Век свободы не видать! Никогда!

— Креститься надо на другую сторону, — сказал лейтенант.

— Мамой клянусь!

Не скажу про Винта, но я ему поверил.

— Тормози, Шильников. — Лейтенант положил на книгу формуляр. — Чья фамилия?

Шильников прочитал фамилию, не поверил. Взял формуляр в руки, вертел его так и сяк, поднес к глазам, потом, наоборот, отставил подальше.

— Моя фамилия, — сказал не своим голосом.

— Значит, все-таки брали?

Шильников зажмурился, замотал головой: «Нет!»

— Однофамилец! — Глаза у него открылись и зажили осмысленно. — Конечно! Как я сразу не догадался?!

Лейтенант не торопился. Взял вырезанные странички, потасовал их. Шильников смотрел на него, как вратарь на пробивающего пенальти игрока. Лейтенант пробил:

— Вот эти страницы вырезаны отсюда. — Он постучал по обложке книги.

— А я при чем?

— Страницы обнаружены у вас при обыске…

— Подбросили! — прошептал Шильников. — Ни одной книги после школы не прочел! Могу свидетелей привести!

— Мальчики говорят, вы клад нашли, — сказал лейтенант.

— Они дураки, — расстроился Шильников, — хулиганы, но вы-то взрослый. Над вами смеяться будут, гражданин начальник!

— Переживу, — говорит лейтенант.

Открыл он большой железный шкаф, сейф называется, достал оттуда завернутый в красную материю предмет, положил перед собой на стол. Развернул тряпку — иконы. Небольшие, отделанные темным серебром. В серебре камни сверкают, может быть, даже драгоценные.

— Прабабкины, — вздыхает Шильников, — верующая была. Я их на чердаке держал.

— Мы их там и нашли.

— Я не считал, что они ценные.

— А сейчас считаете?

— Не разбираюсь я в этом. Только не подмените случайно. Прабабкино наследство.

— А машина чья?

— Материна.

— А дом на какие деньги вы построили?

— Бабка со стороны жены.

— Какая у вас семья хорошая! — говорит лейтенант. — Все в дом.

— Да, мы такие, — кивает Шильников. — Дружная семья.

Лейтенант хмыкнул:

— А племянник вам ничего не дарил?

— Какой племянник?

Лейтенант посмотрел в бумаги:

— Морозов Владимир Владимирович, который в Москве.

— А как же! Посылал переводы, подарки из-за границы — он часто за границу ездит. Археолог. Племянник мне многим обязан, жил у меня, кормился, пока его мать болела, учил я его.

— Говорят, за границей иконы дорого стоят, — говорит лейтенант.

— Не знаю, не был. Может, и стоят. Вот племянник-археолог говорил, что иконы — национальное достояние. Так бы я их выбросил, а так — храню. Может, в музей когда сдам.

— Вы поумнее ваших товарищей, — говорит лейтенант со вздохом. — У одних мы деньги нашли, у других — счета в банке, третьи драгоценностей накупили, а у вас ничего… кроме прабабкиных икон…

— Это их дело, — не смущается Шильников. — Пусть они за себя отвечают.

Увели Шильникова. Мы сидим. Лейтенант взял иконы, аккуратно завернул их в материю, понес к сейфу.

— Стойте! — подпрыгивает Винт. — Кухня, помнишь, этот материальчик?

— Эти иконы ему не бабушка дала, а другой человек! — закричал я. — Мы вот эту красную тряпочку уже один раз видели.

— Какой человек? — вцепился в нас лейтенант.

Мы наперебой начали описывать того пугливого дядечку с чемоданом, и как мы в окно видели что-то, завернутое в похожую тряпку.

Лейтенант опять нажал на кнопку на столе и сказал кому-то:

— Всех по делу о злоупотреблениях в системе городской торговли. — Потом подсел к нам и говорит: — Мальчишки, сейчас зайдут люди, смотрите на них внимательно. Нужен человек, который приходил в дом к Шильникову. Вот этот любитель древностей. Понятно?

— Если узнаем, что делать? — спросил я.

— Ничего. Покажите на него пальцем.

— А он не обидится?

— Нет, — говорит лейтенант. — Они люди необидчивые.

Вошли необидчивые люди по делу о злоупотреблениях. Сели в ряд напротив и уставились на нас с ужасом. Так и сидим: они на нас смотрят, мы — на них. Никакого шильниковского гостя среди них быть не могло. Тот был худой, а эти, как на подбор, — толстые, румяные.