Последний властелин (СИ) - Владимиров Александр Владимирович

Но тут подул резкий ветер, поднялась буря, которая подхватила Грая и понесла в другую от Храма сторону. Грай пробовал сопротивляться, однако бороться с этой новой силой не мог. Все заполонил густой туман, сквозь который не видно ни сияния Храма, ни необыкновенных существ в светящихся хитонах, ни красоты голубого неба.

Грай кричал: «Я не хочу! Не хочу!» Но его относило туда, где расстилалась и все более сгущала свои черные краски тьма, где царил ледяной холод.

Новый рывок! Силы Грая удесятеряются. Он готов сокрушить любую силу, пробить любую стену, чтобы вырваться. И, кажется, ему это удалось. Но что-то опутало его!.. Сеть! Сеть! Грай рвал ее, раздирая в кровь руки. Из черноты вылепился хохочущий Фокс. И чем дольше бился Грай, тем больше хохотал начальник тюрьмы…

Грай кричал и метался, пока его не разбудил Рукк. В камеру вбежал охранник:

— Что тут у вас происходит?

— Ничего. Просто моему другу приснился ужасный сон.

Грай ошарашено смотрел то на Рукка, то на охранника и только через некоторое время сообразил: то был лишь сон!..

НО КАК ВСЕ РЕАЛЬНО!

Охранник ушел, но Грай по-прежнему ощущал холод, а руки его болели от борьбы с сетью. Он поднялся, сел на кровати, Рукк молча наблюдал за ним. Грай думал, как сказать обо всем маленькому другу. Рукк сам пришел на помощь:

— Что-то случилось, Грай?

— Почему ты так решил?

— Чувствую…

Нельзя вечно прятаться за стеной неведения. Пора и Рукку взрослеть.

— Мы в ловушке, дружище, — тихо проговорил Грай. — На нас ловко набросили сети.

— Какие сети? — спросил Рукк, и голос его задрожал. — Думаешь, нас отсюда не выпустят?

Грай поднялся, несколько раз прошелся по камере, с тоской посмотрел на крохотное, закрытое решеткой окно, коротко бросил:

— Нет.

— Но почему, Грай?!.. Зачем мы им нужны? Что с нас взять, кроме кольца? А тюрьма и так переполнена.

— Ты не понял, почему? Какое счастье, что ты слишком молод и не знаешь всех этих мерзостей. Помнишь, что кричали уголовники, когда мы шли по коридору?

— Они оскорбляли нас, — насупился Рукк.

— А еще?

— Грозились…

— Еще, Рукк, еще?

— Они как-то странно смеялись.

— Вот именно, странно, — ответил Грай и опять подумал: «Хорошо, что он молод и наивен».

— Грай, — осторожно попросил Рукк. — Объясни…

— Ладно. Эта камера вроде бы особенная. Обращаются с нами хорошо. Даже вон пирожными угощали. Но, как бы это тебе лучше сказать?.. Короче, разговоры о скором освобождении, об обычных формальностях, связанных с утерей документов, с временным отсутствием подавшего жалобу человека — сплошное вранье. В тюрьме мы оказались из-за меня. Фокс сходит с ума, когда смотрит на меня, голос его хрипит, слюни текут. Так и хочется врезать по его гадкой роже!

— А почему он сходит по тебе с ума? — поразился Рукк. — Ты ведь не девушка.

(«Бедный наивный парень!»)

— Подожди-ка, — вдруг воскликнул Рукк. — Я вспомнил… У нас в деревне тоже был один такой. Ему почему-то нравились мальчики. Его потом били всей деревней, подожгли дом, и он сбежал. Отец и дядя называли его выродком.

— Они были правы, Рукк, эти люди выродки.

— Но нам-то что делать?

— Бежать отсюда!

— Как? Стены у тюрьмы толстые, кругом — охранники. У нас никакого оружия.

— Ты забыл про мой непальский нож.

— Нож? — прошептал Рукк. — А разве охранники его не?..

— Они меня не обыскивали. Они ведь точно знали, что мы не преступники. А нож при мне!

— Что ты сделаешь с ножом против ружей и штыков?

— Я возьму Фокса хитростью, — немного подумав, ответил Грай. — И тогда…

Глаза молодого человека засверкали сначала яростью, затем — такой уверенностью, что Рукк невольно воспрянул духом. Он верил своему старшему другу.

— Мы вырвемся отсюда! — повторил Грай.

Очередной разговор Грая с Фоксом как обычно начался вздохами, опущенными глазами и дежурной фразой:

— Человек, подавший нам жалобу, не сегодня-завтра вернется.

Грай откинул прядь волос с красивого белого лба, полностью обнажив правильные черты лица, глаза посмотрели на начальника тюрьмы с некоторой дерзостью. Фокс собирался что-то сказать, но не смог, язык отнялся от такой завораживающей красоты. Щеки покрылись багровыми пятнами. Грай внутренне усмехнулся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы же понимаете, он все равно появится… придет… — заплетающимся языком пролепетал Фокс.

— Ничего страшного, — пожал плечами Грай.

— Но ведь вы так волновались…

— Мы с моим приятелем подумали вот о чем: условия неплохие, кормят хорошо. Лучше уж здесь, чем слоняться вечно голодными по этим бесконечным дорогам.

— Вот как? — глаза Фокса сделались масляными, он расплылся в улыбке. — Может, желаете вина? У меня есть самое лучшее, любой сорт, любая марка. Все-таки я причинил вам столько неудобств.

— Очень хорошо, — Грай специально поднялся, чтобы рыжий начальник тюрьмы полюбовался его фигурой. Того чуть не хватил удар, он весь побагровел. А Грай только мысленно повторял: «Не спугнуть бы! Не спугнуть!»

— Вино вам принесут в камеру… — от волнения Фокс едва смог закончить фразу. Грай поднялся, вежливо поклонился, словно аудиенцию назначал он, а теперь давал понять, что она окончена.

«Пытка красотой» продолжалась уже несколько дней, Фокс полностью потерял аппетит, с подчиненными разговаривал сухо, в дела практически не вникал. Естественно, он перестал заниматься и «охотой на рынке». Он думал только о Грае, остальные мужчины вызывали в нем раздражение.

Фокс ловил себя на мысли, что впервые в жизни влюбился, что готов исполнить любое желание этого синеглазого мальчика (пусть только скажет!), готов простить любую шалость и дерзость, готов валяться у него в ногах за одну малюсенькую ответную ласку. Фокса неотступно преследовали картины их близости с Граем. Вот он целует своему мальчику его мускулистую грудку, потом — спинку, попку! А потом… Фокс взвизгивал от удовольствия, представляя, что будет ПОТОМ!

А Грай продолжал «атаку». Развалившись на стуле в кабинете начальника тюрьмы, он резко спросил:

— А почему вы вчера не вызывали меня на допрос?

Фокс начал оправдываться, как мальчишка:

— Вчера я не мог. Умер осужденный из четвертой камеры.

— Понятно. Значит, для меня у вас времени совсем не нашлось.

Фокс опустил голову и молитвенно сложил на груди руки:

— Работа… Я ее должен выполнять.

— А Грай вам совсем безразличен.

— Что вы?! — дерзкая надежда коснулась сердца Фокса.

— Нет, безразличен! Отправьте меня немедленно в камеру. И прикажите принести вина, того, что я пил в последний раз. А братишке моему — пирожных.

— Хорошо, хорошо.

— Этот ваш врун не объявился?

— Нет, — на мгновение подозрение прокралось в душу Фокса, однако Грай его быстро развеял:

— И отлично!

Грай поднялся:

— У меня к вам одна просьба.

— Говорите!

— Когда тот врун появится, придумайте, как его задержать. После всего пережитого здесь у вас настоящий рай. А теперь прощайте, нехороший.

— Грай! Грай! — вдруг страстно зашептал Фокс, совсем потеряв голову, — вы не можете быть мне безразличны. Потому что… потому что…

— Продолжайте!

— Потому что я люблю вас.

Грай сделал удивленное лицо, повернулся в профиль (пусть Фокс полюбуется!), кратко бросил:

— Это все громкие слова.

Фокс упал на колени, схватил руку Грая, обливаясь слезами, стал ее целовать:

— Я не сплю ночами, я потерял аппетит, слышишь, противный мальчишка! Я умираю без вас, мой рыцарь!

С трудом подавляя в себе отвращение, Грай слушал признания Фокса.

— …Слышите… Умираю!

— Встаньте и успокойтесь!

— Грай, я готов бросить к вашим ногам весь мир.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Опять слова!

— Нет, не слова! Вы не знаете моих возможностей! Мое богатство! У меня есть шкатулка… Там золото, драгоценности. Скажите только «да», и мы уедем из этой проклятой, раздираемой войной страны. Все мое богатство станет вашим!