За синим горизонтом событий - Фредерик Пол

Потом мы принялись за основную работу. Снова облачились в скафандры и начали перемещать первый двигатель.

И тут мы столкнулись с первой непредвиденной трудностью. Пищевая фабрика не находилась на свободной орбите. Она почему-то ускорялась. Что-то двигало ее. Ускорение было не очень значительным, всего один процент от g. Но каждый из электрических ракетных двигателей весил больше десяти тонн. Даже при ускорении в одну сотую g это добавляло свыше ста килограммов. А ведь существовала еще проблема массы, обладающей инерцией.

Когда мы отсоединили один конец первого двигателя, он начал отходить. Пейтер вцепился в него, но долго удерживать не мог. Я одной рукой ухватился за двигатель, другой — за кронштейн, к которому он крепился, и нам едва удалось удержать махину на месте, пока Джанин обвязывала двигатель кабелем.

Потом мы вернулись в свой корабль и принялись думать, что делать дальше.

Мы страшно устали. За три с половиной года в тесном помещении мы отвыкли от больших физических нагрузок. Биологический анализатор Веры сообщил, что у нас накапливаются яды усталости.

Мы некоторое время спорили и, как всегда, ссорились. Потом Пейтер и Ларви отправились почивать, а мы с Джанин стали готовить оснастку, которая позволит закрепить каждый двигатель, направить его к Пищевой фабрике на трех длинных кабелях. Это надо было сделать так, чтобы в конце пути движок не столкнулся с корпусом и не развалился на куски. Мы полагали, что за десять часов переместим хотя бы один двигатель, а в реальности для этого потребовалось три дня. К концу этого времени все мы выглядели развалинами, сердцебиение участилось, а мышцы тела так болели, словно после разгрузки целого грузового состава.

Мы позволили себе хорошенько выспаться и часа два побродить по фабрике, прежде чем принялись окончательно укреплять первый движок. Пейтер оказался самым выносливым и энергичным из нас — он дальше всех углубился в лабиринт коридоров.

—  Все заканчиваются тупиками, — вернувшись, сообщил он. — Похоже, для нас доступна только десятая часть объекта. Разве что прорубим в стене окно.

—  Не сейчас, — сказал я.

— Никогда! — решительно заявила Ларви. — Нам нужно только отвезти эту штуку на Землю. А стену прорубать начнут только тогда, когда мы получим свои денежки! — Она потерла бицепсы, сложила руки на груди и с сожалением добавила: — И пора начинать закреплять двигатель.

Для этого нам потребовалось еще два дня, но наконец мы и с этим справились. Сварочные флюсы, которые мы имели на вооружении, на самом деле сработали. Насколько мы могли судить при поверхностном осмотре, соединение оказалось прочным.

Мы вернулись на корабль и приказали Вере дать десять процентов мощности двигателя. И тут же ощутили легкий толчок. Как это ни удивительно, двигатель послушно заработал. Мы улыбнулись друг другу, и я потянулся к припрятанной бутылке шампанского, которую сохранял специально для такого случая.

Еще один толчок. «Щелк, щелк, щелк, щелк», — один за другим вспыхнули огни на пульте управления, тогда как гореть должен был только один.

Ларви подскочила к панели.

—  Вера! Какое ускорение?

На экране появилась голографическая схема — Пищевая фабрика в центре, стрелки действующих сил направлены в две стороны. Одна от нашего двигателя, который толкает фабрику к Земле, другая указывает прямо в противоположную сторону.

—  Добавочный толчок изменил курс... Ларви... — доложила Вера. — В результате фабрика движется в том же направлении и с тем же ускорением, что и раньше.

Наш двигатель толкал Пищевую фабрику, но это ничего не давало. Фабрика продолжала плыть своим курсом.

День тысяча двести девяносто восьмой. Итак, мы сделали то, что нам оставалось, — отключили двигатели и завопили: «На помощь!»

Мы дрыхли, ели, разгуливали по фабрике и на все лады поносили двадцатипятидневную отсрочку с ответом. Вера нам не очень помогала.

—  Передавайте полную телеметрию, — распорядилась она. — И ждите указаний.

Чем мы и занимались.

Через день-два я достал все-таки шампанское, и мы его выпили. При одной десятой g жидкость, насыщенная углекислотой, с бешеной силой стремится вырваться из бутылки, и мне пришлось пальцем закрывать горлышко, чтобы Удержать фонтанирующее шампанское. Но мы все-таки произнесли тосты.

—  Неплохо, — деловито произнес Пейтер, одним духом выпив свою порцию. — По крайней мере у каждого из нас есть по несколько миллионов.

— Если доживем до их получения, — огрызнулась Джанин.

— Не падай духом, Джанин, — ответила ей сестра. — Мы с самого начала знали, что полет может окончиться неудачей.

Так оно и есть. Корабль сконструирован с таким расчетом, чтобы мы могли двинуться назад на собственном топливе, потом переналадить подвесные ракеты, и они за четыре года вернут нас домой.

— А что потом, Ларви? Я буду восемнадцатилетней девственницей. И неудачницей.

—  Боже! Джанин, иди погуляй немного. Меня тошнит от твоего вида.

Мы все давно устали друг от друга, а с появлением Пищевой фабрики стали более раздражительны и менее терпимы, чем на протяжении всего пути в тесном корабле. Теперь, когда в нашем распоряжении появилось куда больше пространства для прожитья — по крайней мере с четверть километра из конца в конец, — мы еще больше действовали друг другу на нервы.

Примерно через каждые двадцать часов голос Веры прорывается сквозь разнообразные программы, и ее неизобретательный электронный мозг предлагает какой-нибудь новый выход из положения: испытать движок на одном проценте мощности, на тридцати процентах и даже на полной мощности. Мы собираемся, надеваем скафандры и проводим эксперимент. Но все заканчивается одинаково. Как бы сильно мы ни толкали Пищевую фабрику, артефакт отвечает точно таким же усилием, чтобы сохранить скорость и направление на прежнюю цель. Единственное, что смогла нам предложить Вера, — это некую гипотезу: «Пищевая фабрика выработала все вещество кометы и перемещается к следующей».

Услышать подобное было интересно, но практически нам ее гипотеза никак не помогла. И мы бродили по бесчисленным коридорам фабрики, в основном поодиночке, снимали камерами каждое помещение и коридор, куда могли добраться. Все, что лицезрел один, видели и остальные. Все это передавалось на Землю, которая ничем не могла нам помочь.

Наконец мы случайно наткнулись на место, через которое на фабрику проникла Триш Боувер. Его нашел Пейтер. Он сразу позвал нас, и мы долго молча разглядывали остатки давно разложившейся еды, порванные колготки и надпись на стене: «ЗДЕСЬ БЫЛА ТРИШ БОУВЕР!» и «БОЖЕ, ПОМОГИ МНЕ!»

—  Может, Бог ей и поможет, — после гробового молчания замогильным голосом проговорила Ларви. — А больше вряд ли кто.

—  Она, должно быть, пробыла здесь дольше, чем я думал, — сказал Пейтер. — В других помещениях тоже есть мусор.

—  Что за мусор? — поинтересовался я.

—  В основном испорченная пища. Там, возле второй посадочной площадки, где огни. Знаете?

Я знал это место, и мы с Джанин пошли посмотреть. Она вызвалась пойти со мной, и вначале я не очень обрадовался. Но потом подумал, что двенадцать градусов и отсутствие постели ограничат ее интересы. К тому же она так угнетена и разочарована, что скорее всего забыла о своей мечте потерять девственность.

Мы легко нашли временную стоянку Триш. Мне остатки еды показались не похожими на пищевые рационы с Врат. Пища была в пакетах. Несколько из них были не распечатаны. Три побольше, размером с ломоть хлеба, были обернуты в яркую красную бумагу, напоминающую натуральный шелк. Два поменьше — один зеленый, другой красный, но с розовыми пятнами. Один мы открыли. Пахло тухлой рыбой. Очевидно, несъедобно. Но когда-то было съедобным.

Я оставил Джанин, чтобы вернуться к остальным. Там мы раскрыли зеленый пакет. Гнилью не пахло, но содержимое оказалось твердым, как камень.

Пейтер принюхался, осторожно лизнул, потом отломил кусочек и начал задумчиво жевать.

—  Никакого вкуса, — наконец сообщил он. Потом посмотрел на нас и улыбнулся. — Ждете, что я упаду на пол и забьюсь в конвульсиях? — спросил он. — Не надейтесь. Кстати, когда пожуешь, оно размягчается. Как зачерствевший крекер.

Ларви нахмурилась.

—  Если это на самом деле еда... — Она умолкла и задумалась. — Если это на самом деле пища и ее оставила здесь Триш, почему она не осталась? Или почему не упомянула о ней?

—  Триш очень испугалась, — предположил я.

—  Конечно. Но ведь сообщение она записала. И там ни слова об этих концентратах. Ведь специалисты Врат решили, что она нашла Пищевую фабрику, помните? Они основывались на обломках, найденных на планете Филлис.

—  Может, Триш просто забыла сообщить о них?

—  Не думаю, — медленно проговорила Ларви и надолго замолчала. Больше сказать было нечего. Но в следующие день-два мы не ходили поодиночке.