Современный детектив ГДР - Вернер Штайнберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, загнать зверя в капкан! И добро бы только это! Так нет, еще и пальнуть по живой мишени! А еще врач! Не диво, что в Германии было время, когда врачи убивали по заданию.
Маран выпрямился. Он поглядел на Гроля. Подумал. Сказал:
— Вы правы. Я, наверно, сошел с ума!
— Ах, вот что! — ответил комиссар. — Вы хватаетесь за этот аргумент господина адвоката? Таков ваш план защиты?
Маран только простонал.
— Ну ладно, — сказал Гроль, и голос его опять стал спокоен, — начнем! По обязанности предупреждаю вас, что вы можете отказаться давать показания. Вы заявили по телефону, что застрелили человека по фамилии Брумерус у него на даче. Это верно?
Так начался допрос, и продолжался он долго. В ходе его Гролю стали ясны мотивы, двигавшие этим человеком, и, несмотря на все свое внутреннее сопротивление, комиссар так и не отделался от чувства, что в капкан попал сам этот человек, а не тот, Брумерус, и что выстрел был лишь отчаянной попыткой выбраться из капкана.
В сущности, комиссару не пришлось и задавать вопросы. Маран, казалось, испытывал облегчение от возможности говорить о своих чувствах, мыслях, даже о своем поступке, от того, что рядом был кто-то, кто его слушал, по какой причине — неважно.
Потом он кончил и умолк.
Гролю хотелось — и для себя самого — снять впечатление, что он выслушал тягостную исповедь. Поэтому он спросил холодней, чем следовало:
— А револьвер? Куда вы дели его? — И, увидев недоуменный взгляд Марана, пояснил: — Он мне нужен. Это вещественное доказательство. Я должен его изъять.
А сам подумал: слишком легкое решение — пустить себе пулю в лоб!
Маран, казалось, проснулся.
— Да, — сказал он, — ну да!
Он полез в карман куртки. Только теперь Гроль заметил, что на куртке остались еще следы влаги. Эта же куртка, наверно, была на Маране и в момент преступления.
Маран казался удивленным. Он полез в другой карман, встал, поискал, пошарил, снова взглянул на Гроля и нервно сказал:
— У меня его нет! Я, право, не знаю… — Он не окончил фразы.
Растерянность Марана была неподдельна. Это комиссар видел.
— Что это был за револьвер? — спросил он вскользь.
— Вальтер, калибр шесть тридцать пять, — последовало сразу в ответ. — У меня он уже давно. Ведь дом наш стоит на отшибе!
— Ну хорошо, — сказал Гроль, — а в вашей машине?
— Не помню, — ответил врач.
Они вышли к мерзнувшему «опелю». Оружия там не было.
— Наверно, я потерял его или бросил, я был в панике, — сказал Маран, когда они вернулись в комнату.
— Придется так и записать, — сказал Гроль. — Это мы сделаем завтра, господин доктор. Может быть, вы внесете какие-либо поправки в свое признание.
Маран отрицательно покачал головой. В этом движении было отчаяние.
— Ладно, — продолжал Гроль, — как вам угодно. Этим займется мой ассистент Грисбюль, можете ему доверять. Он, кстати, уже обследовал дачу. Н-да, — сказал он и почувствовал сковывающую усталость. — На сегодня хватит!
В этот момент он и отворил окно. Он с невольной жадностью вдохнул свежий воздух. Пахло влажной землей и гнилыми листьями. А может быть, ему просто так показалось.
Он потер внутренние уголки глаз и спросил словно невзначай:
— Почему, собственно, вы нам позвонили?
Маран недоуменно взглянул на него.
— Вы что, — добавил комиссар, — не доверяете здешней полиции? Но ведь вы же немного позднее сообщили и туда? Это, впрочем, хорошо. Грисбюлю было, наверно, легче провести обследование на месте после того, как там поработала здешняя группа.
Маран ошарашенно посмотрел на него.
— Боже мой, — сказал он, — я ведь звонил только вам!
Гроль покачал головой.
— Ну значит, — сказал он, — позвонила ваша супруга. А результат-то один.
Маран вдруг разволновался.
— Нет, право же, нет, отсюда не было никаких звонков, кроме как вам и моему другу! О боже, — сказал он, — значит, дело, вероятно, попадет в руки этого Биферли?
Гроль удивленно взглянул на него.
— Биферли? — спросил он.
— Инспектор здешней полиции, — объяснил Маран, — неприятный человек, мой пациент, с такими большими голубыми глазами, мерзкий, мерзкий. — Он повторил: — Мерзейший человек, он разводит здесь всякие сплетни и, стоит ему только узнать…
Гроль холодно прервал его.
— С этим, — сказал он, — придется вам примириться, доктор Маран! Будь то Биферли, о котором вы, возможно, неверного мнения, или кто-то другой — в любом случае газета «Бильд» об этом узнает, и обо всех ваших интимных делах широко раструбят. Пусть у вас не будет никаких иллюзий на этот счет!
Об этом Маран до сих пор, по-видимому, не думал. Он явно был в ужасе. Но Гроль не жалел, что предупредил его: зачем умалчивать о реальных вещах! Придется уж Марану примириться с ними.
В этот момент из ночной темноты донесся жалобный крик слоненка.
Маран вздрогнул.
— Мой ассистент, — сердито сказал Гроль. — У него все еще этот проклятый сигнал! Он подошел к открытому окну и сказал в пустоту: — Попросите, пожалуйста, сюда господина Метцендорфера.
Когда он обернулся, рыжий уже стоял в середине комнаты.
Маргит Маран прислонилась к косяку двери в смежную комнату, которая была ярко освещена; лицо женщины снова было в тени.
Не обращая внимания ни на нее, ни на ее мужа, Гроль подошел вплотную к адвокату и после короткого молчания тихо сказал:
— Господин Метцендорфер, мне следовало бы сейчас арестовать доктора Марана, вы это знаете!
Рыжий зло посмотрел на Гроля.
— Вы это знаете, — подчеркнул Гроль. — Умышленное или неумышленное убийство — порядок один! Но, ознакомившись с обстоятельствами дела, — он поглядел на носки своих башмаков, — я мог бы прийти к заключению, что нет оснований, во всяком случае в данный момент, опасаться бегства преступника или попыток с его стороны помешать установлению истины, коль скоро вы, господин Метцендорфер, даете гарантию, что завтра утром доктор Маран будет в нашем распоряжении. — Он умолк.
— Такую гарантию я могу дать! — сразу ответил Метцендорфер.
— Отлично! — сказал Гроль. — Значит, ответственность вы берете на себя, — и подумал, что это такой же риск, как и его собственное решение.
Он резко повернулся и, направляясь к выходу, неожиданно сказал:
— Всего доброго!
Когда он надевал в передней свое старое грубошерстное пальто и сосредоточенно возился со своим сомбреро, снова раздался вой раненого слоненка, и Гроль рассерженно поспешил выйти. Ночь ослепила его. Газон громко чавкал под ногами, он пошел по нему напрямик. Гроль был рад, когда захлопнул наконец дверцу пестрого драндулета. Он устало сказал:
— Бог ты мой, чего только не увидишь при нашей профессии, Грисбюль…
Ассистент казался невозмутимым; спеша в город, он и по булыжнику гнал свою машину так, что только треск стоял.
— Труп, — сказал он, — выглядел, собственно, не так уж скверно. Но все-таки я не хотел бы быть на месте врача. Ему придется вскрывать!
У самой гостиницы он нажал на тормоз, машина подпрыгнула и остановилась. Комиссар клюнул носом.
6
Ночной портье встретил обоих с немой почтительностью. Он принял их заказ на два одноместных номера с приветливым спокойствием, которое как бы отметает от себя всякую мысль о чаевых.
Гроль еще корпел над регистрационным бланком, когда Грисбюль уже праздно прохаживался и осматривался, перекинув через руку свое влажное замшевое пальто. Он восхищался этой гостиницей в маленьком Бернеке, построенной наверняка с большими затратами и обещавшей на первый взгляд всяческие удобства.
Потом он взглянул на Гроля, сгорбившегося над бланком; с полей заслуженной шляпы падали капли воды.
Портье проводил их на второй этаж, показал номера и словно не заметил монеты достоинством в одну марку, оказавшейся у него в руке.
Гроль снял пальто, повесил на крючок шляпу, остановился посреди комнаты и закрыл глаза. Вдруг он услышал шорох у себя за спиной. Он быстро обернулся.
Это был Грисбюль. С веселым видом он указал на дверь, соединявшую оба номера, и, смеясь, сказал:
— Все к услугам любовников, комиссар! Тут и полиция нравов ничего не поделает!
Гроль сердито покачал головой.
— Оставьте меня в покое, Грисбюль. Мне нужно отдохнуть!
— Да я только хотел спросить вас, — сказал Грисбюль, — говорил ли вам Маран, что он не звонил Биферли.
Гроль потер лысину.
— Да, — сказал он поражение— Да… Ну и что? Значит, кто-то все видел или слышал и сообщил в полицию, но свидетелем выступать не хочет. Это ведь многим неприятно!
— Верно! — сказал Грисбюль. — Как это я не додумался. Кстати, Биферли тоже так считает.