Ветер с севера - Вилар Симона

Когда же Ролло спросил, хотел бы Атли, как того желала их мать, стать жрецом в Упсале, юноша ответил, что ему это безразлично. Ролло беспокоило, что у его младшего брата вновь начали случаться приступы удушья, порой он даже замечал, как на рукаве Атли, когда тот прикрывал рот, появлялись пятна крови.

В великом святилище в Упсале Ролло отвел брата к жрицам Фрейи, которые славились умением верно предсказывать будущее. Хотя в его отношениях со Снэфрид ничего не изменилось, Ролло в последнее время перестал просить ее предсказать ему нить его норны.

И вот в Упсале, среди священного дыма жертвенников, под звуки песнопений и заклинаний, главная жрица изрекла, что судьба сыновей женщины-скальда должна быть неразделима и старшему лучше лишиться руки, чем оставить младшего брата.

– Ты разгневаешь своих духов-хранителей, герой, если разлучишься с тем, кто вольно или невольно поможет тебе избавиться от чар. Вы, как колчан и ножны, должны всегда быть рядом, – напевала впавшая в транс дородная жрица, и Ролло не мог разглядеть ее лица под спутанной гривой черных с проседью волос. – Ты не должен отпускать того, кто единственный не подвластен силе колдовства. Доверься ему, слушай его, храни его. И тогда ничто не собьет тебя с великой тропы, намеченной тебе богами.

Пророчица умолкла, все так же раскачиваясь в отрешенном забытьи. Выждав немного и решив, что их время истекло, братья стали пятиться к выходу. Но едва Атли поднял вышитый полог и вышел, как жрица глухо и тревожно окликнула Ролло.

Викинг замер, и даже кое-кто из распевавших заклинания жриц изумленно умолк. В Упсале считалось событием, если пророчица называла пришедшего по имени. Женщина откинула волосы с подергивающегося лица. На губах ее пузырилась белая пена.

– Ты великий конунг, Ролло, – раскачиваясь, пропела она. – Ты сеятель семян, которые дадут сильные всходы и гибкие стебли, и они станут затем мощным древом. Ты достигнешь могущества, и от тебя пойдет род героев и королей. И память о тебе останется на века, о Ролло, великий конунг, великий конунг!.. Плыви же по ветру, плыви по ветру, подчинись тому, куда приведет тебя судьба…

Женщина стала заваливаться на спину, ноги ее свело судорогой. В храме кто-то истошно закричал. Ролло почувствовал, как его прошиб холодный пот, и не сопротивлялся, когда его стали настойчиво толкать к выходу.

Опомнился он не сразу. Им овладела эйфория.

– Я всегда знал это, – твердил он, словно в горячке. – Я сразу поверил, едва Снэфрид предрекла мне это.

И он велел немедленно выходить в море, хотя время было не самое благоприятное – шли страшные бури, да и в первоначальные их планы входило немного переждать это время в Упсале. Особенно настаивала на этом Снэфрид. А вот Кетиль неожиданно развеселился. Он стоял у руля, вел корабль мимо берегов и все время чему-то улыбался.

Несмотря на то что все время штормило, они шли несколько дней без остановок, следуя по ветру и двигаясь все время на запад. Наконец решили, что нужно пристать к берегу и пополнить запасы продовольствия и воды. Но тут судьба проявила себя во всей своей мощи. Неожиданно налетел такой ветер, что даже Кетиль не взялся подвести корабль к берегу, опасаясь разбить его о скалы или посадить на мель. Лишь на исходе бурной недели, когда люди на драккарах Ролло уже стали падать от усталости, наступило затишье и они свернули к темнеющей впереди земле.

Не так-то просто было определить, где они находятся. Они высадились на берег среди песчаных дюн, за которыми виднелось безлюдное, уходящее к горизонту пространство с зарослями ивняка и колючих кустарников, карабкающихся на холмы.

– Что это за земля? – спросил Ролло у Кетиля.

И старый морской волк, сверкнув в улыбке зубами, указал на большой каменный крест на холме:

– Смотри, Ролло. Эти кресты много лет назад поставлены императором франков Карлом Великим, дабы охранять эту землю от северных воинов. Но наши боги оказались сильнее их крестов, и здесь викингам всегда сопутствовала удача. Разве ты не видел подобных крестов на берегах фризов и на Рейне? А эти… О Ролло, сын Ролло, наконец-то ты ступил на землю, которая так долго тебя ждала!

– Нет! – почти закричала Снэфрид, и Ролло вздрогнул, ибо никогда не слышал, чтобы его жена повышала голос в обычной жизни. Сейчас же он прозвучал резко и визгливо.

– Нет! – снова повторила она, но уже тише, и умоляюще взглянула на мужа. – Уплывем отсюда, Рольв. Ради нашей любви, ради всех богов Асгарда, уплывем!

Ее белое лицо словно светилось во мраке. Ветер бросал пряди волос на разноцветные глаза. Она неопределенно взмахнула рукой – то ли убирая волосы с лица, то ли вытирая слезы. Ролло замер. Снэфрид и слезы?.. Такого он и вообразить не мог. Хотя… Не показалось ли ему? И все же он был растроган.

– О Снэфрид…

– Прикуси-ка свой язык, белая сука! – внезапно вспылил Кетиль. – Разве не ты советовала нам довериться судьбе? Теперь же ты визжишь, словно знаешь, что твои колдовские чары здесь бессильны. Долго же ты водила нас всех за нос! Но не тебе, волчья наездница[32], идти против воли богов. Клянусь молотом Тора, будь моя воля, тебя давно забили бы камнями, как колдунью, надев тебе мешок на голову, чтобы ты, нечисть, никого не сглазила!

Стычки между Кетилем и женой ярла случались и раньше, но обычно Снэфрид держалась с таким ледяным достоинством, что кипятившийся старик Кетиль сам превращался в мишень для насмешек. Но теперь в женщину словно вселился злой дух. Она закричала, что проклятый кормчий специально завлек их на этот берег, а в следующий миг вцепилась в бороду Кетиля, рванула ее с такой силой, что старый викинг мешком повалился ей в ноги. Однако уже через минуту он сам опрокинул ее затрещиной, и они покатились по земле под громовой хохот викингов. Если бы Ролло и Олаф не растащили их, оба схватились бы за оружие.

– Чтоб тебя сожрали немочи и хвори! – изрыгала проклятия Снэфрид, вырываясь из рук Ролло. – Чтоб ты мочился кровью и спал среди прокаженных! Чтоб ты умер от руки ребенка или женщины!

Оплеуха Ролло свалила Снэфрид на песок.

– Успокойся! Опомнись, Снэфрид! Ведь уже завтра ты будешь жалеть о своих словах. Ты ведешь себя как женщина раба, а не викинга. Будь же разумна и пойми, что мы не можем выйти сейчас в море. И это верно, как судьба.

– Судьба… – тихо повторила Снэфрид. Ветер бросил ей на лицо волосы, и Ролло не увидел бешеной злобы, исказившей ее черты.

Ролло молча пожал плечами и отправился взглянуть, прочно ли закреплены у берега драккары. Кетиль, хмурясь, уже раскладывал у костра провизию, пил, чтобы успокоиться, из меха[33] вино, которое всегда предпочитал пиву. Весельчак Олаф посмеивался:

– Не знаю, что это за земля, но здесь весело.

И тут же принялся сочинять вису о битве девы и старого кормчего. Однако Ролло велел ему заткнуться. Он молча поглядывал то на сидевшего у костра Кетиля с расцарапанным лицом, то в сторону дюн, куда удалилась разгневанная Снэфрид. Оба они были дороги ему, и он глубоко сожалел, что жена и старый друг показали себя такими глупцами.

Вскоре Ролло немного отвлекся, когда двое викингов притащили к костру обнаруженного неподалеку отшельника-христианина. Тот был перепуган, воздевал к небу руки и что-то без умолку лопотал – молитвы, как понял Ролло, имевший опыт общения с христианами. Но старый отшельник вдруг замер, когда Ролло выпрямился перед ним во весь свой исполинский рост. Старик сначала только глядел на него, а потом вдруг назвал викинга по имени.

Ярл опешил, но быстро понял, что его, как обычно, приняли за отца. Отшельник же вдруг стал отчаянно креститься и что-то вопить. Ролло повернулся к Кетилю.

– Ты знаешь язык этих мест? Что он там мелет?

Кетиль засмеялся.

– Он говорит, что Ролло вернулся в эти края и берега великой реки Сены вновь омоются кровью. Поэтому он молит своего распятого Бога, чтобы тот забрал обратно в преисподнюю того, кого называют хозяином нормандских земель.