Прижизненные записки Пенсил-клуба (сборник) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гретхен
Черный пудель, что ты брешешь,что несешься по полям?Меч Господень, что ты режешьжизнь мою напополам?Не могу тебе сказать я,как обычно: «Верую!»Мое серенькое платьепровоняло серою.
Ночь. Улица перед домом ГретхенВалентин
Восхищался всегда я сестренкой Гретхен.Нынче веры в ее непорочность нет. «Хен —несси», поскорей мне неси, кабатчик!Я устал от насмешек друзей, подначек…
(Замечает Фауста и Мефистофеля.)
Вон пожаловал хахаль, а с ним Мефистофель —несоветское имя, сомнительный профиль.Под балконом козлищи заблеяли на ночь.Ненавижу певцов, как Савелий Бараныч!
(Поет сам.)
Черный пудель, что ты вьёшься,жрёшь объедки под столом.Нынче ты костей дождёшься.Я сегодня – костолом!Кто бесовским звуком арийгорожан смущает сон?Я расплющу гнусных тварей.Замолчи, жидомасон!
Вырывает гитару Фауста, ломает ее об его же хребет.
Фауст
(Мефистофелю)
Возьми гитару. Она звучала…
Мефистофель
Ты лучше шпагу возьми сначала.Чуть ниже ворота, чуть левеекольни беднягу и дай по шее.
Мочат Валентина. Убегают.
Гретхен
(высовываясь в окно)
Что за Красная площадь?
Марта
Это кровь Валентина!
Валентин
Здесь я пал, словно лошадьот глотка никотина.Сохнет сердца родник,весь отравленный ложью.Смерть, ослабь хоть на мигсвою хватку бульдожью!Канет грешная Гретав пучине разврата,больше не обогреталюбовию брата.
Народ
Боже, боже, вот и помернедалекий Валентин.Он интригу недопонял,потому что был кретин.Даже книгу «Фауст» Гётене прочел он до сих пор.Ну так что с него возьмете,если он простой майор?
СоборЗлой дух
Зачем ты от кровавого порогаПритопала в красивый наш собор?Ведь на тебя с небес взирают строгои матушка твоя, и брат-майор.И ангелы смеются по латыни,И чёрт хохочет за твоим плечом.А ты бесстрастна так, как будто ты небыла повинна никогда ни в чем.
Гретхен
Соседка, быстро дайте вашу склянку.Какая сухость у меня во рту!Глотну я, как Алферова, овсянку.Она ее любила на спирту.
Падает в обморок.
В. Капустина
Любой урод, подобный слизню,Философ или негодяйХоть раз в своей пропащей жизниСебе устроит нагоняй.
Мол, скольких загубил напрасно,Разбил о свой могучий борт —Вон та больна, а та несчастна,А эта сделала аборт.
Любой альфонс и прилипалаПод настроение орёт:«Эх, где моя не пропадала…Там непременно пропадёт!
Подставят барышне скамейкуИ средь зевак и гадов средьВ петельку так проденут шейку,Что любо-дорого смотреть».
И Фаусту покоя нету,Не впрок и пьянки, и комфорт,И в саламандровых штиблетахШагами поле мерит чёрт:
Послал Господь клиента – чистыйневротик, неженка, слабак.А на несчастного МефистоПовесят после всех собак.
Вздыхает тяжко Мефистофель —Ну ладно уж, быть посему:Увидеть хочешь милый профиль —Ступай за ним в саму тюрьму.
И вот летят быстрее птицыК девице, что поёт в темнице.
Фауст
Любимая, кончай трендеть,Давай покинем эту клеть,Где ты, как курица с яйцом,Сидишь с таким твоим лицом.Не будь, читатель я поэтом,Взяла гвоздей бы острых горсть,И Маргаритиным ответомЗабила бы в мужчину гвоздь:
Маргарита
Кто там? Ты – тот, кого я жду?Ну так ступай же ты…
Фауст
Иду!
Маргарита
С трудом я отравила мать,Ребёночка убила еле,Я не могу вам рассказать,Как сильно все мне надоели.
Когда устранена семьяВся – от прабабушки до дочки,Мечтаю слушать соловьяИ нюхать нежные цветочки.
Я даже к Кушнеру в ЛитоСходила бы, упившись вусмерть,Когда б я только знала, ктоТакой ваш этот Кушнер.
Фауст
Она безумна! КрасотеНе выжить при таком-то гнёте.
Маргарита
(в сторону)
Уж не безумнее, чем те,Кто переписывает Гёте.
А дальше – всякие слова,И много слёз и разбирательств.Читатель, пухнет головаОт ихних вязких препирательств,И от борьбы добра со злом.Каким же, я скажу с размаху,Мужчине надо быть козлом,Чтоб предпочла девица плаху!Читатель, я утомлена.Чтоб мы не померли со скуки,Пусть Бог воскликнет: «Спасена!» —А чёрт: «Я умываю руки».
Богатая Лиза
Роман в стихах (весна 2000)
Т. Алферова
Глава 1
Сменился век. Героем стал народ.На кринолины не хватает ситца.В романах всё пошло наоборот,Но до сих пор нам памятное снится.
А если современную струюВольем в сюжет, не нами, жаль, избитый?Короче, интродукцию своюВспять протяну из нынешнего быта.
Итак, она. Студентка, 30 лет,Филфак, родители – простые инженеры.Елизавета. Язычок – стилет,И в удовольствиях порой не знает меры.Юна, как вешняя заря в дыму депо,Наивна, как заштатное сельпо.
Герой Эраст. Серьёзен, одинок,Как может лишь поэт быть одиноким.Он под собой порой не чует ног,Что иногда ему выходит боком,Поскольку вечно драные носки —Хорошее подспорье для тоски.
Но, в сумрачный свой гений погружен,Диктат материи он отрицает пылко.Поклонники, как мухи на крюшон,Слетаются к нему, но ни обмылкаОт дивных строк своих не даст продать,Свободной бедности приемля благодать.Пускай не признан, но строка тверда,Как в проруби при минус трех вода.
Но мой-то стих течет давным-давно,Как в той же проруби – ты рифмы ждёшь – оно,Конечно, можно, строк на пятьдесят,Но надо мною, словно меч, висятГригорина вскипающие строки —Героев познакомить нужно в сроки.
Б. Григорин
Глава 2
Лиза рыдала – Эраст плакал.
КарамзинЧитатель! Радуюсь в душе:Эраст работает в котельной!О «поколенье сторожей»Поговорим потом, отдельно.Скорей войдем в котельный цех,Где зуд писательский у всех.
Вас встретят жар и шум насосов,Гидроудары в недрах труб.Зайдя, не задавай вопросов.Ты попадаешь в тесный кругИз аутсайдеров, изгоев(И я отчасти был из коих).
Мы застаем Эраста в двадцать,Ну в двадцать с лишним как бы лет.Сначала думал он спиваться,Как молодой еще поэт.А кто сказал, что пить нельзя,Когда есть деньги и друзья?
Они в котельной собирались,И перед тем как почитать,Сначала пивом надирались,Чтоб после водкой наверстать.Мисима, Кафка, Арагон.Сушняк, «Зубровка», самогон.
В тот вечер, впрочем, было пусто.Хотелось плакать, кушать, жить.Никто не шел. А томик Пруста,Как ни старался, не открыть.Он подошел тогда к окнуИ видит девушку. Одну.
Она не то чтоб из эфира,Но очень легкая была.В руках бутылочка кефираЕго особо привлекла.Ошибка девушек, и многих —мол, смотрят парни лишь на ноги.
Открыл. Та девушка с бутылкойКефира входит на порог.«Вам, собственно, кого?» – с ухмылкойИ чуть язвительней, чем мог,Спросил расстроенный Эраст.«Раз вы открыли, значит, вас».
А что до Лизы, господа…
В. Капустина
Глава 3
Что же их гонит, младых и застенчивыхВ душные, грязные эти котельные?От вешних листиков, пташек и птенчиков,От кинофильмов, где сцены постельные…
Боже мой, Лиза, куда же ты прешься-то?В пьяные прешься объятья Эрастовы.Ведь неприятностей не оберешься ты,Слез, нищеты, социальных контрастов, и
Очень возможно, и секса опасного,Как заржавевшая бритва немытая.Или зовет тебя жажда напрасногоИли поэзии власть ядовитая?
Ладно, смахнем же рукою натруженнойСлезы, читатель! Грядет объяснение,Ибо Эраст уже, пивом нагруженный,Чует в груди и в желудке стеснение.
Лиза исходит тирадой заливистойПро амфибрахий, про стих верлибрический.Он же следит ее шеи извилистойКрен несказанный, изгиб гипнотический.
Уши у Лизы краснеют под стрижкою.Что до Эраста – описывать зановоВздохи те с раблезианской отрыжкою,Эти сопенья его Мопассановы —
Скучно, друзья! Ограничимся фразою:«К Лизе пылал он горячей любовию».Верно, знакомы вы с этой заразою —Тем она злее, чем хуже условия.
Ну а того, кто был создан мужчиноюИ занемог сей болезнью печальною,Смело сравню с паровою машиною,Чей разогревшийся поршень отчаянно
Бьется. Как жалко его, одинокого:«Лиза, вы помните, как у Тургенева?»Лиза зарделась: «Нет, как у Набокова».Право, не знаю, как было у гениев,Но у Эраста в напоре нахрапистомЛитература кипела и пенилась —Ямбом себе помогал и анапестом,Вайлем, а также, простите, и Генисом.Трудно пришлось организму поэтову,Плакал диван, будь не к ночи помянут он.Лиза невинна была, и поэтомуСцена признанья немного затянута.
В. Пугач
