Отрекаясь от русского имени - Сергей Родин

Между тем, схема, разработанная советской историографией, намеренно искажала реальный исторический процесс, содержа в себе очевидные неле­пицы и откровенную подтасовку фактов. Впрочем, это понятно; коммуни­стов интересовала не истина, а вполне практические соображения - расчле­нение Русской нации и за счет этого умаление ее влияния и значимости в СССР. Кроме того, новой власти необходимо было лишить Русских истори­ческой памяти и духовной связи с погребенной Россией, дабы не допустить ее "реставрации". С "чистого листа" было и намного проще строить "нового советского человека" - национально оскопленного, с врожденным дефектом исторической амнезии - идеального объекта для манипуляций партийной пропаганды.

Мы недаром несколько страниц специально посвятили цитированию ле­тописных источников периода Киевской Руси: ни один из них не упоминает "восточных славян". Везде население Руси определяется терминами, произ­водными от слова "русские". Конечно, в летописях встречаются и "славяне", но с совершенно очевидным пониманием того, что это понятие является бо­лее широким, объемля собой, кроме Русских, и другие народы: поляков, че­хов, словаков, болгар, хорватов, сербов и т.д.

Естественно, что, ведя речь о собственно Киевской Руси, современники пользовались той или иной формой слова "русский" и лишь изредка - "славяне". Прилагательное же "восточные" в историческую науку внедрил знаме­нитый ее фальсификатор Михаил Грушевский. И сделал это именно с це­лью отчуждения южной Руси от России. В дальнейшем, впрочем, он сам от­казался от "восточных славян", заменив их, разумеется, "украинцами".

Выбросив Русских из Киевской Руси и Малороссии, коммунистические идеологи оказали украинству неоценимую услугу, вдохнув новую жизнь в его бредовую доктрину. А подвластные режиму ученые, включая филологов, неустанно подводили "научную" базу под официально требуемый результат. В том, что это было именно так, нетрудно убедиться.

Совсем недавно в Киеве вышла брошюра А. Железного, посвященная как раз этой теме. Причем в результате своего исследования автор приходит к однозначному выводу: "Не будь польского господства, не было бы сейчас никакого украинского языка" [34]. Эту зависимость А. Железный выводит из главной особенности "мовы", отличающей ее от Русского языка. А именно: наличия огромного числа полонизмов - слов, заимствованных из польского языка, что позволяет признать "мову" не самостоятельным языком, а лишь русско-польским диалектом. Указывает А. Железный и время, на которое приходится начало процесса видоизменения языка населения юго-западной Руси. Это как раз та самая историческая эпоха, о которой ведут речь В.Кожинов и цитируемые им филологи: 14-16 века.

"Юго-западные княжества бывшей Руси, отторгнутые литовцами, очень скоро попали под мощное политическое, хозяйственное и культурное влия­ние Польского королевства. Начался процесс скрещивания местного славя­норусского и польского языков. Один из основополагающих законов языко­знания гласит, что при скрещивании двух языков никогда не возника­ет некоего среднего языка - всегда в конечном итоге побеждает один из них", т.е. "мова" с течением времени все больше приближались по своей лексике к польскому языку, И лишь возвращение Малороссии в лоно Русского госу­дарства прервало процесс скрещивания буквально на полпути, когда Русский язык южной Руси уже в сильнейшей степени ополячился, "но еще не успел полностью превратиться в польский. Самое подходящее название для этого языка - русско-польский диалект".

Этот диалект, "который мы сейчас называем украинским языком, воз­ник и начал свое развитие... в 14 веке, уже после распада единого древнерус­ского государства". Такова была цена, которую пришлось заплатить Русским "за продолжительное пребывание под иностранным (польским) господ­ством". Не будь его, "для возникновения русско-польского диалекта не было бы оснований".

Как видим, речь идет не о "создании национального языка" вновь формирующейся нации, как утверждал М. Бахтин, а всего лишь о возникновении в силу неблагоприятных исторических обстоятельств смешанного диалек­та, примыкающего и к Русскому, и к польскому языкам, но употребляемого населением по своей национальности Русским. Ликвидация иностранного господства над Малой Россией положила конец и развитию "мовы".

После воссоединения южной и северной Руси в 1654 г., "когда влияние польского языка прекратилось, начался обратный процесс постепенного вы­теснения всевозможных полонизмов под общим воздействием общерусского литературного языка" [35], в создании которого решающую роль, между про­чим, сыграли как раз выходцы из Малороссии: Мелетий Смотрицкий, Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский, Семион Полоцкий, Феофан Прокопович и др., что говорит о принципиальном игнорировании ими "мо­вы", как явления искусственного и нежизнеспособного.

Кстати, А. Железный также обращает внимание на Пересопницкое Еван­гелие, но, в отличие от М. Бахтина, приходит к выводам прямо противопо­ложным.

Он дает две выдержки из этого Евангелия: "для лепшего выразумения люду христианского посполитого" и следующее место": "В начале было Слово. А Слово было от Бога, и Бог был то Слово. То было напочатку у Бога; и все речи через Него ся стали. А без Него ништо не могло быти, еже и бысть. В том живот был. А живот был свет человеком. И свет во тьме светится, и тьма его не обыймет".

В качестве комментария к первому фрагменту Пересопницкого Еванге­лия А. Железный предлагает всего лишь заглянуть в польский словарь: "там вы увидите все слова из выше приведенной цитаты - лепшии, выразумение, посполитый". А, воспроизведя второй, замечает: "По вашим понятиям, панове ученые, этот отрывок, переведенный с болгарского на "рускую мову", на­писан на украинском языке. А по моим понятиям... - на чистейшем русском с отдельными вкраплениями слов из польской лексики: напочатку, ся стали, обыймет... Отсюда видно, что во второй половине 16 столетия ополячивание славянорусского языка еще не зашло слишком далеко - "руська мова" и рус­ский язык отличались очень мало. Не случайно и в Киеве, и в Москве язык учили по одному и тому же учебнику - "Граматике" Мелетия Смотрицкого" [36].

Между прочим, к столь неутешительному для "украинцев" выводу, что "мова" их - всего лишь диалект, а не самостоятельный язык, А. Железного подтолкнули наблюдения за языковой политикой "украинськой дэржавы". С 1991 г. полуторавековая дискуссия получила, наконец, идеальные условия для проверки практикой: "мова" ныне развивается совершенно самостийно и нэзалэжно под высочайшим патронажем столь же "самостийной и нэзалэжной дэржавы". И что же мы видим? "Буквально ежедневно украинские средства массовой информации вместо привычных, укоренившихся слов преподносят нам новые, якобы исконно украинские: "спортовець", вместо спорт­смен, "полициянт", вместо полiцейський, "агенцiя" вместо агентство, "на­клад" вместо тираж, "уболiвати" вместо спортивного болiти, "розвой" вме­сто розвиток - всего и не перечислить! Разумеется, все эти "украинские" слова взяты непосредственно из польского языка: sportowjec, policiant, agencia, naklad, uboliwac, rozwoj... Есть, правда, отдельные случаи, когда и хочется убрать какое-нибудь уж больно "по-москальски" звучащее слово, но и соответствующее польское не подходит. Вот два характерных примера. Для замены дерусификаторами "неправильного" слова аэропорт польское слово явно не подходит, так как звучит точно так же: aeroport. Пришлось вы­думывать совершенно новое, небывалое слово "лэтовыще". Или вот для ук­раинской эстрады ранее общепринятое обозначение вокально-инструментального ансамбля словом "группа" (по-украински "група") для дерусификаторов показалось неприемлемым. Но и польское аналогичное слово звучит слишком уж по-москальски - grupa. И вновь пришлось обхо­диться собственными ресурсами: применить скотоводческий термин "гурт" (стадо). Пусть, мол, новый термин и ассоциируется со стадом баранов, лишь бы он не был похож на русский!" [37].

При этом с чисто холопским зазнайством утверждается, что сегодня ук­раинский язык "один из наиболее богатых и наиболее развитых языков ми­ра". "Тогда почему же уже в наши дни затеяна колоссальная работа по фор­мированию "украинской" научной, технической, медицинской и прочей тер­минологии? В чем же тогда заключается "богатство" и "развитость" нашего украинского языка?" - спрашивает А.Железный и приводит пример, раскры­вающий истинную подоплеку всей этой пустопорожней болтовни о богатст­ве и развитости "мовы".

"Вот передо мной лежит статья некоего Вячеслава Панфилова "Украин­ская терминология должна иметь собственное лицо" (Киевский вестник за 03.04.93). Автору этой статьи почему-то не нравится, что многие украинские электротехнические термины совпадают с русскими: виток, гайка, генератор, катушка, коммутатор, реостат, статор, штепсель... Вместо этих "москальских" терминов он требует принять такие истинно украинские: звiй, мутра, витворець, цiвка, перелучник, опiрниця, стояк, притичка... Что это за слова, откуда они взялись? Все очень просто: открываем польский словарь и чита­ем: zwoj, mutra, wytwornica, cewka, przelucznick, opornik, stojan, wtyczka. Вот вам и совершенствование технической терминологии": ее "собственное ли­цо" имеет давно знакомые польские черты! " [38]. Поразительное подтверждение уже как будто генетически, из поколения в поколение наследуемой уста­новки на безраздельное господство "польского" над "украинским"! Феномен этой духовной и интеллектуальной зависимости, проявляющей себя совер­шенно непроизвольно и бессознательно, а значит, по-настоящему искренне, столь показателен в характеристике глубинной сущности украинства, что требует специального рассмотрения, и мы обязательно к нему вернемся. Сейчас же, дабы не отвлекаться, продолжим разговор об интересующем нас периоде истории юго-западной Руси 14-16 вв.