Жду ответа - Дэн Хаон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба посмеялись, и Райан улыбнулся вместе с ними. И сразу почувствовал себя одиноким, отчасти потому, что глупо улыбнулся подслушанному разговору.
Дома в Айове, где он вырос, почти нет чернокожих, только с переездом на Восток он отметил, что они всегда любезны друг с другом, связаны узами братской дружбы. Возможно, это стереотипное представление, но он все равно почувствовал необъяснимую тоску, пока молодой человек с женщиной пересмеивались. Почувствовал легкую теплую личную связь. Интересно, как это бывает на самом деле?
В последнее время он думает связаться с родителями и мысленно составляет письмо. Разумеется, «дорогие мама и папа».
«Дорогие мама и папа, простите за долгое молчание, теперь сообщаю, со мной все в порядке. Я в Мичигане…»
Тут, конечно, они пожелают узнать или догадаются сами.
«Я в Мичигане у дяди Джея и знаю, что он мой биологический отец, поэтому, думаю, хватит нам притворяться хотя бы на этот счет…»
Тон сразу звучит враждебно.
«Я в Мичигане у дяди Джея. Немного поживу, пока не соберусь с мыслями. Пишу песни, зарабатываю какие-то деньги. У дяди Джея свой бизнес, я ему помогаю…»
Не надо даже упоминать о «бизнесе». Сразу возникнут темные подозрения. Они сразу задумаются, что это за бизнес у Джея. Сразу подумают о наркотиках, о чем-то противозаконном, а он уже обещал Джею никому не говорить ни слова.
«Поклянись Богом, Райан, — сказал Джей, когда они сидели в Мичигане в хижине на кушетке, играя вдвоем в видеоигры. — Я серьезно. Клянись, что никогда не обронишь ни слова об этом».
«Можешь мне поверить, — сказал Райан. — Кому я расскажу?»
«Вообще никому, — сказал Джей. — Потому что дело крайне, крайне серьезное. В нем серьезные люди замешаны, если ты понимаешь, что именно я имею в виду».
«Джей, — сказал Райан. — Понимаю. Правда».
«Надеюсь, дружище», — сказал Джей, и Райан серьезно кивнул, хотя, если честно, мало что понял в проекте, в котором им предстояло участвовать.
Известно, дело явно незаконное, какое-то мошенничество, хотя настоящая цель неясна. Однажды он должен был стать Мэтью П. Блертоном, взять напрокат машину в Кливленде, приехать в Милуоки, оставить ее в аэропорту, сесть в самолет по удостоверению личности Казимира Черневского, двадцати двух лет, прилететь в Детройт и там перевести по Интернету четыреста долларов с банковского счета Черневского на счет пятидесятилетнего Фредерика Марра, проживающего в Вест-Дир-Тауншип в Пенсильвании. Обыкновенная очень сложная игра в «наперсток», когда один подменяет собой другого и дальше по линии? Предположительно должен быть некий финансовый выигрыш, но пока он ничего не видит. Они с Джеем живут в основном в лесной хижине, в небольшом охотничьем домике с кучей самого продвинутого компьютерного оборудования, где больше ничего особенно ценного нет, насколько можно судить.
Но Джей был очень суров и серьезен. С прямыми волосами до плеч, как у фаната, помешанного на Интернете, по мнению Райана, черными, с ранней редкой проседью, в мешковатой армейской одежде, выброшенной для тинейджеров на распродажу. Трудно было представить его недружелюбным, но он вдруг на удивление ожесточился.
«Клянись Богом, Райан, — сказал Джей. — Я серьезно», — сказал он, и Райан кивнул.
«Верь мне, Джей, — сказал Райан. — Ведь ты мне веришь?»
И Джей сказал:
«Конечно. Ты же мой сын, правда?» — И тут он усмехнулся, и Райан невольно еще признавал ту усмешку обворожительной, у него почти дух захватывало, словно перед припадком или еще чем-нибудь: «Ты мой сын», — и целенаправленный взгляд в глаза, который одновременно льстит и нервирует, и вспыхнувший Райан промямлил:
«Да, пожалуй. Я твой сын».
Это среди многого прочего они оба еще не осмыслили — как обсуждать подобную тему, — обоим неловко, начнут разговор, не знают, что сказать, требуется определенный язык, либо слишком аналитический, либо слишком сентиментальный, смущающий.
Основной факт заключается в том, что Джей Козелек биологический отец Райана, но Райан узнал об этом недавно. Несколько месяцев назад Райан считал Джея дядей. Давно отколовшимся младшим братом матери.
В краткой версии существование Райана объяснялось обычной подростковой ошибкой. Двое шестнадцатилетних юнцов забылись после кино на заднем сиденье автомобиля. Это было в Айове, семья девочки — матери Райана — была строгой и религиозной, не допускала абортов, а старшая сестра Джея Стейси хотела ребенка, но что-то было у нее не в порядке с яичниками.
Джей всегда считал, что надо вести себя честно, но Стейси вовсе не признала эту мысль удачной. Она на десять лет старше Джея и в любом случае придерживалась о нем невысокого мнения — в смысле морали, представления о жизни, наркотиках и прочего.
«Всему свое время и место», — сказала она Джею, когда Райан был младенцем.
А позже говорила: «Почему это тебя так волнует, Джей? Почему речь всегда идет о тебе? Можешь подумать о ком-нибудь, кроме себя?»
«Он счастлив, — говорила Стейси. — Я его мама, Оуэн папа, и он вполне счастлив».
Вскоре они вообще разговаривать перестали. У Джея возникли кое-какие стычки с законом, они рассорились, и все. Пока Райан рос, о Джее практически не упоминалось, а впоследствии только в качестве отрицательного примера. «Твой дядюшка Джей — птичка в тюремной клетке». Безработный бродяга. Все, что нажил, в руках унесет. Пристрастился к наркотикам еще мальчишкой, загубил свою жизнь. Пусть это будет тебе предупреждением. Никто теперь не знает, где он обретается.
Поэтому Райан не знал правды — что Стейси ему фактически тетка, а практически не встречавшийся дядя Джей «родной отец»; что его биологическая мать покончила с собой много лет назад на втором курсе колледжа, когда трехлетний Райан жил в Каунсил-Блаффс в Айове со своими предполагаемыми родителями Стейси и Оуэном Шуйлер, а Джей кочевал по Южной Америке с рюкзаком за спиной…
Райан ничего этого не знал, пока сам не поступил в колледж. Однажды вечером ему позвонил Джей и все рассказал.
Он был второкурсником, как его настоящая мать, и, возможно, поэтому удар оказался тяжелым. «Вся моя жизнь — обман», — думал он, зная, что это мелодраматично, по-детски, но, проснувшись утром после звонка Джея, обнаружил себя в спальне студенческого общежития, в угловой комнате на четвертом этаже Уиллард-Холла, где его сосед Уолкотт спал под пухлым стеганым одеялом на узкой односпальной койке у окна, в которое пробивался серый свет.
Было около половины седьмого или семь утра. Солнце еще не встало, и он перевернулся на бок лицом к стене, к холодной старой штукатурке с множеством тонких трещин в слое бежевой краски, и закрыл глаза.
Райан почти не спал после разговора с дядей Джеем. Со своим отцом.
Сначала он принял сообщение за шутку, а потом подумал: «Зачем он это делает? Зачем рассказывает?» — хотя отвечал только: «Ох. Угу. Так». Односложно, до смешного вежливо и неопределенно. «Ох, правда?» — говорил он.
«Я просто подумал, что ты должен знать, — сказал Джей. — То есть, может быть, лучше родителям не говорить ничего, но это уж ты сам решай. Я просто подумал, это нехорошо. Ты взрослый мужчина, по-моему, имеешь право знать».
«Понимаю и ценю», — сказал Райан.
Но, проспав урывками несколько часов, сотни раз провернув в голове факты, он не совсем понял, что должен делать с полученной информацией. Сел в кровати, перебирая пальцами край одеяла. Представил своих родителей — «родителей» Стейси и Оуэна Шуйлер, спящих дома в Каунсил-Блаффс, — мысленно увидел свою комнату с другой стороны коридора, книги на полках, летнюю одежду в шкафу, черепаху Веронику, сидящую на своем камне под обогревательной лампой, — как бы музей его детства. Возможно, родители даже не чувствовали себя подставными, возможно, почти даже не вспоминали, что создали мир на абсолютно ложной основе.
Чем больше он думал, тем больше все это казалось обманом. Не только его собственная фиктивная семья, а в принципе «структура семьи». Сама социальная материя подобна сценической постановке с участием всех. Да, теперь ясно, что имела в виду преподавательница истории, говоря о «построениях», «знаковых системах», «лакунах». Сидя в кровати, он представлял себе другие комнаты общежития, расположенные в ряд и друг над другом, других студентов, приютившихся там в ожидании, когда их рассортируют, распределят на работу, отправят каждого своей дорогой. Представлял других мальчиков, спавших на его месте десятки и десятки лет, год за годом заполняя и освобождая дортуар, как товарный вагон, и на миг отделился от тела, от времени, наблюдая за общим потоком входящих, уходящих, сменяющихся поколений.
Райан встал, сдернул полотенце со спинки кровати, решил, что вполне можно пойти в общую ванную в конце коридора, принять душ, зная, что надо взять себя в руки, подготовиться к экзамену по химии, получив D, в лучшем случае С.[11] О боже, подумал он…
