13 месяцев - Илья Стогoв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— ДВЕСТИ?!
— Да. Ровно в четыре раза больше, чем я.
— Офигеть! Двести килограмм! Не могу не спросить: как же вы… ну, это…
— До свадьбы мы договорились не делать секс.
— А после свадьбы? Парень! Впереди тебя ожидает реальное приключение! Напишешь потом, как все прошло?
— Ты действительно считаешь, что это смешно?
— Где ты взял такую подружку?
— Наши родители дружат. Я знаю Кэрри с детства. Раньше она не была такой… э-э-э… в общем, проблема избыточного веса раньше не стояла столь остро.
— Двести килограмм! А рост? Какой у нее рост?
— В том-то и дело! Меньше пяти футов.
— Меньше пяти футов? Блин! Когда она ложится вверх животом, то выглядит, наверное, выше, чем когда стоит на ногах, да?
— Зато она очень хороший человек.
Болтая, мы просто бродили по улочкам. В тот момент как раз брели мимо странного здания из серого гранита. Я заинтересовался и остановился. Прежде я не встречал в своем городе столь странных зданий.
Внутрь вел десяток ступеней. Однако пройти и рассмотреть все хорошенько было нельзя: вход в здание был перекрыт железной решеткой. По ту сторону решетки, прямо на фасаде здания была установлена статуя Девы Марии.
Улочка была настолько крошечная и пустынная, что, возможно, не значилась ни на одной карте города. Три низеньких дома. Потрескавшийся асфальт. Высоченный шпиль гранитного здания. За решеткой — статуя женщины с огромными глазами.
Потом Джейсон вернулся в свою Америку и, наверное, все-таки женился на хорошей девушке, испытывающей проблемы с избыточным весом. Он не писал мне, и вскоре я забыл о нем. О нем, о его девушке, обо всем, что связано с этим парнем…
А потом все изменилось. Мне будет затруднительно объяснить вам, что именно произошло… а кроме того, я и не хочу вам это объяснять… но все действительно стало другим.
4
Я — парень очень русский. Решив принять крещение, я, разумеется, имел в виду принять крещение в Православной церкви.
О религии в тот момент я не знал ничего. Даже еще меньше. Поэтому решил сходить в церковь на разведку. Посмотреть, как все это происходит. Просто чтобы потом в нужный момент не чувствовать себя дураком.
Я дошел до желтого православного собора, стоявшего почти напротив моей тогдашней квартиры, и узнал, что назавтра служба начнется вечером, а как раз перед ней и проводится таинство крещения.
Деньги, чтобы заплатить за крещение, у меня были. Я не переживал. Решил, что схожу, хорошенько все рассмотрю и стану настоящим христианином без особых проблем.
На следующий день после обеда я лег почитать и заснул. А проснулся, когда времени было уже в обрез. Вскочил и (еще сонный) побежал в церковь.
Знаете, бывает такое состояние… когда ты толком не понимаешь, спишь ты или уже нет. Когда все зыбко… болезненно. Когда серый мир наваливается на тебя, давит, агрессивно хмурится тебе, плохо соображающему, в лицо. Вот в таком состоянии я и добежал до храма.
Все еще потирая глаза, вошел внутрь. В соборе был высоченный, выше неба, потолок. Где-то там, под потолком металось древнее песнопение. Чернобородые, заросшие по самые глаза священники бесконечными рядами выходили из-за иконостаса. Каждый из них был огромен и пузат. Каждый из них держал в руках кадило. От дыма мне сделалось дурно.
Византийская литургия напугала меня. Это было, как заглянуть в зрачки сфинкса: я не отражался в этих зрачках.
У священников были высокие черные головные уборы. Их было настолько много, что я растерялся. Низкими голосами они пели о чем-то, чего я абсолютно не понимал. О чем-то величественном и грозном. О чем-то, перед чем я был лишним.
Я стоял у самых дверей. Дальше пройти не решался. Вокруг стояли широколицые люди. Такие же русские, как я… вернее, гораздо более русские. Они все понимали прекрасно. Когда нужно — до земли кланялись. Когда нужно — размашисто крестились.
Это была церковь моих предков. Многих поколений моих далеких предков. Но моей эта церковь не была. Простояв в храме меньше получаса, я вышел на улицу.
5
Только не подумайте, будто я ругаю Православную церковь или что-нибудь в этом роде. Я не сомневался, что передо мной настоящая церковь Христова. Не сомневался и в том, что эта церковь ведет людей в правильном направлении. Я сомневался, существуют ли точки соприкосновения между этой церковью и лично мной.
Вокруг сбора был разбит небольшой садик. Я сидел на скамейке, курил и, если честно, был ужасно расстроен. Неужели я все понял неверно? Мне казалось, что меня зовут, — я пришел и оказался здесь чужим. Неужели все-таки ошибся?
Докурив третью подряд сигарету, я решил вернуться в церковь. Подошел ко входу. Постоял. Послушал доносящийся изнутри непонятный гимн. И внутрь не пошел. Не смог себя заставить. Именно тогда я вспомнил о здании, которое видел, гуляя сто лет назад со знакомым американцем.
На самом деле я не знал, что это за здание. Не знал, храм ли это и если храм, то какой конфессии. Я ни разу не вспоминал о нем. Я даже не очень четко помнил, где его видел. Но, уйдя из православного собора, решил сходить поискать. Делать-то все равно нечего. Почему не пойти? Именно так я первый раз в жизни попал на мессу в католической церкви.
Даже если бы я планировал специально, то вряд ли вышло бы лучше. В церковь я вошел ровно за минуту до начала службы. Я сделал шаг, и, будто обрадовавшись, тут же заиграл орган.
Народа было немного. А священник был и вовсе один. Молодой, гладко выбритый. Почти в конце службы он обеими руками поднял над головой Хлеб, переставший быть просто хлебом:
— Вот Агнец Божий, Берущий на себя грехи мира! Блаженны вы, званые на вечерю Агнца.
Прихожане опустились на колени и все вместе ответили:
— Господи! Я не достоин, чтобы Ты вошел под кров мой! Но скажи только слово — и исцелится душа моя!
И опять стало тихо-тихо.
Я сидел на старой деревянной скамье. Разглядывал живые цветы, стоящие в красивых вазах… витражи на больших окнах. Я отсидел всю мессу, которая оказалась совсем не длинной: меньше сорока минут.
После мессы священник смущенно улыбнулся:
— Возлюбленные! Мы редко общаемся. Давайте попробуем лучше узнать друг друга! Спускайтесь в нижний зал нашей церкви, там приготовлен чай. Мы будем разговаривать, а потом вместе помолимся.
Я понял, что вернулся домой.
6
Несколько месяцев назад я разговаривал с отцом Даниель-Анжем: самым известным из ныне живущих христианских проповедников.
Настоящего имени этого священника я не помню. Оно у него длинное и очень сложное. Отец Даниель-Анж родился в старинной аристократической семье и даже воспитывался вместе с бельгийским королем Бодуэном.
Повзрослев, он вступил в орден бенедиктинцев. То есть вообще-то он отшельник и, по идее, не должен никуда из своего монастыря уезжать. Некоторое время он и не уезжал. Жил в монастыре, а монастырь располагался где-то в Африке. Не помню, где именно.
Иногда отец Даниель-Анж встречался с местными жителями. Они разговаривали… просто разговаривали… но всего через несколько лет африканцы оставили свое язычество, были крещены и едва ли не поселились при бенедиктинском монастыре.
В частной беседе священник не производил какого-то особенного впечатления. Сухонький. Очень старый. Седые волосы и черные глаза. Но когда становится совсем плохо, когда кажется, что надежды нет, людей не переубедить и все рушится, тогда именно этого человека просят приехать и поговорить с людьми.
Он не отказывается. Приезжает. И все опять становится хорошо.
Когда со священником встречался я, он рассказывал:
— Я много езжу. Иногда неделями не бываю у себя дома, в монастыре. Я стараюсь хотя бы два-три дня в неделю проводить в молитве и созерцании. Но получается не всегда.
Один раз мне нужно было в течение трех недель прочесть сорок проповедей. Это было в Канаде. Я с братьями ездил по детским больницам и приютам для детей-инвалидов.
Если честно, я устал, как никогда. Я очень хотел домой. В монастырь. Просто ОЧЕНЬ хотел.
Мы приехали в приют, где лежали совсем маленькие дети. Там был мальчик, который вообще не вставал с постели. Чтобы поговорить с ним, я подошел поближе, а он посмотрел на меня и очень четко проговорил:
— Не скучай по дому. Твой дом — это месса.
7
Месса — это и мой дом тоже. Я почувствовал это сразу. С того момента, как первый раз в жизни оказался на христианской службе.
Я долго шел, а потом оказался дома. Там, где ждали. Там, где хорошо. Откуда по своей воле я не уйду.
Несколько месяцев после того, как я крестился… я и до сих пор вспоминаю их, как самые счастливые. Впервые в жизни у меня все было хорошо. Вообще все!