Весь мир – к твоим ногам. Рассказы - Татьяна Полуянова

На ватных ногах поднялся и побрёл прочь. В глазах стоял туман. Выкурил три сигареты подряд, только тогда немного успокоился.

Недалеко от лагеря росли ивы. Нарезав веток, сделал шалаш. Постелил коврик со спальником и улёгся спать. Никого не хотелось видеть.

Перед глазами стояла картинка: чёрное озеро, мелькающая на поверхности Женькина голова, рот, судорожно хватающий воздух, и потом, когда пытался реанимировать, – жуткие синие груди, фиолетовые соски. Ужас оттого, что чуть не погиб человек из вверенной мне группы, обернулся обыкновенным разводом, жестоким розыгрышем.

Артистка, мать её – кикимора!

Я не пошёл на обед, и вечером, когда звали на ужин, послал их в болото с сестрёнками-ведьмами.

Ночью затрещали сучья, будто слон заворочался. Страшненькая Ленка и тут умудрилась запнуться и чуть не развалила шалаш.

– Толь, а Толь! Не дуйся. Ну, пошутили девчонки. Они уже и сами не рады.

Не услышав ответа, Ленка полезла внутрь.

– Ой! Да ты весь дрожишь! – на лоб легла прохладная ладошка. – Ну-ка, подвинься, погрею тебя.

Она расстегнула спальник, неуклюже втиснулась в него. Я прижался к мягкому телу, пытаясь согреться. Её руки заботливо гладили и растирали, талия, бёдра, грудь… Стало жарко. Нечем дышать… Впрочем, всё происходило как в тумане. Я и потом не мог вспомнить, было это наяву или в воспалённом мозгу.

Пришёл в себя, когда девчонки меня… уронили. Я лежал на самодельных носилках. Потные и злые, студентки поднимали их, чтобы тащить дальше по тропе. Я пошевелился, пытаясь встать, но снова отключился.

В следующий раз очнулся уже в избе. Совершенно раздетый, лежал на нарах поверх спальника. Меня обтирали спиртом и поили лекарством. Потом долго спал.

Утром почувствовал себя сносно, даже сбегал в туалет, пока все спали. А потом залез в спальник и продолжал «болеть», уже придуриваясь: едва приоткрывал веки, подглядывая в щёлочки, и слабо стонал. Девчонки ухаживали как за малым дитём: кормили с ложечки, поили чаем. Чертовски приятно!

После обеда Женька потрогала лоб, подержала за руку, прижалась ухом к груди.

– Как хорошо, что дырочку для клизмы имеют все живые организмы! – неожиданно сказала она, выпрямляясь.

– Чего? – не понял я.

– Ты уже здоров, командир, и просто гонишь дуру! – Резко сказала она. – С каким удовольствием сейчас вкатила бы тебе клизму! Трёхведёрную! Но… не могу издеваться над убогим! – В гневе Евгения была удивительно прекрасна и недостижима, хотя стояла рядом.

– А вы? Вы тоже хороши! Зачем меня раздели?

– Да нужен ты был! – опешила Женька, когда до неё дошёл смысл моих претензий.

– Утром Ленка всех подняла. Сказала, что лежишь без сознания. Видно, простудился в озере. А у нас собой ни жаропонижающих, ни антибиотиков. Только перевязочные средства. Сам же сказал – ничего лишнего! – рассказывала она, присев на нары, а я любовался прекрасным профилем девушки и незаметно трогал кончик длинной косы.

– Из прутьев от шалаша соорудили носилки. Как был в спальном мешке, так и погрузили, несли по очереди по тропе. Уже перед избой от высокой температуры тебя начало тошнить, поэтому – извини, пришлось немного помыть, – отчитывалась Женька, будто медсестра перед доктором. – Сейчас лежишь в моём спальнике, а твой – скажи спасибо Ленке: постирала, – сохнет на улице.

Тут она бросила уничтожающий взгляд и ушла.

Я съёжился и заскулил, как побитая собака. Того, что она рассказала, я не помнил и даже не ожидал, что такое могло произойти. Спальник вмиг стал колючим и кусачим. Захотелось убежать. Но куда побежишь голым? Еле дождался, чтобы мимо кто-то прошёл. Проблеял жалобно:

– Свет, принеси мою одежду. Пожалуйста.

– Да чего мы у тебя не видели? Иди так, – фыркнула та, но потом сжалилась, принесла.

Вечером к приюту подошла большая группа. Подросткам-пэтэушникам было лет по пятнадцать-шестнадцать. Они были шумные, наглые и агрессивные.

Мы заперлись на втором этаже и уже легли спать, как в дверь начали стучать. Не получив ответа, они продолжали долбиться.

Наконец, терпение лопнуло. Я открыл дверь и вышел на лестницу. Потасовка началась без всякого разбора. Получив удар в нос, я согнулся, тут же ударили сзади по почкам. Озверев, двинул одного ногой, он с грохотом покатился вниз, считая ступеньки. Другой – нарвался лбом на кулак и тоже упал.

Кто-то из подростков выхватил нож, размашисто чиркнул, я едва успел среагировать на блеск лезвия и отскочить, но упёрся спиной в перила. Нож полоснул по животу, стало горячо и мокро.

В проёме двери показалась гренадёрша Тамара. Парень с ножом, стоял к ней спиной. Она подошла, схватила его за плечи, приподняла, и он, пролетев мимо меня, плюхнулся на землю. Остальные разбежались, выкрикивая угрозы.

На крики выскочили руководители, разогнали питомцев по палаткам.

Девчонки окружили меня, уложили на нары. Голова лежала на коленях Тамары, она держала мои руки, Ленка сидела на ногах, пока Светка осматривала рану на животе.

– До свадьбы заживёт! – с облегчением сказала она, смазывая зелёнкой. – Кожу только располосовали. Сейчас лейкопластырем залепим и всё!

Кровь из носа уже не текла, к фингалу под глазом приложили холодную ложку.

Я поднял опухший кулак.

– Ну-ка, ну-ка! – потрогала его Светка и трагическим голосом добавила:

– Ну, тут может помочь только моча рыжей девки.

Девчонки прыснули, а вперёд, расталкивая их, протиснулась Лидочка. Волосы у неё – как апельсин на снегу!

– А что, я готова! – Лидочка задорно вздёрнула носик. – Может, с головы начнём? Глядишь – и синяк рассосётся!

Хохочут. Обидно так. Хоть бы одна заступилась…

– Не навреди – так, кажется, у вас, врачей говорят, – вежливо напомнил я.

– Да я ещё никому… не навредила! – каждая конопушка на её пёстром носике покатывалась со смеху.

Рано утром, чтобы избежать ненужных разборок, руководители увели пэтэушников.

Словно кот, я грелся на солнышке и лениво щурился от щекотных лучей. Подошла Женька, Женечка. Доктор Евгения.

– Давай, перевязку тебе сделаем, – и начала отрывать пластырь на животе.

Я задёргался.

– Будешь вести себя смирно – получишь награду, – вкрадчиво говорила докторша.

Заинтригованный, я стойко переносил муки. Она отлепила пластырь, чем-то протёрла, смазала.

– Ну, вот, а заклеивать больше не нужно – пусть подсыхает! – сказала она, поднимаясь.

– А награда? – испуганно завопил я.

Девушка снова наклонилась и поцеловала – так сладко, как никто до этого меня ещё не целовал. Я подался к ней телом, готовый… на всё.

Но она выпрямилась и быстро ушла.

Я лежал и смотрел в синее небо, по которому медленно плыли белые облака.

На другой день в первый раз поднялся, сделал шаг, другой и понял, что жизнь продолжается.

– Жень, хочешь, покажу тебе моё самое любимое место на Зубьях? – спросил я.

Женька смотрела и пыталась понять, чего я задумал.

– Не, без дураков и розыгрышей! Только ты и я…

Предоставив девчонкам свободу отдыха, мы с Женькой отправились в путешествие. Тропа петляла по лесу, огибала скалы, иногда выводила на берег, сплошь заваленный курумником. Приходилось прыгать по камням, обходить прижимы и вновь продираться через тайгу, напоенную ароматами разнотравья.

И вот открылось лесное озеро. Небольшая гладкая, без единой морщинки, поверхность окружена с трёх сторон деревьями. А с четвёртой – из озера по каменным плитам стекала вода. Вода разливалась по широким ступеням, пенилась и бурлила в узких местах, каскадом водопадов свергалась вниз, где ступени были выше и круче.

Конец ознакомительного фрагмента.