Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

Под Политбюро находится громадная и по большей части тайная партийная система, которая управляет всем госсектором, включая вооруженные силы, а также жизнями чиновников, которые трудятся на всех пяти уровнях власти, начиная с Пекина. Партия обеспечивает кадрами министерства и ведомства посредством изощренной и непрозрачной системы назначений;

инструктирует их по вопросам политики посредством скрытых от глаз комитетов; направляет их политическую позицию и публичные высказывания посредством пропагандистской сети. Служащие государственных институтов обучаются и регулярно переобучаются в 2800 партийных школах, прежде чем идти на повышение. Обвинения во взяточничестве, подлоге или ином преступлении сначала расследует партия, и лишь затем дело передается в гражданский суд на основании партийного вердикта. Но даже в этом случае мера наказания, выносимая судом, определяется согласно директивам партии, которая контролирует судей напрямую, а адвокатов — косвенным путем, через юридические ассоциации и механизм лицензирования.

Китай поддерживает многие формальные институционные атрибуты, которые придают ему внешнее сходство с плюралистской системой, обладающей исполнительной властью, парламентом и судами. Однако всепроницающее закулисное присутствие партии означает, что роли этих органов на авансцене должны постоянно подстраиваться к тем реалиям, которые скрыты от глаз. Щупальца государства — сиречь, партии — тянутся далеко за рамки правительственных структур. Помимо того, что партия контролирует любое госпредприятие или регулирующее ведомство, соответствующие партийные отделы надзирают за ключевыми НИИ, судами, СМИ, всеми санкционированными религиями, вузами и прочими образовательными учреждениями, а также воздействуют на неправительственные организации и ряд частных фирм. Далее, КПК напрямую контролирует восемь так называемых демократических партий Китая, назначая их лидеров и финансируя их бюджеты.

Эти роли, разыгрываемые за кулисами и на авансцене, смешиваются в органах государственного управления, поскольку высокопоставленные режиссеры, продюсеры и сценаристы от партии также блистают в правительственных ролях. Ху Цзиньтао — Генеральный секретарь, но при этом носит менее высокий титул Председателя КНР., Аналогично, возглавляемое товарищем Ху Политбюро стоит над Госсоветом, китайским эквивалентом кабинета министров, возглавляемым премьером Вэнь Цзябао, который также является членом Политбюро. Когда Ху посещает Вашингтон и другие западные столицы, он всегда анонсируется в роли Председателя КНР и (по настоянию китайцев) главы государства, а не в роли Генерального секретаря Коммунистической партии Китая, которая и представляет собой его самую высокую должность. Ху щеголяет своим партийный титулом лишь в поездках по горстке выживших братских коммунистических государств вроде Кубы, Вьетнама и Северной Кореи. Выступление под этим титулом, скажем, на лужайке Белого дома, поставило бы принимающую сторону в неловкое положение. Кроме того, при этом более выпукло стала бы смотреться роль КПК, чего не хочется ни Ху, ни другим лидерам.

Разделение ролей между партией и правительством не просто ставит в тупик непосвященных: это также источник скрытого напряжения внутри самой системы, что и было проиллюстрировано политическим скандалом в связи с распространением смертоносного вируса атипичной пневмонии в 2003 г. Этот инфекционный кризис, угрожавший ввергнуть страну и ее экономику в застой, был взят под контроль лишь после вмешательства Ху, который сместил министра здравоохранения и пекинского мэра за попытку скрыть истинные масштабы эпидемии. Руководство страны пристыдил и заставил действовать один из пекинских военных хирургов в отставке: чтобы обойти диктат Отдела пропаганды, который сознательно снижал численность инфицированных, он направил факс с неподтасованными данными в руки иностранных журналистов.

Местные и зарубежные обозреватели принялись превозносить драматическое вмешательство Ху: это-де переломный момент, когда доселе закрытая и невосприимчивая система была вынуждена открыться и отчитаться перед публикой. Однако изнутри все выглядело иначе. Министр и мэр, занимавшие государственные посты, не виноваты в укрывательстве фактов, утверждали критики. Мэр, к примеру, подчинялся указаниям пекинского горкома партии. Министр раболепно следовал линии внутренних партийных органов, контролирующих политику здравоохранения. Ни тот ни другой не обладали автономностью. «Многие правительственные чиновники были этим крайне расстроены, потому что всего лишь выполняли решения, принятые парткомами и вышестоящими партруководителями, — сказал мне один из советников Ху. — А из этих двоих сделали козлов отпущения».

Если оставить в стороне немногочисленные символические исключения, каждый министр или высокопоставленный чиновник является членом партии. И напротив, далеко не каждый высший партиец имеет параллельный правительственный пост. Вместо этого многие высшие партийцы работают в ключевых партотделах, которые стоят над правительственными ведомствами. Орготдел ЦК КПК отвечает за кадровые назначения. Отдел пропаганды занимается новостями и информацией. Отделу объединенного фронта, как и предполагает его название, поручено организовывать поддержку партии вне непосредственной сферы ее компетенции, например, среди китайской бизнес-диаспоры в Гонконге и на Тайване, а также в социальных организациях на отечественной почве.

Такая система служит своего рода политическим перископом, который позволяет КПК тайно следить за любым государственным или негосударственным ведомством. Или, пожалуй, здесь скорее подойдет слово «паноптикум», но не в смысле собрания диковинок, а в смысле идеальной тюрьмы (изобретенной английским философом XVIII века Иеремией Бентамом), где горстка надзирателей имеет возможность в любой момент незаметно наблюдать за заключенными. Как повторял бывший министр иностранных дел Цянь Цичэнь в ответ на западную критику бедственного положения с правами человека, Китай отнюдь не является одной громадной тюрьмой. И действительно, во многих отношениях эта страна обрела немыслимую ранее свободу. Однако КПК, ослабив вмешательство в частную жизнь китайцев, приняла все меры, чтобы закрепить за собой высоты на полях политических сражений. Подобно стражнику из тюрьмы-паноптикума, КПК вездесуща и, по большей части, невидима. «Партия подобна Господу Богу, — сказал мне профессор одного из пекинских университетов. — Бог вездесущ. Ты просто его не видишь».

В конце 1999 г., находясь в Пекине, я присутствовал на небольшом ужине с Рупертом Мердоком, где он заявил, что за все свои поездки в Китай так и не встретил ни одного коммуниста. На первый взгляд, это утверждение кажется странным, ведь любой сколько-нибудь значимый госслужащий номинально является членом КПК. Если Мердок хотел вести бизнес в Китае, особенно в области СМИ, одном из важнейших секторов для частного иностранного капитала, он не смог бы избежать контактов с партией. Более того, ему пришлось бы принять этот факт, как оно, собственно, и случилось. После неоднократных обращений на протяжении многих лет Мердоку удалось договориться о встрече с тогдашним шефом пропаганды Дин Гуаньгэнем, ключевой фигурой «номер восемь» в партийной иерархии до 2002 г. Позднее Мердок в рамках дорогостоящего венчурного предприятия объединил силы с сыном Дина, чтобы обойти строгие китайские ограничения, накладываемые на иностранное вещание, но безрезультатно. К 2009 г. Мердок практически махнул рукой на Китай.

Мердок не одинок в своем мнении об отсутствии коммунистов в КНР. Подобные высказывания я слышал на протяжении многих лет от целой когорты искушенных, предельно прагматичных бизнесменов, имевших дело с Китаем — особенно сразу после их встречи с каким-нибудь высокопоставленным партийцем. С одной стороны, эти заявления вполне понятны. Для многих бизнес-лидеров, вложивших средства и получивших прибыль от трансформации страны в экономику, которая зачастую выглядит как разнузданная форма капитализма, контакты с партией выражались в форме общения с чиновниками, желавшими заниматься бизнесом. Келвин Маккензи, один из наиболее влиятельных редакторов Мердока, был изумлен темпами развития Китая при коммунистах, в 2000 г. посетив Пекин в составе британской делегации. Маккензи, в свое время занимавший пост редактора «Сан», таблоида-бестселлера, который в каждом выпуске на третьей полосе печатает топлес-фото красавиц, был ярым защитником тэтчеризма, и его постоянно бичевали левые. На прощальном банкете он потряс принимающую сторону, громогласно заявив, что по возвращении в Британию «тоже станет коммунистом», чтобы вдохнуть новую жизнь в свою родину. Для заезжих гостей типа Маккензи единственной возможностью увидеть «Красную книжицу», цитатник изречений Мао, была бы экскурсия на воскресный блошиный рынок по пути в аэропорт.