Побочный эффект - Рэймонд Хоуки

Тогда Снэйт был глубоко этим потрясен, однако спустя пять лет сам пришел к выводу, что в силу сложившихся обстоятельств имеет полное право применять в своей практике поистине пиратские методы.

Он быстро уловил рациональное зерно этой идеи. Среди разбросанных по всему свету десятков тысяч больных, которые нуждаются в трансплантации, всегда найдутся такие, кто может и готов заплатить любую сумму за возможность оказаться первыми в списке ожидающих пересадки. Отыскать таких пациентов не составляло труда - Снэйт уже был известен как хирург, занимающийся пересадками. Фокус состоял в том, чтобы разыскать доноров, группа крови и данные тканевого типирования которых настолько совпадали бы с показателями реципиентов, чтобы у тех, кто заправлял Службой трансплантации, не было оснований ему отказать.

То, что ему для осуществления подобного плана придется стать соучастником убийств, мало его волновало. Как большинство врачей, он был если и не совсем равнодушен к смерти, то по меньшей мере привык к ней. Кроме того, он никогда не причислял себя к сторонникам практики сохранения жизни любой ценой; он считал, что важно не просто жить, а как жить. Все мы рано или поздно умрем. Поэтому что случится, если некоторые - согласно предначертанию судьбы - покинут этот мир не позже, а раньше? Чего стоит их жизнь по сравнению с жизнью сотен тысяч людей, которые будут возвращены к активной деятельности в результате его труда, - это же лишь ничтожная доля того, чем общество готово расплачиваться ежегодно за сомнительное удовольствие пользоваться автомашиной или за обязательную вакцинацию.

Еще меньше терзали его угрызения совести по поводу того, что он отказывает обществу в праве принимать или не принимать его услуги. Разве оно не демонстрировало неоднократно свою неспособность объективно оценивать факты? И разве правительство не взяло себе за правило принимать жизненно важные решения от лица общества? Кто, к примеру, когда-либо слышал о правительстве, проводящем референдум на тему: объявить или не объявить войну?

Именно в ту пору бывший его пациент (торговец оружием, который оказал финансовую и организационную помощь, чтобы население острова Абако, насчитывающее семь тысяч человек, обрело независимость) сообщил ему, что продается один из островков к северу от Марш-Харбор.

Такой остров как нельзя лучше отвечал намерениям Снэйта (несколько американских врачей уже обосновались на Багамах с целью применять и разрабатывать методы лечения, запрещенные в Соединенных Штатах), поэтому он немедленно вступил в переговоры с владельцами острова и приобрел опцион на его покупку.

Однако подобрать ключ к решению основной проблемы не удавалось еще несколько недель. О похищении случайных людей, обреченных стать донорами, не могло быть и речи, - слишком ничтожна была надежда на то, что у них окажутся нужные группа крови и данные тканевого типирования.

Ответ был найден во время визита в Англию, где он участвовал в международном симпозиуме по гистосовместимости. Снэйт встретил там Гая Уорд-Роупера, с которым учился в Кембридже и который оказался директором информационной службы Института профилактической медицины. В тот же вечер за ужином они затеяли спор о значении мультидисциплинарного обследования, причем Снэйт утверждал, что подобное обследование мало что дает - только превращает здоровых людей в ипохондриков и тем самым осложняет их жизнь.

- Глупости! - возмутился Уорд-Роупер. - Когда-то, может, так оно и было, но за последнее время произошло немало перемен. После того как мы стали определять методом тканевого типирования антигены гистосовместимости...

- Тканевого типирования? - Снэйт почувствовал, что у него кольнуло в затылке. - Боже милостивый!

- А чему ты так удивился? Тебе не хуже меня известно, что злокачественная анемия, например, ассоциируется с HLA B8 и В12 антигенами, тогда как анкилозирующий спондилит - с...

- Совершенно верно, - поспешил согласиться Снэйт, которого уже больше не занимал этот спор. - Ты хочешь сказать, что вы типируете всех пациентов без исключения?

Уорд-Роупер кивнул.

- Мы первые в мире, кто это делает, - с гордостью заявил он. - В очередном номере "Британского медицинского вестника" готовится большая статья об этом. Мы, разумеется, понимаем, что еще слишком рано утверждать взаимозависимость между...

- И сколько же людей в год вы подвергаете обследованию? - нетерпеливо перебил его Снэйт.

- В Лондоне около двадцати тысяч. Кроме того, у нас есть филиалы в Западной Германии, Франции, Италии, Швеции и Голландии, поэтому можно, видимо, говорить, что мы обследуем около миллиона человек в год. И это только начало. В самое ближайшее время мы намерены открыть филиалы в Соединенных Штатах, Канаде и Австралии.

Сообразив, что он наткнулся на нечто такое, что может оказаться ключом к решению основной проблемы, Снэйт изо всех сил старался скрыть охватившее его волнение.

- Ну и ну! Потрясающе, да и только! А скажи мне, долго ли у вас хранятся полученные данные?

- Вечно.

- Неужели?

- Да. И это самое главное в нашей практике, - объяснил Уорд-Роупер. Первичные показатели значительно облегчают понимание последующей информации...

- Все данные, насколько я уловил, закладываются в компьютер?

- Именно, - ответил Уорд-Роупер, поглощенный выбором сигары. - Если пропускать миллион пациентов в год, то хранить данные можно только в компьютере.

Наконец-то Снэйт нашел то, что искал: огромное, постоянно пополняющееся хранилище информации о потенциальных донорах.

Теперь нужно найти возможность убедить Уорд-Роупера помочь ему в осуществлении его затеи. Деньгами вряд ли его соблазнишь, решил Снэйт. В качестве директора информационной службы он получает от пятнадцати до двадцати тысяч фунтов стерлингов в год. Кроме того, немалый собственный капитал есть и у жены Уорд-Роупера, которая была из очень богатой семьи.

Однако ему было известно, что Уорд-Роупер мечтал заняться политикой. Помнил он также, что, когда Уорд-Роупер был на последнем курсе университета, про него говорили, будто он гомосексуалист, а в Англии гомосексуализм и политика несовместимы (несколько лет назад некий адвокат, занимающийся частной практикой, был вынужден покинуть пост лидера своей партии, когда прошел слух, будто он уличен в подозрительной связи).

А в таком случае не пойдет ли Уорд-Роупер на все, лишь бы сохранить в тайне свои сексуальные склонности, особенно если он и по сей день дает им волю?

На следующий день Снэйт поручил частному детективному агентству установить связи и окружение Уорд-Роупера, а также изучить его образ жизни (чтобы подобное расследование выглядело более убедительно, он попросил подвергнуть проверке в качестве кандидатов на должность еще двух специалистов по вычислительной технике).

Результаты деятельности агентства превзошли самые смелые ожидания: Уорд-Роупер не только оказался извращенцем, но был связан с вышедшими из тюрьмы преступниками.

На очередной встрече с Уорд-Роупером Снэйт счел возможным, как и подобает истинному джентльмену, не скрывать своих намерений. Ему нужен доступ, объяснил он, к анамнезам пациентов Института профилактической медицины.

- Вот и все, что ты должен мне предоставить и что тебе положено знать, - сказал он. - За это ты будешь получать ежегодно сумму в десять тысяч фунтов стерлингов в любой указанной тобою валюте, которая будет переводиться на зашифрованный счет в один из банков Цюриха.

Уорд-Роупер категорически отказался от этого предложения, вынудив Снэйта пойти с козырного туза.

Сначала казалось, что Уорд-Роупер не сдастся даже под угрозой шантажа, ибо он выбежал из гостиничного номера Снэйта, пообещав вызвать полицию.

Но на следующий день он вернулся.

- Если ты дашь мне слово, что сведения эти, хотя и добытые нечестным путем, будут использованы только на благо, я сделаю то, о чем ты просишь, сказал он. - Но гнить мне в аду заживо, если я возьму за это хоть пенни.

На следующее утро Снэйт вернулся в Майами, подписал документы на покупку острова, назвав его не без иронии островом Гиппократа, и приступил к подбору сотрудников.

Закончив обход и разрешив ряд лечебных и административных проблем, возникших после его предыдущего визита на остров, Снэйт вышел из здания, где размещалась клиника, и направился в лабораторию.

Лаборатория - прямоугольное каркасное строение из неоштукатуренного бетона с кирпичными вкраплениями, приподнятое над землей двойным рядом колонн, - выглядела не более устрашающе, чем любая другая постройка, задуманная в стиле, известном под названием "необрутализм". Хотя здание состояло из двух этажей, только первый был с окнами, да и то в них были вставлены зеркальные стекла, сквозь которые можно было смотреть наружу, но ничего нельзя рассмотреть внутри. Несколько ступеней вели вверх к стальной двери, по обе стороны которой были установлены телевизионные камеры. Дверь украшал девиз Исследовательского центра: "Ne cede malis sed contra audentior into" ("He отступай перед бедой, а смело иди ей навстречу").