Дурнушка - Лидия Чарская

— Конечно, верю! — вырвалось невольно из моей груди, и лицо мое, вероятно, выражало в эту минуту столько искренней готовности быть ему полезной, что он почтительно склонился к моей руке и в первый раз в жизни я ощутила на моих пальцах поцелуй постороннего человека…

Огромное чувство радости охватило меня. Водов, между тем, продолжал свою речь, не выпуская моих пальцев из своей руки.

— Вы верите в меня и в мое дело, друг мой княжна, а я верю в ваш талант, верю в то, что автор "Сна девушки" станет некогда великим, что им будут гордиться, что он приобретет крупную литературную славу!

— Хорошо, если бы это было так! — тихо проронила я, сияя от счастья.

Водов все еще не выпускал моей руки.

— Это будет так, это должно быть так, княжна! — подхватил он. — В вас я не мог ошибиться! Слишком своеобразно, слишком ярко выразилось ваше дарование… Теперь, — задумавшись на минуту, сказал он, — послушайте, что я скажу вам. Вы девушка, и светская девушка вдобавок; вас держат, как птенчика в вате, и не дают возможности узнать истинную жизнь с ее горестями, радостями, поэзией и прозой. Вы не имеете понятия, какова она на самом деле, эта жизнь!.. Мне же стукнуло тридцать четыре года… не велики годы, как видите, но, Боже мой, сколько пережитого осталось за мною! сколько радостного и печального позади меня! сколько драмы! Да, именно жизненной драмы. Мы были очень богаты сначала, потом почти разорились. Я пережил много, пока не вышел на дорогу, пока не стал зарабатывать так удачно своим искусством; но большие заботы, печали, удары судьбы наложили на меня свою беспощадную руку и я уже не мог остаться тем свежим, жизнерадостным человеком, каким был раньше. Вы читали мой рассказ "Светоч"? Там это ясно и хорошо выражено. Оттого-то, должно быть, теперь я и не могу поступить так, как хотел бы. Хочу и не могу. Я встретил девушку, вы ее знаете хорошо, княжна, молодую, восприимчивую, сильную духом и… и очень талантливую. В ее душе есть много сродного с моею. Я хотел бы сказать ей просто от души: "Полюби меня, отогрей меня своей родственною лаской, освети меня отблеском своего молодого дарования, приди ко мне с горячим дружеским участием и предложением трудиться, работать совместно и рука об руку идти по жизненной тропе…" А что такая девушка может мне ответить на это? Как вы думаете, княжна? "Ты берешь, — скажет она, — мой талант, мои силы, а взамен не дашь мне того молодого счастья, о котором я мечтала". Так ли говорю я, Наталья Николаевна? так ли ответит мне та девушка, к которой я стремлюсь всей моей душой?

— Нет, не так! — почти крикнула я, будучи не в силах сдержать свой порыв, то краснея, то бледнея под наплывом охватившего меня чувства какой-то мучительной и сладкой тоски, — не так ответит вам эта девушка, не так! Вот как она скажет вам: "Берите мой талант, если он только не продукт вашей фантазии, мое сердце, мои силы, всю мою душу, если они нужны вам для вашего дела, для вашей жизни, для вашей цели…" Она, эта девушка, нужна вам — значит, дорога… И она счастлива этим.

Я едва слушала и верила самой себе… Куда делась моя робость, моя приниженность? Новая княжна Тася высказывала новые, неведомые до сей поры ее существу мысли! Точно я выросла в эти короткие минуты, точно спала с меня ненужная, фальшивая маска, и я появилась в новом свете, улучшенная и скрашенная в моих собственных глазах.

Водов посмотрел на меня серьезным и долгим взглядом без улыбки, без слова, точно в первые видел мое безобразное лицо с длинным носом и большим ртом.

— Да, да, я гадка, я безобразна, но я чувствую, может быть, глубже и больше ваших блестящих красавиц, — в припадке внезапно нахлынувшего на меня отчаяния вскрикнула я, и слезы брызнули из моих глаз.

Тут только он очнулся.

— Не то! не то! — быстро заговорил он, мгновенно вспыхнув яркой краской, залившей его лицо. — Вы знаете мое мнение о красоте. Мой кругозор по этому вопросу яснее и шире, чем вы думаете! Нет, — тут он нервным движением руки откинул со лба набежавшие пряди волос и проговорил ласково и нежно, как не говорил еще никогда со мною, — меня пугает то, что я не сумею отплатить ей, этой девушке, за все ее добрые чувства, княжна Наташа!

"Наташа!" Он меня назвал так, как никто не называл никогда в моей жизни. Это имя, принадлежащее мне, но чуждое для меня до сих пор, получило особенную прелесть в его устах. Чем-то детским, милым и далеким повеяло разом от этих звуков. Мне захотелось вдруг почему-то горячей материнской ласки и колыбельной песни, которую — увы! — мне не пришлось никогда слышать.

С влажными от слез глазами и побледневшим лицом подвинулась я к нему и прошептала чуть внятно:

— Ей ничего не надо… никакой награды. Если можно только… любите ее… любите… меня… немножко… — и я закрыла лицо руками, сгорая от стыда и муки.

— Я уже люблю вас, — услышала я так близко около себя его шепот, что у меня захватило дух от смущения и неожиданности. — Я вижу сам, что люблю вас, милая девушка… 

XIV

Я переживала новую эпоху своей жизни. Точно не я сама испытывала ее, не княжна Тася Горянина была счастливой невестой любимого человека, а совсем другое обновленное и оживленное молодое существо.. Я точно обезумела от счастья с минуты объяснения Сергея. "Сергей!" Как мило, близко и дорого стало мне это имя! Я повторяла его про себя и вслух по несколько десятков раз в сутки. "Мой Сергей, мой дорогой Сергей, мой любимый!"

Я засыпала с этим именем на устах и просыпалась с мыслью о том, что я его увижу, моего жениха, сегодня, скоро-скоро!

Tante Lise, без малейшего колебания, вопреки моим предположениям, давшая мне свое согласие на брак с Водовым, не могла не удивляться, глядя на мое счастливое и, как мне самой даже казалось, похорошевшее от счастья лицо…

— Дитя мое, — после официально сделанного мне Водовым через нее предложения, говорила она, — вы знаете, какое великое назначение женщины — быть женою и матерью. Ваша покойная maman оставила вас рано сиротою, Тася, и я считаю своим священным долгом объяснить вам за нее вашу новую, далеко не легкую задачу.

И она говорила, говорила мне об обязанностях, выпадавших на долю девушки, вступающей в брак. Я внимательно смотрела в ее глаза, стараясь не пропустить ни одного слова, и каждое ее слово западало мне в душу; а между тем мысль моя в это время создавала мне милый образ любимого человека, и думала я только о нем.

Когда раздался знакомый звонок и входил лакей, неслышно скользя по ковру гостиной, с докладом об его приезде, tante Lise встречала моего жениха с любезной улыбкой. И она сумела оценить этого прекрасного человека и верила, что я, ее племянница, буду счастлива с ним.

Оставшись наедине с Сергеем, мы говорили без умолку и большею частью о нашем будущем журнале, о нашем "детище", как он называл его. Он, увлекающийся и вечно забегающий вперед, с присущей ему богатой дозой фантазии, видел свое издание как бы существующим на самом деле и старался представить его мне возможно нагляднее и яснее.

Но я ничего не понимала. Я слушала нежные звуки его голоса, любовалась его нервным, взволнованным лицом, и была счастлива, как никогда в моей жизни, и чуть не плача, отрывалась от наших бесед, когда Варенька приходила звать меня к примерке неизбежного в таких случаях приданого.

Взволнованная, радостная бежала я к м-ме Люси, толстой француженке с вычурною прической.

— En voici des echantillons de la robe de chambre, mademoiselle. Le quel en preferet vous?[7] — с самою обворожительною улыбкою предлагала она мне кусочки тканей нежнейших голубых и розовых оттенков.

В другое время я ужаснулась бы при виде этих светлых бросающихся в глаза тряпок. Голубое или розовое matine для меня, Таси Горяниной, с моим некрасивым лицом! Но теперь мне было как-то безразлично до всего, что не касалось моего счастья.

"Ведь если он любит меня, — думалось мне, — то уж во всяком случае, не за мою внешность. И буду я лучше или хуже того, чем я есть, он отнесся бы ко мне с одинаковым участием и добротою".

Я торопливо примеривала шерстяные и шелковые лифы, почти не замечая того, что на меня надевали, горя желанием покончить возможно скорее со всем этим неизбежным злом и возвратиться туда, в мою уютную маленькую гостиную, где он меня ждал, ходя из угла в угол своими легкими шагами.

— Ну, что, покончили с важными делами? — шутя встречал он меня.

— Скучно это! — жаловалась я.

— Но неизбежно! Что делать! Нам не пересоздать старых привычек, накопившихся за сотни лет.

Свадьбу назначили на последние дни масленицы, потому что Сергей хотел познакомить меня с деревенскою весною у себя в имении, куда мы должны были уехать после венца.

Теперь к нам часто приезжали мои подруги, т. е., нет, не подруги (подруг у меня никогда не было), а те светские барышни, которые выезжали со мною в одно время и считались моими сверстницами по бальным и концертным залам. Все они любезно улыбались мне, поздравляли меня с помолвкой и откровенно восхищались талантом моего жениха.