Лик Хаоса - Роберт Асприн

— Сегодня, когда луна будет в зените. Не пей много. — Но головы у них кружились не столько от вина, сколько от кррфа, который нюхали, насыпая маленькие щепотки в сжатые кулаки, туда, где мышцы пальцев образовывали подобие колодца. Наркотик к тому же прогонял сон: луна не скоро доберется до зенита, а им еще предстояло патрулировать улицы в поисках Мародеров, самим притворяясь мародерами. Это было совершенно невыносимо. Ему приходилось вместе со своим покойным напарником внедряться с разведывательными целями в армейские лагеря, переходить через линию фронта, проникать во дворцы, но то были гораздо более аккуратные, быстрые акции — чем это затянувшееся внедрение в Санктуарий, помойку обитаемого мира. Если бы только сегодня ночью удалось завершить операцию и можно было бы вымыться, побриться и почистить своих лошадей — тогда он принес бы Энлилю такие жертвы, о которых бог не скоро забудет.

Часом позже они верхом отправились патрулировать Лабиринт. Нико думал о том, что еще ни разу со времени того памятного дела с Верховным магом Ашкелоном и сестрой Темпуса Саймой, он не испытывал такого животного ужаса, комком застревающего в горле. Ведьма-нисибиси могла узнать его; а может, она узнала его с самого начала. Однажды он побывал уже в руках нисибиси, и скорее предпочел бы броситься на острие собственного меча, чем испытать это снова. Призрак погибшего напарника продолжал навещать его, и медитация уже не спасала от этого ужаса, как прежде.

К ним подбежал паренек, выкрикивая его имя, и большеголовый гнедой задрал свой рыжий нос и громко фыркнул, прижав уши, в ожидании команды убить или покалечить наглеца.

— Ради адских яичек Вашанки, что еще случилось? — поинтересовался Джанни.

Они находились на узкой улице; луна начинала выглядывать из-за крыш; люди захлопывали ставни и запирали двери на засовы. Нико улавливал шепот ужаса и ненависти за фасадами домов: двое верховых на этих улицах в любом случае означали беду, независимо от того, кто они были.

Юноша почти кричал, тяжело дыша: «Нико! Нико! Хозяин в отчаянии. Слава Ильсу, что я нашел тебя…» — Нико узнал его по мягким пришепетываниям кастрата — это был слуга из «Держи пиво», один из тех немногих, кого Нико считал здесь другом.

— Что стряслось? — он склонился в седле. Мальчишка поднял руку. и гнедой быстро мотнул головой, норовя укусить его. Нико треснул коня между ушей, а парень отскочил подальше. «Подойди, не бойся. Он больше не будет. Ну так что хозяин велел передать?»

— Тамзен! Тамзен ушла без охранника с… — мальчишка назвал шестерых подростков из богатейших семейств Санктуария. — Сказали, что сию минуту вернутся, но так и не пришли. Сегодня у нее праздник, а ее самой нет. Хозяин себе места не находит. Он сказал, если ты не поможешь, ему придется позвать церберов и дворцовую стражу, или пойти в казармы пасынков. Но времени нет! Нет времени! — Скулил хилый евнух.

— Успокойся, лапушка. Мы ее разыщем. Скажи хозяину, чтобы на всякий случай послал гонца к Темпусу, надо оповестить власти, это не помешает. Передай ему вот что: я сделаю все, что в моих силах, но я имею право действовать лишь как простой гражданин, не более того. Повтори.

Когда евнух повторил сказанное и убежал, Джанни подивился:

— Как ты собираешься оказаться одновременно в двух местах, Стеле? Зачем ты ему это сказал? Такие дела для солдат, а не для нас. Мы не можем пропустить встречу, ведь потом нас любая шавка облает.

— Сех! — на языке нисибиси это означало «чепуха». — Не успеешь оглянуться, как мы отыщем ее вместе с подружками. Они просто выпускают пар — жара, конец занятий и все такое. Поехали, начнем с Парка Обещание Рая.

Когда они добрались туда, над Дворцом уже показалась круглая и неестественно большая луна, ветер стих. Мысли о свидании с ведьмой беспокоили Нико, да еще Джанни продолжал жужжать на ухо: «…надо было согласовать с Критом, пусть девчонка встретит свою судьбу — наша будет ужаснее, если мы попадемся на колдовскую приманку, и никто не узнает, где и как мы пропали».

— Мы дадим о себе знать и не пойдем дальше водопада Развалин, не волнуйся, — но Джанни и не думал умолкать. Нико пытался успокоиться, настроиться на сверхчувственное восприятие и уловить след девушки в тепловом шлейфе, который оставила она и ее друзья, эхо ее слов и поступков, но беспокойство Джанни мешало сосредоточиться. Его слова, громкие и бестактные, сбивали Нико с толку каждый раз, как ему удавалось успокоиться и почувствовать энергетический след Тамзен среди множества прочих: она напоминал красно-желто-розовую пряжу, запутавшуюся в кружеве светотени.

Тамзен едва исполнилось тринадцать, но она была удивительно хороша собой, чиста и полна веселья, она любила его всем сердцем и заставила поклясться что он «дождется» ее: Нико обладал ею, хотя сначала и не собирался этого делать, и ее отец знал это. Однажды ночью обеспокоенный трактирщик встретил их, когда они шли в обнимку через парк, «И это твоя плата за дружбу и доброе отношение, Стеле?» — спросил он, — «Лучше я, чем любой из этих головорезов, моих приятелей. Я сделаю все как надо. Она уже созрела и долго не продержится», — ответил Нико, в то время как девушка переводила недоуменный взгляд с отца на солдата, который был на двенадцать лет старше ее.

Вот почему Стеле должен был отыскать ее.

Словно прочитав его мысли, Джанни выругался и заметил, что Нико не должна волновать судьба этого ребенка.

— Я не такой, как ты, и что касается женщин, то я не пью из чаши, которую уже пригубил другой мужчина, — затронул Нико деликатный вопрос: Джанни не принадлежал к Священному Союзу, его членство в братстве было неполным; как партнер он чувствовал потребность Нико в ласке и любви, но их связь была непрочной, не такой как у членов Священного Союза — Джанни угнетали как приставания других пасынков-одиночек, так и неудовлетворенные страсти Нико.

Напряженное молчание повисло между ними, и дало Стелсу возможность отыскать красный след девушки, теплый призрачный шлейф, который повел его через Лабиринт на юго-запад.

Луна взбиралась все выше и светила все ярче; Лабиринт, а за ним и Развалины обретали форму и начинали светиться собственным призрачным светом; и так ярок был этот свет, что казалось, краски дня вернулись на улицы, только с красноватым отливом, и привычные кошмары Санктуария начинали казаться еще ужаснее, чем были. Джанни видел двух проституток, дерущихся из-за клиента; видел кровь неосторожных граждан, чернеющую в сточных канавах. Цокот копыт их лошадей расчищал им дорогу, ибо Лабиринту столь же не терпелось пропустить их, как им самим выбраться из этого места, хотя Джанни и порывался иногда вмешаться во всякие стычки.