Портрет моего сердца - Патриция Кэбот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отпусти мою руку. — Мэгги старалась говорить спокойно, что давалось ей очень нелегко: она была на грани паники. — Я не шучу, Джерри.
— «Отпусти мою руку», — передразнил он. — «Слезь с меня». Разве так приветствуют старого друга, которого не видели сто лет?
— Друга? — недоверчиво фыркнула она. — С каких пор мы стали друзьями? Кажется, мы были скорее врагами.
— Это ты всегда проявляла враждебность, — с притворной обидой сказал Джереми. — Не знаю только почему. Ты превратила мою жизнь в ад, в то время как я хотел всего-навсего…
— Всего-навсего хотел властвовать над всеми. — И в свою очередь передразнила: — «Ты, Мэгги, не можешь быть капитаном пиратов. Я герцог, и капитаном пиратов буду я. Ты не возьмешь последний пирожок с вишнями, Мэгги. Я герцог, и последний пирожок полагается мне. Ты должна делать то, что я велю, Мэгги, потому что я гер…»
— Ну и что? — Он изобразил полное равнодушие. — Все равно ты никогда мне не подчинялась.
— Вот и прекрасно, что хоть кто-то не позволял тебе командовать, — не сдавалась Мэгги, — а то вырос бы противным типом, который не отпускает руку девушки, когда она его просит.
— Значит, я противный тип? — Джереми ухмыльнулся, словно она сделала ему комплимент.
Однако выпустил ее руку, продолжая глядеть на нее сверху вниз. Оценивающе, решила Мэгги. Ей было интересно, о чем он думает, хотя спрашивать она, разумеется, не стала, лишь скрестила руки на груди. Ему понравилась ее фигура, да? И он имел наглость объявить ей это прямо в лицо! Господи, Анна упала бы в обморок, услышав подобное.
Но если бы Анна к тому же прочла мысли Джереми, она бы не только упала в обморок, но и могла всерьез заболеть. Герцог проклинал себя, что в те далекие годы не обольстил младшую дочь сэра Артура Герберта. Как мог он не разглядеть ее? Как не догадался, что она превратится в такой соблазнительный розанчик? Правда, ни одна из ее сестер особой красотой не отличалась. Но Мэгги теперь… Просто находка! Никогда ему не было так весело и приятно с девушкой, которой не нужно платить. В ней чувствовалось нечто такое… раскованная дерзость, намек на то, что, хоть она недавно покинула классную комнату, ничего от школьницы в ней не было. Возможно, его приезд домой окажется не таким уж тоскливым…
Зато Мэгги этот поворот событий решительно не понравился. Среди людей, с которыми она повседневно общалась, не многие были выше ее. Она не привыкла чувствовать себя маленькой, а Джереми, нещадно гоняемый ею в детстве, теперь вызвал у нее именно такое ощущение. Хуже того, пробудил в ней даже страх. Больше всего на свете Мэгги не любила бояться, считала себя отважной, не пугалась в отличие от сестер ни высоты, ни воды, ни мышей, ни насекомых, ни запертых комнат, ни темноты. Она не знала, почему Джереми Ролингз ее пугал, но, вне всякого сомнения, испытывала какой-то внутренний трепет. С этим придется что-то делать… или признаться себе, что есть на свете нечто, чего она боится… Только неясно, внушал ли ей это чувство сам Джереми Ролингз или ощущения, которые он заставил ее испытать.
Господи! Как же он красив и обаятелен! Почему она не замечала этого раньше? Правда, ей не очень нравились мужчины-красавцы… За исключением, пожалуй, лорда Эдварда и Алистера Картрайта, мужа сестры. Красивые мужчины обычно слишком высокого мнения о себе. А Джереми имел все основания быть самодовольным, поскольку и красавец, и богаче королевы. Хотя в его случае внешность и деньги были даром Господним. Только дурак гордится полученным от Бога…
— Джереми… — начала Мэгги, глядя вдаль.
— Да? — Он выжидательно поднял брови.
— Может, ты захочешь поймать своего коня? По-моему, он убегает.
Герцог обернулся и увидел, что Король неспешной рысью двинулся к южному выгону, где паслись кобылы.
— Дьявольщина! Оставайся здесь. — Приказ был сопровожден жестом, каким йоркширские пастухи приказывают своим колли оставаться на месте. — Я сейчас вернусь.
— О, конечно.
Когда он повернулся к ней спиной, Мэгги тут же направилась к дому… Нет, она не бежала… трудно бежать, стягивая на груди расходящееся платье. К тому же она не хотела, чтобы Джереми решил, что она убегает от него… Она просто шла быстрым шагом. В тот момент отступление показалось ей наиболее разумной стратегией. Нужно привести в порядок не только платье… В голове у нее был полный сумбур, вызванный столькими непонятными ощущениями. Джереми Ролингз, ставший таким же мужественным и сильным, как деревенские кузнецы, которыми она восхищалась издали… Джереми Ролингз, глядевший на нее с вожделением в глазах, которые она всегда считала тусклыми, а теперь они сверкали, как материнский серебряный чайник. Джереми Ролингз, который был выше ее ростом!
Что сделалось с ее привычным миром?
Сразу переварить все эти изменения Мэгги просто не могла. Она привыкла к тихой сельской жизни и не знала, как реагировать на подобный поворот событий. Ей нужно время на размышления, чтобы прийти в себя, чтобы решить, как справиться с потрясшим ее открытием, — она испугалась Джереми Ролингза.
Но попытка улизнуть не удалась. Едва завернув за угол трехэтажного дома, она услышала свое имя. Боже! И голос у него изменился! Мэгги замерла, подняла глаза к небу, словно прося Господнего ободрения, затем медленно обернулась.
— Куда ты направилась? — В голосе Джереми звучала веселая насмешка. Так он обращался к ней после какой-либо из ее бесчисленных проделок.
— Никуда. В дом, поискать пуговицу, — сказала она, тут же обругав себя. «Блестящий ответ, Мэгги…»
— Пойдем со мной.
Он поймал Короля и стоял, часто дыша от напряжения. Шляпу он потерял, когда упал с лошади, черные волосы отливают синевой на солнце, галстук распущен, и у горла виднеется черная курчавая поросль. По мнению Мэгги, он выглядел необыкновенно красивым. Даже чересчур!
— Ну-у… — протянула она. Обычно ей с трудом удавалось молчать, но теперь слова не выговаривались. — Нет. Я не могу. Мне надо идти…
— Проводи меня. Я только отведу этого зверя в конюшню, — ухмыльнулся Джерри, словно ее смущение было самым занятным на свете. — А потом мы пойдем в дом и поищем для тебя пуговицу.
— Джереми, я не могу. Матушка…
— К черту твою матушку. — Серебристые глаза вызывающе блеснули, ухмылка стала еще шире. — Чего ты боишься?
— Ничего, — слишком быстро выговорила она.
— Ты ведь не боишься меня?
— Разумеется, нет.
— А ты не врешь, Мэгги?
— Нет…
Ухмылка сменилась ослепительной улыбкой, сверкнул ряд белоснежных зубов.
— Я и не сомневался. Идем скорее. — Он предложил ей свободную руку. — Погуляем. Я хочу услышать обо всем, что ты делала и как провела эти пять лет. Совершенно очевидно, что ты продолжаешь рисовать. А чем еще занимаешься?