Вдоль каштановой аллеи (сборник) - Анастасия Куницкая

– Потанцуем?

5. До весны

Зимой наших чувств бывает отчаянно холодно, а до весны еще далеко. Но и посреди зимы порой расцветают подснежники, даря предвкушение счастья.

Они познакомились на дискотеке, в городе белых ночей и взмывающих к небу мостов, в тесной духоте ночного клуба. Таня пришла одна. Дома осталась дочь и раскромсанная, поруганная семейная жизнь. Ей хотелось счастья, простого и ясного, но оно всё медлило с приходом, как северная весна.

Таня сидела у стойки бара, потягивала «Маргариту» и курила сигарету за сигаретой. Вокруг путались растерянно-одинокие, нарочито веселые девушки и мужчины. Фальшивые улыбки, неверные движения, просящиеся из декольте груди, рыщущие взгляды, мутные глаза. Это так разительно отличалось от рок-н-ролльного клуба ее юности с царящим там братством счастливых свободных людей, где отплясывали горячо и страстно, где весело раскачивались в такт живой музыке, звеня пивными кружками за длинными столами!

Таня уже подумывала уйти, как слева от нее обозначилось лицо. На нее глядели два умных ироничных глаза с едва уловимой потаенной маетой. Они не были улыбчивы, эти глаза, их не покрывала привычно-масляная пленка похоти. Они просто и ясно смотрели на Таню, немного пытливо, слегка печально.

– Женя, – представилось лицо.

– Таня, – ответила Таня.

– Вы здесь давно? Хотите что-нибудь выпить?

– Я уже ухожу, – она пожала плечами.

– А вы не уходите! Мы будем говорить.

И она не ушла, и они стали говорить. Почему-то о политике, в которой Таня ничегошеньки не смыслила. И что-то там, как теперь говорят, «за жизнь». И всякую чепуху, в которой неожиданно, как в темном чулане из Таниного детства, где отец колдовал над негативами, стали проявляться и форма, и содержание, и цвет.

Им было приветливо и уютно вдвоем, как подснежникам под пушистым снежным покрывалом. И тогда они вырвались из тесноты чужих душ и пошли гулять по городу. По светлому, умытому и радостному проспекту, среди ярких реклам, упоительно качающихся на ветру фонарей и новеньких фасадов старинных особняков. В этом городе хотелось целоваться. Безудержно, юно, наотмашь! И они целовались. А оторвавшись, с наивным восторгом смотрели глаза в глаза и снова и снова целовались.

Они летели! Над Невой и каналами, над Дворцовой и Петропавловкой, над Ростральными колоннами и Биржей. Их тела взмывали вместе со светящимися мостами, и казалось, будто они и сами лучатся изнутри, подсвеченные миллиардами крохотных огоньков. Ночи не было, был только свет. Светло и празднично, как в Рождество.

На следующее утро они проснулись, глядя друг другу в самую сердцевину цветочных глаз. И снова взмыли. От головокруженья хотелось остановить Землю. Это был их первый день. Их Рождество.

И еще целых три дня. Три долгих, как весна, лето и осень, дня, наполненных цветением садов, грибными дождями и золотыми листьями. Они купались друг в друге как в горном ключе, тонули в глубине ночного неба, щедро одаривая мерцающими звездами.

Что случилось другим утром, когда их внезапно затянуло тонкой коркой льда и они съежились от набегающего на обнаженные тела и души холода, объяснить было нельзя. Не было таких слов. Но им вдруг отчаянно захотелось согреться поодиночке, кутаясь в одежды отчуждения.

Они стали подолгу молчать, помногу курить, отклонив плечи в сторону. Она вдруг заметила его сутулую спину, он – ее сгорбленную судьбу. Им стало мучительно от этой их согбенности, от непервичности их встречи. На поверхности тел обширной коростой выступило все их прошлое, которое уже невозможно свести: намертво вшитое, встроенное, вписанное в скрижали их растерянных душ.

Это продолжалось еще пару дней. Они ежились, кутались, их все больше заносило. Надвигалась снежная буря. Она разразилась под вечер шестого дня. Таня плакала, колючие слезы жгли щеки и руки, прожигали нутро. Женя просто заледенел, все чувства его сковало вселенским холодом. И не было никакого выхода. Оба понимали, что им точно вместе не дожить до весны.

Они еще несколько раз схватили губами холодный воздух и, отчаянно вскрикнув, метнулись друг от друга прочь. Снежная лавина жадно поглотила их до поры.

Конец ознакомительного фрагмента.