Женщина, вечная девочка… (сборник) - Римма Казакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свои
Памяти Володи Корнилова
1.
Простите все, кого люблю,с кем я бывала невнимательна, –свои! – то ласково, то матерно,то – до небес, а то – к нулю.
Когда я буду в дальнем, том,где судит только Бог повинного,откроете – потом, потом! –на все любовь меня подвигнула.
И если опыт мой ценим,не вслед, рыданьями напрасными –при жизни именно к своимвы будьте бережны и ласковы!
2.
Отчего этот воздух так горек и кисл,отчего сквозь прикрытые векиоткрывается суть, открывается смысл –для того, чтоб закрыться навеки?
Но шумит надо мной, за спиной пара крыл,отвергая опоры, перила,для того, чтобы то, что ты мне приоткрыл,для себя до конца я открыла.
«Я не согласна с нею…»
Памяти Ю.Д.
Я не согласна с нею.Зачем она ушла?Она была сложнее,нежней, чем я, была.
Сама за край предела,хоть это и грешно,ушла, не захотеладосматривать кино.
А для меня – не пытка,что время бьёт и злит,Я больше любопытна,чем опыт мне велит.
Нескладно и накладно…Но я в который разпрошу судьбу: «Ну, ладно, –ещё один сеанс!»
И шаг несу упругок неясной цели той…Прости меня, подруга,под вечною плитой.
«У вдов друзей…»
У вдов друзейпечальное житье.От этой доли некуда деваться:век помнить назначение свое –писательской женою оставаться.Она тогда сияла и цвела –особая порода, племя, раса.При старом муже девочкой была,теперь сама стара и седовласа.Когда их соберется больше двух,неважно, что мы их героев хаем,они стихи мужей читают вслух,их прозу поминают с придыханьем.Восходят позабытые слова.Вдова больных и светлых слез не прячет!И я – вдова,и я еще жива.А обо мне хоть кто-нибудь заплачет?
Защищаюсь
Р. Рудашевскому
С пестротой своей жанровойвремя нас не голубит,век упрямо не жалует…А сосед меня любит!
То есть, как и желаемо,нет добрей и верней.И ключи я дала емуот квартиры моей.
А еще продавщицаиз отдела молочногоо концерт причаститьсяжаждет так озабоченно.
Я ей выдам билетик,подарю свою книжкуи ничем не унижув барахолке столетья.
А еще эти птицы –на балконном перильце.Да и небо: до мига –неоткрытая книга.
В общем, Бог с ним, и с веком,и со временем тоже.Ведь себя человекомощущаю я все же.
И в карман опустевшийдень червонцев нарубит.И земля еще держит.И сосед меня любит!
«Погода измениться может…»
Погода измениться может,пока же небу мой приветза то, что и дождём не мочит,и снегопада тоже нет,
за то, что не смиренный норовпокуда быть собою ради – ни заслуженных наград,ни незаслуженных укоров…
«Хоть зла судьба к поэту…»
Хоть зла судьба к поэту,хоть добра,его душа –не перекати-поле.Поэту подобает худоба:сгорают углеводы в топках боли.
Пылая, душит дымом материквзволнованных вопросов без ответов…Я не про тех, кто рифмы мастерит,я не про стихотворцев –про поэтов.
А слов, как дров, мир наготовил впрок.Но за чертой, где на шкале:«Довольно!» –ты в прежнем платье,в маскхалате строк.Поймут ли,что тебе и вправду больно!
«Слова звучат, но больше, чем слышны…»
Слова звучат, но больше, чем слышны.И все же каковы – гадаю снова –пропорции, в которых сведеныв необходимый сплав судьба и слово?Не убедят, втоптавши слово в грязь,принизив непреложностью событий…Судьба и слово – связанность, не связь,и друг от друга силой не отбить их.И нужно говорить не обо всем,и тот, влекущий нас в неосторожностьсосуд, в котором жизнь свою несем,до времени до дна не опорожнить
«Не говори за двоих…»
Не говори за двоих,радуясь самонадеянно;что-то сбылось, что-то сделано,но обернется ли тем оно,что в сновиденьях твоих?
И, по себе не судя,не предрекай, что получится,а отвечай за себя,чтоб за обоих не мучиться…
Было – да, видно, ушло.Кончилась радость пернатая,жизнью разрублено надвоеэто двойное тепло.
Сопротивляется стих,мечется, не соглашается,но обреченно решаетсяне говорить за двоих.
Кто это все разберет?Горечью счастье приправлено.Вот говорю за народ –и полагаю, что правильно.
Вот говорю за людей,не отстранюсь неприкаянно,верую непререкаемо:это – святого святей.
Слово метну, как стрелу,в точку устами отверстыми.Может, когда за страну, –взвешенней все и ответственней?
Может быть, если за всехза упокой или здравица,это – сверхвера и сверх —беспрекословноеравенство!
Как от себя, от своих –вон куда дерзностно целила! –от человечества целого…Но не вещай за двоих.
В долг себе это вменя,требую в трезвом прозрении,чтобы и вы за меняне говорили, посредники.
Слышишь, и ты не греши! –ты, с кем в счастливом сражении,и за двоих не реши:кто потерпел поражение.
Жизнь, восхитив и пленя,сердце обманом не выстуди,не говори за меня,дай мне самой себя высказать!
…Чуден тот миг был, да лих!Только ведь с благоговениемвспомнишь, что хоть бы мгновениемсказано все за двоих.
«Наше дело – донорство…»
Наше дело – донорство,сколько ни отдашь,выплеснуть до донышкадушу – страсть и блажь.
Пусть не удостоитсяи хвалы подчас,иссушает донорство,истощает нас, –
но воздастся стояще!Пустоту утратнаше дело, донорство,возместит стократ.
Вновь кому-то стонется,кто-то бьёт в набат…Наше дело – донорство,милосердный брат.
Это – не трюкачество,не игра в слова,если кровь выкачиватьи – дыша едва.
Жизнь шумит и строится.Свой у всех удел.Наше дело – донорствосреди прочих дел.
«Зачем искать примету…»
Зачем искать приметуконца былых дорог?Вопит на всю планету:«Дорогу Интернету!Да будут рэп и рок!..»
Компьютерное иго.Машинный наворот.Дискеты, файлы, игры…Счастливые вериги –или наоборот?
И всё, что мы умели,пора забыть, уйти?И, мол, мели, Емеля,на сайте, на эмэйлетори свои пути?
И ад свечой потухшей,победный через край,летит, терзая уши,и веселит, и душиттот электронный рай…
Я принимаю этоне как беду и крах.Но всё же в сердце где-то –чуть слышная примета,какой-то новый страх.
Смотрю вокруг с придиркой:как изменился день!Он занялся притиркойк себе природы дикой,замшелых деревень,
понятий старомодных,мистических берёз,дремучих душ голодных,пока ещё свободных…Мне жаль всего до слёз!
Но на скамейке садапод оком синевы,где бодрая осададеревьев и травы,
там силуэт маячит…Нет, вроде я не сплю:читает книгу мальчик.Читает книгу мальчик!И я его люблю!..
«По праву суда посвященных впервой…»
По праву суда посвященных впервойнас младшие судят сурово.Мы вытерпим это, мой друг боевой.Пусть дразнится юная свора!
Им наши промашки не раз повторять,как мы стариков повторяли.Им нечего в жизни еще потерять,а мы, что могли, потеряли.
И равенство это, что скрыто внутрираздора святого предмета,тревожным крылом их весенней зарикасается нашего лета.
Снимает повинность на время пенятьс его маетою и маем…Пусть этого им до поры не понять,довольно, что мы понимаем.
Купонов и мы, как они, не стрижем.Дорога нас не укачала.Мы в дальнем пути обросли багажом,но жизнь, как и раньше, – с начала.
«Неужели я все написала…»
Неужели я все написала,искромсала всю жизнь на куски?То печаль… То тоска наползала.Ни печали уже, ни тоски.
Но и радости нет почему-то.Видно, радость – печали сестра.Я немного надеюсь на чудо,а особенно – рано с утра.
Трудно с чувством конца примириться.Боль уже чуть слышна, но остра.Я за жизнь буду биться, молиться!И особенно – рано с утра…
Родная речь
